слитыми, пока что-то не разорвало нашу связь. Я ощутил приказ осмотреть
окрестности. Посмотрев, я ясно вспомнил, что уже видел все это раньше. Нас
окружали небольшие круглые холмики, очень походившие на песчаные дюны. Они
были вокруг нас во всех направлениях, насколько охватывал глаз. Казалось,
они состояли из чего-то вроде светло-желтого песчаника или круглых
крупинок серы. Небо было того же цвета и выглядело очень низким, давящим.
В некоторых местах с неба свисали клочья желтоватого тумана или каких-то
желтых испарений.
Тут я заметил, что мы с Гордой дышим как-будто нормально. Я не мог
пощупать свою грудь руками, но чувствовал, как она вздымалась при вдохе.
Желтые испарения, очевидно, не вредили нам.
Мы вместе начали двигаться. Медленно, осторожно. Через несколько
шагов я очень устал. Горда тоже. Мы скользили над самой землей, и
очевидно, подобный способ передвижения был очень утомительным для нашего
второго внимания - он требовал чрезвычайной степени концентрации. Мы не
подражали намеренно нашей обычной ходьбе, но результат был такой, как
будто именно этим мы и занимались. Движение требовало зарядов энергии,
чего-то вроде микровзрывов, с паузами между ними. У нас не было другой
цели, кроме самого движения, поэтому в конце концов мы остановились.
Горда заговорила со мной таким слабым голосом, что он был едва
слышен. Она сказала, что мы неразумно идем в сторону большей тяжести и что
если мы будем продолжать идти туда, то давление станет столь велико, что
мы погибнем.
Автоматически мы повернулись и пошли в том направлении, откуда шли,
но чувство усталости нас не оставляло. Мы оба настолько выдохлись, что
больше не могли удерживаться в стоячем положении. Мы повалились на землю и
непроизвольно приняли позу сновидения.
Я мгновенно проснулся у себя в комнате. Горда проснулась у себя в
спальне.
Первое, что я сказал ей после пробуждения, это что я уже бывал в этой
пересеченной местности несколько раз раньше. Я видел ее по крайней мере в
двух аспектах: совершенно плоской и покрытой маленькими дюноподобными
холмиками. Пока я разговаривал, мне пришло в голову, что я даже не стал
уточнять, видели ли мы одну и ту же картину. Остановившись, я сказал, что
позволил себе увлечься собственным возбуждением, и приступил к описанию
того, что видел, как если бы мы сравнивали свои впечатления от совместной
воскресной прогулки.
- Слишком поздно, чтобы мы вели между собой подобные разговоры, -
сказала она со вздохом, - но если это сделает тебя счастливым, я расскажу
тебе то, что я видела.
Она терпеливо описала все, что мы видели, говорили и делали. Она
сказала, что тоже бывала раньше в этой пустынной местности и что она знает
наверняка - эта земля не принадлежит людям, - это пространство между этим
миром и тем, другим.
- Это пространство между параллельными линиями, - продолжала она. -
мы можем приходить туда в сновидении, но для того, чтобы покинуть этот мир
и пройти в тот, нам надо пройти через эту область со всем своим телом
целиком.
Я ощутил озноб при мысли о том, чтобы войти в это странное место в
этом физическом теле.
- Мы с тобой уже были там вместе в наших физических телах, -
продолжала Горда. - разве ты не помнишь?
Я сказал, что все, что могу вспомнить, так это что я дважды видел уже
этот ландшафт под руководством дона Хуана.
Оба раза я отбрасывал этот опыт потому, что он следовал за приемом
внутрь галлюциногенных растений. Следуя своему рассудку, я рассматривал
этот опыт как совершенно частные видения, а не как достоверные явления. Я
не помнил, чтобы когда-нибудь при других обстоятельствах видел этот
ландшафт.
- Когда мы с тобой попадали туда в наших телах? - спросил я.
- Не знаю, - сказала она, - смутная память об этом просто мелькнула у
меня в голове, когда ты сказал, что видел этот ландшафт раньше. Я полагаю,
что теперь твоя очередь помочь мне закончить то, что я начала вспоминать.
