явно более молодых мужчин, курьеров Эмилито и Хуана Тумы; и, наконец,
группа молодых южных женщин, которые казались родственницами друг друга,
Марты и Терезы. В другое время этот мир казался состоящим из четырех
отдельных домов, расположенных весьма далеко один от другого в различных
районах мексики. Один был составлен из двух западных женщин Зулейки и
Зойлы, Сильвио Мануэля и их курьера Марты. Второй состоял из восточных
женщин Кармелы и Гермелинды, Висенте и их курьера Хуана Тумы. Еще один из
южных женщин Сесилии и Делии, курьера дона Хуана Эмелито и курьера Терезы.
Последний - из северных женщин Нелиды и Флоринды и дона Хенаро.
Согласно дону Хуану, его мир не имел такой гармонии и равновесия, как
у его бенефактора. Единственные две женщины, которые полностью
уравновешивали друг друга и выглядели, как две двойняшки, были его
северные воины Нелида и Флоринда. Нелида однажды в случайном разговоре
рассказала мне, что они так похожи, что даже группа крови у них
одинаковая.
Для меня одним из самых приятных сюрпризов в наших взаимоотношениях
явилась трансформация Зулейки и Зойлы, которые показались мне столь
отвратительными при первом знакомстве. Они оказались, как и говорил дон
Хуан, самыми трезвыми и преданными своему делу воинами, каких только можно
было себе представить. Я не мог поверить своим глазам, когда увидел их
вновь. Их период безумия прошел и они выглядели хорошо одетыми
мексиканскими дамами, высокими, темными и мускулистыми, со сверкающими
темными глазами, подобными осколкам блестящего черного обсидиана. Они
смеялись и подшучивали надо мной по поводу того, что произошло в ночь
нашей первой встречи, как если бы участниками там были другие, а сами они
не имели к этому никакого отношения. Я легко мог представить себе кошмар
дона Хуана с западными воинами его бенефактора. Я абсолютно не мог себе
поверить, что Зулейка и Зойла могут превращаться в тех невыносимых
тошнотворных существ, которых я встретил в первый раз. Мне пришлось потом
неоднократно быть свидетелем их метаморфоз, однако я никогда не мог судить
о них так сурово, как делал это при нашей первой встрече. Их выходки
вызывали у меня потом главным образом печаль.
Но самым большим сюрпризом для меня оказался Сильвио Мануэль. В
темноте нашей первой встречи я представлял его себе внушительным мужчиной,
сверхсильным гигантом. На самом деле он был малюткой, хотя и ширококостным
малюткой. Его тело было телом жокея - небольшое, но очень
пропорциональное. Мне он показался похожим на гимнаста. Его физический
контроль над телом был таким замечательным, что он мог, как лягушка,
раздуться почти вдвое толще, чем был на самом деле, сокращая все мышцы
своего тела. Он делал поразительные демонстрации того, как он мог
разъединять свои суставы и ставить их на место без малейших признаков
боли. Глядя на Сильвио Мануэля, я всегда испытывал глубокое, в чем-то
незнакомое чувство страха. Мне он казался похожим на выходца из другого
времени. Окраска его кожи была темной, как у бронзовой статуи. Черты его
лица были острыми; его горбатый нос, толстые губы и широко расставленные
щелочки глаз делали его похожим на стилизованную фреску майя. Большую
часть дня он был дружелюбным и теплым, но как только сгущались сумерки, он
становился неизмеримо далеким. Его голос изменялся. Он садился в темном
углу и позволял темноте поглотить себя. Все, что оставалось от него видно,
- это его левый глаз, который оставался открытым и приобретал странное
сияние, подобно глазам кошек.
Второй темой, которая всплыла в процессе наших общений с воинами дона
Хуана, был вопрос о контролируемой глупости. Дон Хуан однажды дал мне
краткие объяснения, когда рассказывал о двух категориях, на которые по
правилу делятся все женские воины, сновидящие и сталкеры. Он сказал, что
все члены его партии применяют искусство сновидения и искусство красться
как часть своей повседневной жизни, но те женщины, которые являются
светилом сновидящих, и те, что являются светилом сталкеров, - это главные
авторитеты в соответствующей деятельности. Сталкеры - это те, кто берет на
себя заботы повседневного мира. Они ведут все дела и именно они имеют дело
с людьми. Все, что как-либо относится к миру обычных дел, проходит через
них. Сталкеры практикуют контролируемую глупость точно так же, как
сновидящие практикуют искусство сновидения. Другими словами,
контролируемая глупость является основой искусства сталкеров, как сны
являются основой искусства сновидения. Дон Хуан сказал, что вообще самое
большое достижение воина во втором внимании - это искусство сновидения, а
самое большое его достижение в первом внимании - это искусство красться,
искусство сталкинга. Я неправильно понял то, что делали по отношению ко
мне воины дона Хуана при нашей первой встрече. Я принял их действия за
трюкачество и это мнение так бы и осталось у меня до сего дня, если бы не
идея контролируемой глупости. Дон Хуан сказал, что их действия со мной
были мастерскими уроками в искусстве сталкинга. Он сказал мне, что этому
искусству обучал его бенефактор раньше, чем чему-либо другому. Чтобы
выжить среди воинов своего бенефактора, ему приходилось учиться этому
искусству быстро. В моем случае, по его словам, поскольку мне не пришлось
сталкиваться постоянно с его воинами, я был вынужден сначала учиться
сновидению. Когда настанет нужный момент, на свет выйдет Флоринда и введет
меня в сложности искусства красться. Никто другой не может разговаривать
со мной об этом обдуманно, - они могут только давать мне прямые
демонстрации, что они и делали при нашей первой встрече. Дон Хуан подробно
объяснил мне, что Флоринда является одним из самых выдающихся практиков
искусства красться, поскольку она была обучена каждой тонкости этого
искусства его бенефактора и его четырьмя женскими воинами-сталкерами.
