человеческого существования. Человечество мечтает о звездных далях, о
встречах с иным разумом, но здесь, на Земле, люди не могут найти дорогу даже
друг к Другу.
Человек одинок, его связи с другими людьми условны и эфемерны,-и в этой
своей беде он ищет опоры и поддержки, ищет человечную систему мировоззрения.
На протяжении многих веков люди надеялись найти опору в религии, где,
собственно, и родились такие понятия, как "душа", "родство душ", деление на
духовное и материальное.
Душа и духовная жизнь, евангельская мораль - что ж, это были неплохие
находки. Но они изначально разрушались и были в конце концов разрушены
материализмом. Но не материализмом как философской системой, признающей и
понимающей как единственную и единственно приемлемую для человека картину
мира, где нет ничего, кроме фантастически многоцветного и радостного
многообразия материи, а "материократией, господством сытой гастреи", ибо в
этой самой гастрее, в желудке, которому подчинена вся деятельность человека,
места для души не осталось. И естествознание сказало свое категорическое
"нет". "Нет" - духу, "нет" - душе, "нет" - духовной жизни.
Пришедшая на смену религии как системе мышления - и, надо сказать,
довольно-таки малоубедительной системе, - наука попросту игнорирует
человека, игнорирует проблемы его духовной жизни, игнорирует его стремление
к разрушению стены отчуждения и преодолению собственного одиночества. Наука
расчленила человека сообразно своим классификациям, и нет в ее
специализациях места для человеческой души. Человек стал объектом бездушного
анализа, но не синтеза, и тем утратил свое единство и единение со Вселенной.
Для анатомов человек есть комбинация костей, мышц, внутренних органов и т.
д. и т. п., для биохимиков - самовоспроизводящаяся химическая система, для
социологов - рабочая сила или потребитель, для демографов - житель и т. д. В
стане психологов, должных, по определению, изучать душу, то есть, казалось
бы, именно то, что так необходимо для человека, - царит многовековой идейный
разброд, причиной которого во многом является то пикантное обстоятельство,
что психология - "одна из весьма развитых экспериментальных отраслей знания
- все еще не может определить, какую реальность она изучает, что является ее
предметом как фундаментальной науки". Даже для философии нового времени
человек стал безразличен: современные философы или те, кто называет себя
философами, оперируют не менее чем народами, классами, социальными группами.
Сегодня науку не интересуют такие иррациональные и эфемерные категории, как
индивидуальность человека, его рождение и смерть, ужасающее одиночество его
жизни, его душа, его мечты и надежды.
Только великое и рационально непостижимое искусство вот уже многие сотни лет
рождается и умирает вместе с каждым человеком, радуется его радостям и
страдает вместе с ним, восхищается его величием и ужасается его мерзости. И
это великое, человеческое искусство кричит, вопиет в тоске об одиночестве
человека, о его обреченности, о невозможности преодоления этого одиночества.
Петрарка, Шекспир, Бах, Гендель, Гете, Шиллер, Бетховен, Пушкин,
Достоевский, Толстой, Чехов, Рахманинов, Булгаков полны сожаления о
несбывшемся и несбывающемся. Они скорбят о неосуществимости на Земле Великой
Любви, о невозможности близости совершенной и абсолютной.
Да, есть дружба и есть любовь - но и друзья, и любовники понимают,
чувствуют, что за самой величайшей близостью, нежностью, как отвратительная
куча асфальта в веселом весеннем лесу, скрывается отчужденность,
невозможность полного нераздельного слияния, полного понимания, полного
родства человеческих душ. "Вам Хорошо, вы одиноки, - сказал мне Хассе. Что
же, и впрямь все отлично, - кто одинок, тот не будет покинут. Но иногда по
вечерам это искусственное строение обрушивалось и жизнь становилась рыдающей
стремительной мелодией, вихрем дикой тоски, желаний, скорби и надежд.