Я не могу пока на этом сфокусироваться, но припоминаю, что Сильвио Мануэль
брал женщину-нагваль, тебя и меня в это пустынное место, но я не знаю,
зачем он брал нас туда. Мы не были тогда в сновидении.
Я уже не слышал, что она говорила дальше. Мой ум стал настраиваться
на что-то, пока еще не произносимое. Я постарался привести свои мысли в
порядок. Они бесцельно разбредались. На секунду я почувствовал, будто
вновь вернул годы и то время, когда не мог останавливать свой внутренний
диалог. Затем туман стал рассеиваться. Мои мысли пришли в порядок без
моего сознательного вмешательства, и в результате всплыли законченные
воспоминания о событии, которое я уже частично припоминал в одной из трех
бесформенных вспышек памяти, которые у меня бывали. Горда была права: нас
уже брали однажды в область, которую дон Хуан называл "чистилищем", взяв
этот термин, как очевидно, из религиозной догмы. Я знал, что Горда была
права и в том, что мы были там не в сновидении.
В тот раз по просьбе Сильвио Мануэля дон Хуан собрал вместе
женщину-нагваль, Горду и меня. Дон Хуан объяснил мне, что причиной нашего
сбора послужило то, что я своими собственными средствами, неосознанно,
вошел в особое состояние осознания, которое явилось самой тонкой формой
внимания. Я уже входил в это состояние, которое дон Хуан называл "левое
левой стороны", но на слишком короткое время и всегда с его помощью. Одной
из основных его черт, - той, которая представляла наибольшее значение для
всех нас, связанных с доном Хуаном, было то, что в этом состоянии мы могли
воспринимать колоссальную массу желтоватого тумана, нечто такое, что дон
Хуан называл "стеной тумана".
Всегда, когда я мог ее воспринимать, она находилась справа от меня,
распространяясь вперед от горизонта и вверх до бесконечности, разделяя мир
надвое.
Стена тумана поворачивалась или направо или налево, когда я
поворачивал голову, поэтому я никогда не имел возможности повернуться к
ней лицом.
В тот день, о котором идет речь, и дон Хуан, и Сильвио Мануэль
говорили со мной о стене тумана. Я помню, что, окончив говорить, Сильвио
Мануэль схватил Горду за загривок, как если бы она была котенком, и исчез
с ней в массе тумана. У меня была доля секунды, чтобы увидеть их
исчезновение, потому что дон Хуан каким-то образом добился того, что я был
повернут лицом к туману, и уже следующее, что я видел, была пустынная
равнина. Дон Хуан, Сильвио Мануэль, женщинанагваль и Горда тоже были там.
Меня не интересовало, что они делают; я был занят неприятнейшим и
угрожающим ощущением придавленности, усталости, сводящей с ума
затрудненностью дыхания. Я ощущал, что стою внутри душной желтой пещеры с
низким потолком. Физическое ощущение давления стало таким сильным, что я
больше не мог дышать. Казалось, что все мои физические функции
остановились. Я уже не мог чувствовать ни одну из частей своего тела, но
все еще мог двигаться, ходить, поднимать руки, поворачивать голову. Я
положил руки на бедра, но ни бедра, ни ладони ничего не чувствовали. Мои
руки и ноги зрительно были здесь, но наощупь отсутствовали.
Движимый безграничным страхом, который я ощущал, я схватил
женщину-нагваль за руку и сбил ее с ног, но толкнула ее не моя мускульная
сила. Это была сила, которая хранилась не в моих мышцах, не в скелете, а в
центре моего тела.
Захотев опробовать эту силу еще раз, я схватил Горду. Она повалилась
на землю от моего рывка. Тут я понял, что энергия, которой я их сбил,
исходит из стержневого протуберанца, который действует на них, как
щупальце. Оно балансировало у центра моего тела. Все это заняло лишь
секунду. В следующий момент я уже опять вернулся к своему физическому
дискомфорту и страху.
Я посмотрел на Сильвио Мануэля с молчаливой просьбой о помощи.
