них примерно так же, как первая живая клетка на Земле отличается от нас,
возникли в результате подобного явления сверхпроводимости. Какой-
нибудь железо никелевый кристалл мог оказаться на мертвой планете в
электромагнитном поле со сложной и ускоренной амплитудой колебаний,
и в нем родилось нечто вроде электрической жизни. Если допустить эту
возможность, дальнейшая эволюция мисликов станет такой же понятной,
как эволюция всех земных существ. Этот кристалл мог в свою очередь
индукционным путем создать своеобразную форму жизни в других
кристаллах с новыми видоизменениями, накоплениями и усложнениями
качеств. Правда, смертоносное излучение мисликов нельзя отнести к
электромагнитным явлениям, но тем не менее каждый из них окружен
мощным электромагнитным полем.
На третий день, когда запасы воды подошли к концу, нам пришлось
сделать вылазку. Мы выбрали момент, когда в поле зрения остались
только два мислика; я вышел первым и уничтожил их двумя выстрелами.
Тем временем Ульна торопливо наполнила мешки смесью льда и твердого
воздуха. После долгой возни мне все-таки удалось вскрыть один из
металлических ящиков в нижнем зале: в нем оказались стопки
металлических пластинок с выгравированными знаками, похожими на
письменность кхмеров. Этот ящик мы превратили в цистерну для воды. Во
время второй вылазки нам посчастливилось найти слева от купола глыбы
чистого льда и сразу наполнить ящик почти до краев. Я говорю
посчастливилось, потому что в дальнейшем мислики все время ползали
вокруг башни сотнями.
Когда я думаю о фантастическом стечении множества счастливых
обстоятельств, благодаря которым мы уцелели, я иной раз спрашиваю
себя, уж не хранило ли нас, как говорится, провидение? Но тут же я
вспоминаю, что те, кому не повезло, не возвращаются и, естественно, не
могут рассказать о своем невезении, хотя таких, несомненно, гораздо
больше нежели счастливчиков.
Но дни шли и я уже начал сомневаться в нашей удаче. Что касается
Ульны, то она давно утратила всякую надежду и погрузилась в
безысходную скорбь. Куда девалось ее былое мужество? Особенно тяжко
повлияла на нее гибель брата. С отчаянием смотрел я, как она тает день
ото дня, почти совсем не ест и становится все бледнее и слабее. Часами
сидела она рядом со мной, держась за мою руку. И хотя мы оба прекрасно
знали, что любим друг друга, даже в этом не было нам утешения, потому
что суровая мораль синзунов запрещает говорить о любви, когда семья в
трауре. Объясняться в любви синзунке, которая только что потеряла
брата, было бы не просто невоспитанностью, а страшным оскорблением.
В один из таких дней - если только можно говорить о днях в этом
царстве мрака - мы сидели под куполом. Несколько мисликов пересекли
луч моей лампы. В черном небе бледно светились продолговатые пятна
далеких галактик. И вдруг ослепительный свет брызнул откуда-то с
высоты, заливая город, отбрасывая резкие тени от шпилей и башен,
устремленных в небо. Потом свет ударил по куполу, заставив нас
вскрикнуть от резкой боли в глазах.
- Ульна, это иссы! Иссы!
Трясущимися руками я помог ей надеть шлем и сам приготовился к
выходу. Надо было во что бы то ни стало дать знак, что мы здесь. Я
вставил в магазин пистолета штук двадцать горячих пуль, приоткрыл
дверь и начал стрелять. В отличие от теплых пуль, повышающих
температуру всего на несколько десятков градусов горячие выделяют
тепло в сотни градусов и дают яркие вспышки. Я стрелял без перерыва,
целясь в ближайшую кучу мисликов; когда патроны кончились, Ульна
протянула мне свой пистолет. Луч прожектора ощупывал равнину. Раза
два он прошел над куполом, потом замер. Аппарат начал снижаться,
очень медленно, как нам казалось, но в действительности даже излишне
быстро. Свет прожектора отражался от обледенелой почвы, создавая
вокруг неясные сумерки, в которых я наконец различил на высоте
нескольких метров гигантскую вытянутую тень: это был не ксилл, а
звездолет синзунов, Тсалан!
- Ульна, это твои!