Вырваться бы из этого бессмысленного отупения, бессмысленного вращения этой
вечной шарманки - вырваться безразлично куда. О, эта жалкая мечта о том,
чтобы чуточку теплоты, - если бы она могла воплотиться в двух руках и
склонившемся лице? Или это тоже самообман, отречение и бегство? Бывает ли
что-нибудь иное, кроме одиночества?.. Нет, иного не бывает. Для всего иного
слишком мало почвы под ногами", - писал один из самых пронзительных поэтов
одиночества Э.М. Ремарк.
И нет никакой разницы в том, когда и где страдали и творили Великаны: "до"
или "после", "там" или "здесь", потому что одиночество - это есть внутреннее
свойство человека - и дай бы Бог, только сегодняшнего - и больше ни от чего
и ни от кого не зависит, кроме самого человека. Я знаю, что со мной в первую
очередь согласятся люди близкие и преданные друг другу, искренне и глубоко
любящие друг друга, ибо они, как никто иной, знают цену достигнутого
взаимопонимания и близости и вместе с тем ее неискоренимую и непоправимую
незавершенность, неполноту и иллюзорность. Мир полон прекрасных и добрых
людей, понимающих всю тщету надежд на преодоление собственного одиночества,
на поиски Абсолюта, и потому ищущих хотя бы совсем немногого: "Хорошо бы
где-нибудь отыскать людей. Для начала просто людей - чистых, выбритых,
внимательных, гостеприимных. Не надо полета высоких мыслей, не надо
сверкающих талантов. Не надо потрясающих целей и самоотвращения... Не нужно
еще, чтобы они были принципиальными сторонниками или противниками
чего-нибудь. Не нужно, чтобы они были принципиальными противниками пьянства,
лишь бы сами не были пьяницами. Не нужно, чтобы они были принципиальными
сторонниками правды-матки, лишь бы не врали и не говорили гадостей ни в
глаза, ни за глаза. И чтобы они не требовали от человека полного
соответствия каким-нибудь идеалам, а принимали и понимали бы его таким,
какой он есть..."
Человек, Раздираемый Противоречиями - вот определение, которое можно дать
нашему биологическому виду. С одной стороны - тоска по общению, по общности,
никогда не реализуемое стремление к Абсолюту духовной близости, стремление
найти хотя бы одного, много двух друзей и любимых. Другую же сторону
человеческой натуры представляет отчужденность, некоммуникабельность, ложь и
непонимание даже самого себя, своих желаний и целей, ведущее к формированию
отвратительного и гнусного мировоззрения, картины мира, где не остается
места ни для кого, кроме самовлюбленного, напыщенного индивида. Этот
суперэгоцентризм выливается в формы омерзительного отношения к другому
человеку, к его душе и жизни.
Да, человеческие контакты многообразны; и Фархад и Ширин, и Орфей и
Эвридика, и Ромео и Джульетта, и другие примеры великой любви были и есть. И
дарят они отсвет необыкновенной близости своих душ всем живущим. Но есть и
сотни миллионов людей, загубленных в земных войнах, сожженных на кострах,
сгнивших заживо в темницах, замученных волею и по прихоти других людей -
ведь и это было и есть, и это тоже человеческие контакты. Это омертвляющее
презрение к чужой жизни, как зловонное облако, висит над миром, оно
овладевает людьми, оно вселяет беспричинную, а потому вдвойне гнусную злобу
в отдельные существа расы, также именуемые тем самым словом, которое должно
звучать гордо. И вот "молодой парень, недавно окончивший ПТУ, пьяный полез в
женское общежитие льнокомбината, бывшие там в гостях кавалеры-"химики" не
пускали молокососа. Завязалась драка. Парню набили морду и отправили домой,
баиньки. Он же решил за это убить первого встречного. Первым встречным
оказалась молодая женщина - красавица, на шестом месяце переменности, с
успехом оканчивающая университет в Москве и на каникулы приехавшая в Вейск к
мужу. Пэтэушник бросил ее под насыпь железной дороги, долго, упорно разбивал
ей голову камнем.