Флоринда была первым женским воином, попавшим в мир дона Хуана, и из-за
этого она станет моим личным проводником не только в искусстве красться,
но и в загадку третьего внимания, если я когда-нибудь туда попаду. Дон
Хуан не углублялся далее в этот вопрос. Он сказал, что все это подождет до
тех пор, пока я не буду готов сначала учиться искусству красться, а затем
войти в третье внимание. Он говорил, что его бенефактор тратил добавочное
время с ним и с другими воинами на все, что относилось к овладению
мастерством сталкинга. Он применял сложные розыгрыши, чтобы создать
подходящий контекст для гармоничного соответствия между буквой правила и
поведением воина в повседневном мире, когда он взаимодействует с людьми.
Он считал это единственным способом убедить их в том, что при отсутствии
самомнения есть только один способ, которым воин может взаимодействовать с
социальной средой - это контролируемая глупость. Разрабатывая свои
ситуации, бенефактор дона Хуана сталкивал обычно действия людей и действия
воинов с требованиями правила, а затем отходил в сторону и позволял
естественной драме разворачиваться самостоятельно. Глупость людей
некоторое время занимает главенствующее положение и вовлекает в свое
течение воинов, как и полагается по естественному ходу событий, но в конце
обязательно бывает побеждена более широким планом правила.
Дон Хуан рассказывал, что сначала он противился контролю своего
бенефактора над игроками в ситуациях. Он даже высказывал это ему в лицо.
Его бенефактора это не задело. Он возразил, что его контроль - не более,
как иллюзия, созданная орлом. Он только неуязвимый воин, и его действия -
не более, как смиренная попытка отразить, как в зеркале, орла.
Дон Хуан сказал, что та сила, с которой его бенефактор приводил в
исполнение свои разработки, исходила из его знания того, что орел реален и
конечен и что все, что делают люди, является абсолютной глупостью. То и
другое вместе составляет источник контролируемой глупости, которую
бенефактор дона Хуана описывал как единственный мостик между глупостью
людей и тем, что диктует орел.
11. ЖЕНЩИНА-НАГВАЛЬ
Дон Хуан говорил, что когда он был помещен под надзор двух западных
женщин, чтобы те его очистили, он был также поставлен под руководство
северной женщины, сравнимой с Флориндой, - сталкером номер один, которая
обучала его принципам этого искусства. Она и его бенефактор дали ему
настоящие средства для того, чтобы взять его под опеку трех мужских
воинов, одного курьера и четырех воинов-сталкеров, которые должны были
составить его партию.
Восемь женщин-видящих из группы его бенефактора выискивали
отличительные конфигурации светимости и не встретили никаких затруднений в
поисках мужских и женских воинов для партии дона Хуана. Дону Хуану
оставалось применять на практике принципы сталкинга и взять их под свое
крыло.
Первым воином явился Висенте. У дона Хуана не хватало мастерства в
искусстве красться, чтобы завлечь его. Его бенефактор и северный сталкинг
были вынуждены проделать основную работу. Затем пришел Сильвио Мануэль,
потом Хенаро и наконец Эмилито, курьер.
Флоринда была первым женским воином, за ней последовали Зойла и
Делия, а потом Кармела.
Дон Хуан сказал, что его бенефактор непреклонно настаивал, чтобы все
взаимодействие с миром шло в терминах контролируемой глупости. Конечным
результатом явилась потрясающая команда воинов, которая обдумывала и
выполняла самые сложные задачи.
Когда все они достигли определенного мастерства в искусстве красться,
его бенефактор решил время найти для них женщину-нагваль. Придерживаясь
своей политики - помогать каждому действовать самостоятельно, он не спешил
вводить ее в их мир не только до тех пор, пока они не стали
мастерами-сталкерами, но и пока дон Хуан не научился видеть. Хотя дон Хуан
и жалел о времени, потраченном на выжидание, он признавал, что их
совместное усилие в том, чтобы заполучить ее, создало более крепкие узы
между ними. Оно влило вторую жизнь в их решение посвятить себя поиску
собственной свободы.
Его бенефактор начал развертывать свою стратегию по вовлечению в
группу женщины-нагваль с того, что стал преданным католиком. Он
потребовал, чтобы дон Хуан, будучи наследником его знания, вел себя, как
его сын, и ходил в церковь вместе с ним. Он водил его к мессе почти
ежедневно. Дон Хуан говорил, что его бенефактор, будучи очень
привлекательным и разговорчивым, знакомил его в церкви со всеми, как
своего сына, продолжателя рода.
Дон Хуан, по его собственным словам, в то время неотесанный
деревенщина, был подавлен тем, что оказавшись в обществе, был вынужден
разговаривать и рассказывать о себе. Он утешал себя мыслью, что у его
бенефактора должны быть высшие причины для всего, что он делает. Он
попытался, наблюдая за ним, определить, что это за причины. Действия его
бенефактора были постоянны и казались совершенно открытыми. Как образцовый
католик, он завоевал расположение множества людей, в особенности самого
ксендза, который оказывал ему большое доверие, считая своим другом и
доверенным лицом. Дон Хуан не мог себе представить, зачем ему все это
нужно. Ему даже пришла в голову мысль, что, возможно, его бенефактор
искренне принял католицизм. Он еще не понимал того, что воин никогда не
теряет ума, - ни при каких обстоятельствах.
Недовольство дона Хуана вынужденным посещением церкви прошло, когда
его бенефактор стал знакомить его с дочерьми тех людей, с которыми он уже