Она упала на лед в глубоком обмороке. Подхватив ее на руки, я
побежал к звездолету; он уже опустился, окутанный туманом кипящего
воздуха. Скользя в полужидкой каше, спотыкаясь о мертвых мисликов, я с
трудом сохранял равновесие, стараясь не уронить Ульну. Две фигуры в
скафандрах подхватили ее из моих рук, повели меня за собой. Мы
поднялись по входной лестнице, прошли шлюзовую камеру, и я очутился в
коридоре Тсалана лицом к лицу с Суиликом и... Акейоном!
Первая моя реакция была совершенно нелепой: я отвел Суилика в
сторону, упрекая его за то, что он прилетел, потому что для иссов это
слишком опасно. Вместо того чтобы возмутиться, он с улыбкой ответил:
- Землянин Слер остался таким же. На тебя никак не угодишь. Кто-то
должен был показать дорогу!
- Но ведь Акейон знает!.. - возразил я.
- Акейон после пережитых приключений до сих пор не может
опомниться. Он тебе сам все расскажет.
С нас уже стаскивали скафандры. Ульну, все еще в обмороке, унесли в
госпиталь, где я когда-то лежал. Ею занялся сам великий Виседом, хотя он
сразу сказал, что с этим случаем справится любой студент. Когда Ульна
открыла глаза, мы с Суиликом вышли, оставив ее с отцом и братом.
Четверть часа спустя все собрались в кабине управления. Тсалан был
уже в ахуне, или, как говорят синзуны, в рр'ооре, на пути к галактике
кайенов, где нас ожидали с ксиллами Эссина и Бейшит. Вот что рассказал
нам Акейон о своем необычайном приключении.
Когда башня обрушилась на Ульну-тен-Силлон, Акейон от толчка
вылетел из кресла, ударился о переборку и потерял сознание. В таком
состоянии он пролежал более трех базиков. Когда Акейон наконец
очнулся, он понял, что погребен под развалинами. Особенно это его не
обеспокоило - припасов и воздуха в ксилле хватило бы на несколько
месяцев, - но его волновала наша судьба, и он сразу начал думать, как бы
ему освободить ксилл и взять нас на борт.
Броня ксилла выдержала, никакой утечки воздуха Акейон не
обнаружил. Двигатели тоже работали нормально, однако приподнять всю
гору обломков они не смогли. В этом и заключается неудобство маленьких
ксиллов: у них высокая скорость, превосходная маневренность, но
недостаточная мощность. И тогда Акейон, сознавая смертельную
опасность подобного маневра, решил сразу уйти в ахун, а затем вернуться
за нами.
Казалось, переход в ахун совершился нормально, разве что толчок был
гораздо сильнее обычного. Но когда Акейон почти тотчас совершил
обратный маневр, он, вместо того чтобы вынырнуть в Пространство где-
то поблизости от только что оставленной планеты, очутился в почти
абсолютной темноте, непроницаемой даже для лучей снесс. Где-то в
бесконечной дали едва светилось чуть заметное бледное пятно галактики,
вернее, скопления галактик.
В этом месте рассказ Акейона был надолго прерван чисто техническим
спором, который затеял Суилик. Иссы начали изучать ахун задолго до
синзунов и в этом отношении стоят на голову выше остальных. Из всего
разговора я понял следующее.
Переход в ахун на сей раз совершился не в космосе, как обычно, а с
поверхности планеты, поэтому импульс оказался слишком силен. Частица
Пространства вместе с ксиллом оторвалась от нашей Вселенной, пересекла
ахун - если только можно пересечь Ничто - и врезалась в одну из
негативных Вселенных, между которыми наша Вселенная зажата, как
ломать ветчины между двумя половинками сандвича.
Итак, Акейон вынырнул в Пространстве антимира, к счастью,
достаточно далеко от какого-либо скопления антиматерии. Некоторое
время он не мог сообразить, куда попал. Счетчик радиации то и дело
потрескивал, стрелка отмечала внезапные появления проникающих лучей.
Такие счетчики служат для определения в Пространстве зон, где
интенсивность космических лучей превышает допустимую норму. Но эти
лучи резко отличались от обычных космических. К тому же космические
лучи здесь, вдали от всех галактик, были бы ничтожно слабы.