Еще когда он бросил женщину под насыпь и прыгнул следом, она поняла, что он
ее убьет, просила: "Не убивайте меня! Я еще молода, и у меня скоро будет
ребенок..." Это только разъярило убийцу.
Из тюрьмы молодчик послал одну-единственную весть - письмо в областную
прокуратуру с жалобой на плохое питание. На суде в последнем слове бубнил:
"Я все равно кого-нибудь убил бы. Что ли я виноват, что попалась такая
хорошая женщина?.."
...Мама и папа - книголюбы, не деточки, не молодяжки, обоим за тридцать,
заимели троих детей, плохо их кормили, плохо за ними следили, и вдруг
четвертый появился. Очень они пылко любили друг друга, им и трое-то детей
мешали, четвертый же я вовсе ни к чему. И они стали оставлять ребенка
одного, а мальчик народился живучий, кричит дни и ноченьки, потом и кричать
перестал, только пищал и клекал.
Соседка по бараку не выдержала, решила покормить ребенка кашей, залезла в
окно, но кормить уже было некого - ребенка доедали черви.
Родители ребенка не где-нибудь, не на темном чердаке, в читальном зале
областной библиотеки имени Ф.М.Достоевского скрывались, имени того самого
величайшего гуманиста, который провозгласил, прокричал неистовым словом на
весь мир, что не приемлет никакой революции, если в ней пострадает хоть один
ребенок... ...Еще. Папа с мамой поругались, подрались, мама убежала от папы,
папа ушел из дома и загулял. И гуляй бы он, захлебнись вином проклятым, да
забыли родители дома ребенка, которому не было и трех лет. Когда через
неделю взломали дверь, то застали ребенка, приевшего даже грязь из щелей
пола, научившегося ловить тараканов - он питался ими. В Доме ребенка
мальчика выходили - победили дистрофию, рахит, умственную отсталость, но до
сих пор не могут отучить ребенка от хватательных движений - он все еще
кого-то ловит..." - это пишет В. П. Астафьев в своем "Печальном детективе".
Вот еще. На судебном процессе в одном из городков Подмосковья подсудимыми
были две молодые девушки-медсестры из городской детской больницы. Эти
девушки были весьма изобретательны и рукодельны. Они искусно вскрывали
ампулы с наркотиками - и у детей бывают такие болезни, что им приходится
давать наркотики, - содержимое продавали, а в ампулы наливали воду и
запаивали.
Я не хочу анализировать историко-социальные причины этого презрения и
ненависти человека к человеку, чудовищного непонимания, принимающего
чудовищно извращенные формы - эти причины исследовались, и всегда
безрезультатно: идеологи, анализирующие и одновременно в слепом восторге
превозносящие исповедуемую ими модель, всегда, в конце концов, обернувшись к
стану своих адептов и последователей, обнаруживали все ту же взаимную
ненависть, презрение и злобу. Но отрицая влияние социальных причин, я не
могу согласиться с тем, что взаимная отчужденность, шопенгауэровская "война
всех против всех" предопределены чисто биологической конструкцией
человеческой расы и непреодолимы извечно. Что же это - утрата бывших
когда-то обычными биологических механизмов открытого общения? Или тяжелый,
трудный, но неизбежный этап эволюции на пути к их обретению? И в чем причина
человеческой отчужденности и непонимания, ведущих к безразличию и
враждебности? Одна из, быть может, далеко не самых главных, носящих, если
можно так выразиться, чисто технический характер, причин, породивших
взаимную человеческую отчужденность, заключается в том, что устройство
механизма общения человека, его интеллекта допускает возможность наличия у
индивидуума скрытой, недоступной для распознавания другими информации.
Сегодняшний разум человека не имеет никаких биологических ограничений на
выработку и передачу заведомо ложной информации. Здесь важно разделить