Ответный его взгляд показал мне, что я пропал: его глаза были холодны и
безразличны.
Дон Хуан отвернулся от меня, и я затрясся изнутри от невыразимого
физического ужаса. Мне казалось, что кровь в моем теле кипит, - не потому,
что я чувствовал жару, а потому, что внутреннее давление приближалось к
точке взрыва.
Дон Хуан приказал мне расслабиться и отдаться смерти. Он сказал, что
я останусь здесь, пока не умру, и что у меня есть шанс умереть мирно, если
я сделаю сверхусилие и позволю своему страху завладеть мною, или я умру в
агонии, если стану с ним бороться.
Сильвио Мануэль заговорил со мной, что он делал очень редко. Он
сказал, что энергия, необходимая мне для того, чтобы принять мой ужас,
находится в центре моего тела, и что единственным способом добиться
успеха, будет сдаться, не сдаваясь.
Женщина-нагваль и Горда были совершенно спокойны. Я был тут
единственным умирающим. Сильвио Мануэль сказал, что судя по тому, как я
теряю энергию, мой конец отделяют какие-то мгновения и что я могу считать
себя уже мертвым.
Дон Хуан сделал знак женщине-нагваль и Горде следовать за ним. Они
повернулись ко мне спиной. Я не видел, что еще они делали. Я почувствовал
мощную вибрацию, идущую сквозь меня. Я решил, что это мои смертные
судороги. Моя борьба окончилась. Меня больше ничего не тревожило. Я
отдался тому неодолимому ужасу, который меня убивал. Мое тело или
образование, которое я считал своим телом, расслабилось, отдав себя
смерти. Как только я позволил давящему ужасу войти, или пожалуй, выйти из
меня, я почувствовал и увидел, как давящий тяжелый туман или беловатое
испарение на фоне сернисто-желтого окружения покидает мое тело.
Дон Хуан вернулся ко мне обратно и с любопытством осмотрел мое тело.
Сильвио Мануэль отошел, опять схватил Горду за загривок, и я ясно
видел, как он швырнул ее, словно огромную тряпичную куклу, в массу тумана.
Затем он вошел туда сам и исчез.
Женщина-нагваль сделала мне жест, приглашая меня войти в туман. Я
двинулся к ней, но прежде, чем я подошел, дон Хуан дал мне мощный толчок в
спину, который понес меня через толстую стену тумана. Я нигде не
задержался и, проскочив стену, упал на землю в повседневном мире.
Горда вспомнила все это событие, когда я рассказывал ей его. Затем
она добавила еще детали.
- Мы с женщиной-нагваль не боялись за твою жизнь, - сказала она. -
нагваль говорил нам, что тебя надо заставить отпустить все, за что ты
держишься, но что тут ничего нет нового. Каждого воина-мужчину нужно
заставлять страхом.
Сильвио Мануэль уже протаскивал меня через эту стену трижды, чтобы я
научилась расслабляться. Он сказал, что если ты увидишь, что я чувствую
себя там свободно, то на тебя это окажет впечатление. Так и было: ты
сдался и расслабился.
- Тебе тоже было трудно научиться расслабляться? - спросил я.
- Нет, у женщин с этим проще, - сказал она. - в этом наше
преимущество. Проблема лишь в том, что нас надо протаскивать сквозь туман,
- мы не можем сделать это самостоятельно.
- Но почему, Горда? - спросил я.
- Надо быть очень тяжелым, чтобы пройти туман, а женщина легкая, -
сказала она. - фактически, слишком легкая.
- А как насчет женщины-нагваль? Я не видел, чтобы ее кто-нибудь
протаскивал, спросил я.
- Женщина-нагваль была особенной, - сказала Горда. - она все могла
самостоятельно. Она могла взять туда меня или тебя. Она могла пройти через
ту долину, которая, как говорил нагваль, обязательна для путников, идущих
в неизвестное.
- Почему женщина-нагваль пошла туда со мной? - спросил я.
- Сильвио Мануэль взял нас, чтобы поддержать тебя, - сказала она. -
Он считал, что тебе нужна защита двух женских и двух мужских