- И вдруг я понял! - рассказывал Акейон. - Я вспомнил когда-то
прослушанные лекции о теоретической возможности существования
антимиров и о их. особенностях. Сверхжесткое излучение, отмечаемое
счетчиком, возникало в результате аннигиляции редких атомов
антиматерии при столкновении с материей ксилла. Каждую секунду я мог
попасть в область скопления антиматерии, и тогда - прощайте все миры и
антимиры!
Он лихорадочно начал сверять показания регистратора кривой
Пространства, счетчик Пространства-Времени, гравиметров и прочих
сложных приборов, необходимых для полета в космос и через ахун. Если
бы ему удалось точно рассчитать маневр, он бы еще сумел возвратиться в
нашу Вселенную. Несмотря на все свое мужество и хладнокровие, Акейон
нервничал. Но попробуй представить его положение: он был затерян где-
то в антимире, еще более чужом, чем проклятые галактики мисликов, и
каждую секунду мог превратиться в ничто, исчезнув в чудовищной
вспышке аннигиляции. Словно подстегивая его разум, счетчик радиации
потрескивал все чаще.
Акейон храбро сражался с вычислительными таблицами, написанными
исскими цифрами, делал расчет за расчетом, проверял их и перепроверял.
Казалось, все было верно. Тогда, стиснув зубы, он придал ксиллу
необходимую скорость, затем перешел в ахун...
Почти тотчас же Акейон вынырнул из ахуна. Но, вместо того чтобы
оказаться где-нибудь в проклятой галактике, он очутился среди
миллионов сияющих звезд какой-то молодой галактики нашего
Пространства. Акейон решил, что расчет был неверен и он угодил в
другую позитивную Вселенную, расположенную за антимиром.
Он направил ксилл к звезде, вокруг которой вращался целый рой
планет, видимых на увеличивающем экране. На одну из этих планет
Акейон сел, предварительно облетев ее кругом: она казалась пустынной;
видимо, на ней существовали только растительные формы жизни. Там он
провел дней девять, снова и снова проверяя сложные расчеты. Отыскать и
спасти нас с Ульной он уже не надеялся.
Здесь рассказ Акейона опять был прерван научной дискуссией, в
которой вряд ли что-нибудь понял бы даже сам Эйнштейн!
На десятый день Акейон снова ушел в ахун, вынырнул, опустился на
другой планете и заново проверил все расчеты. С каждым днем ему все
больше казалось, что он безвозвратно заблудился в космосе. Наконец на
двадцать шестой день он очутился вблизи обитаемого мира. Акейон
спикировал и сел на планете кайенов всего в нескольких километрах от
того места, где Суилик ожидал нашего возвращения. Акейона тоже спас
счастливый случай, на сей раз помноженный на волю и научные знания.
Тсалан достиг планеты Ссафт на заре. Эссина и Бейшит встретили
нас восторженно. С теплым чувством смотрел я на свой ксилл -
единственный аппарат, побывавший в антимире. От ударов, полученных
на Сифане, на его куполе осталось всего несколько вмятин.
В тот же вечер я официально попросил у Хелона руки его дочери.
Глава 3
МИНЕРЫ МЕРТВЫХ ЗВЕЗД
Iы не стали задерживаться на планете кайенов и к полудню
следующего дня вернулись на Эллу. Я был измучен физически и духовно,
нервы у меня сдали. Хелон сказал, что я получу ответ на Элле вечером в
день прилета.
Оставив Ульну, нуждавшуюся в настоящем отдыхе, на Тсалане, я
вместе с Суиликом направился в зал Совета. Свой подробнейший отчет я
закончил выводом, что иссы, по-видимому, были правы: никакое
сосуществование людей с мисликами, во всяком случае в пределах одной
солнечной системы, просто невозможно. Но если мы вынуждены яростно
защищать наши галактики, прибавил я, то с мисликами как с таковыми
разделаться вряд ли удастся, потому что их триллионы и триллионы на
тысячах мертвых галактик.
Это заявление пришлось собравшимся не по вкусу. Помимо того, что
мислики несут гибель всякой белковой жизни, для иссов они остаются
также врагом метафизическим, воплощением Зла, которое должно быть
