-- Как так, в Мексику?
-- Разве это не входило в твои планы?
-- Я только имела в виду, что нужно побыстрее развить технику
настолько, чтобы новая смешанная культура догнала бы европейскую.
-- Да, я именно так тебя и понял. Но, конечно, этого нельзя сделать на
Гаити. Испанцы, наверняка, попытаются, но тайно просто не готовы воспринять
такой уровень развития техники. Она останется чисто испанской, а это
означает, что навсегда останется разделение на классы между белыми
владельцами машин и темнокожей рабочей силой. А это плохая основа для
здорового общества.
Манджам остановил дисплей.
Фигурки Дико и Хунакпу замерли.
Дико оглянулась на других зрителей и увидела, что страх и гнев в их
глазах точно отражают те чувства, которые она сама испытывала.
-- Позвольте, но эти машины, -- вмешался Хасан, -- ведь считается, что
они не могут передавать картины того, что происходило менее чем сто лет тому
назад.
-- Обычно не могут, -- согласился Манджам.
-- Откуда математику известно, как пользоваться Трусайтом? -- спросил
Хунакпу. -- Служба уже давно сделала копии всех утраченных личных записей
великих математиков прошлого.
-- Это неслыханное нарушение запрета на вмешательство в личную жизнь,
-- произнес Кемаль ледяным тоном.
Дико в душе согласилась с ним, но ее уже мучила догадка, и она
неожиданно задала казавшийся ей куда более важным вопрос.
-- Кто вы на самом деле, Манджам?
-- О, я действительно Манджам, -- сказал он. -- Но подождите немного,
не спорьте, я понял, что вы имеете в виду. -- Какое-то мгновение он спокойно
смотрел на всех присутствующих. -- Мы не рассказываем о том, что делаем,
потому что люди поняли бы нас неправильно. Они подумали бы, что мы
представляем собой некое тайное общество, которое правит миром из-за
закрытых дверей, тогда как на самом деле это абсолютно не соответствует
истине.
-- Тогда я совершенно спокойна, -- сказала Дико.
-- Мы не занимаемся политикой. Вы понимаете? Мы не вмешиваемся в
вопросы управления. Тем не менее нам совсем небезразлично, что делают
правительства, но если мы хотим достичь какой-то цели, мы делаем это
открыто. Я пишу письмо какому-то правительственному чиновнику от себя лично.
Или выступаю по телевидению. Излагаю свое мнение. Вам все ясно? Мы вовсе не
являемся тайным теневым правительством. Мы не имеем власти над жизнью людей.
-- И все же вы шпионите за нами.
-- Мы следим за всем интересным и важным, что происходит в мире. И
потому, что у нас есть Трусайт П, мы можем делать это, не рассылая шпионов и
не расспрашивая открыто кого-то. Мы просто наблюдаем и, если обнаруживаем
что-то важное или ценное, мы это поддерживаем.
-- Да-да, -- сказал Хасан. -- Я уверен, что вы благородны и очень добры
в своей богоподобной роли. А кто же остальные?
-- К вам пришел я, -- ответил Манджам.
-- А почему вы показали нам ту сцену? Почему рассказываете обо всем
этом? -- спросила Тагири.
-- Потому что вы должны понимать, что я знаю, о чем говорю. И я должен
показать вам кое-что, чтобы вы поняли, почему ваш проект получил такую
поддержку, почему вам никто не мешал, почему вам позволили собрать такое
множество людей с того самого момента, когда вы, Тагири, обнаружили, что мы
можем переноситься в прошлое и влиять на него. И особенно после того, как
Дико обнаружила, что кто-то уже сделал это, ликвидировав свое собственное
время для того, чтобы создать будущее.
-- Так покажите нам, -- попросил Хунакпу. Манджам ввел в машину новые
координаты. На дисплее появилась снятая с большой высоты картина огромной
каменной равнины с редкими и чахлыми растениями и большими деревьями и
травой, росшими только по берегам широкой реки.
-- Это что, проект "Сахара"? -- спросил Хасан.
-- Это Амазонка, -- ответил Манджам.
-- Неужели, -- пробормотала Тагири. -- Неужели она выглядела так ужасно
до начала восстановления?
-- Вы не понимаете, -- сказал Манджам. -- Это -- теперешняя Амазонка,
или, точнее, такой она выглядела примерно пятнадцать минут тому назад.
Изображение быстро перемещалось, миля за милей, вниз по реке, и ничего
не менялось до тех пор, пока, наконец, преодолев тысячу миль, они увидели
знакомые по телевидению сцены: густые заросли тропического леса -- результат
осуществления проекта восстановления. Но уже через несколько мгновений они
миновали весь тропический лес, и перед их глазами опять предстала каменистая
земля, почти лишенная растительности. И так продолжалось до самых низовьев
реки, до болотистого ручья, где рока впадала в океан.
-- И это все? Это и есть тропические леса Амазонки? -- спросил Хунакпу.
-- Но ведь осуществление проекта продолжается уже сорок лет, -- заметил
Хасан.
-- Вес было не так ужасно, когда они начинали, -- сказала Дико.
-- Значит, нас обманывали? -- спросила Тагири.
-- Ну, полно, полно, -- постарался успокоить их Манджам. -- Ведь вы все
знаете о том, что верхний, плодородный слой почвы практически исчез. Вы все
знаете, что с уничтожением лесов эрозия почвы вышла из-под контроля.
-- Но они же сеяли траву...
-- И она гибла, -- сказал Манджам. -- Они сейчас трудятся над
выведением новых видов растений, способных существовать за счет жалких
остатков питательных веществ в почве. Ну, полно, не огорчайтесь, к чему
такие мрачные лица. Природа на нашей стороне. Через десять тысяч лет бассейн
реки Амазонки опять вернется к нормальной жизни.
-- Но это же дольше, чем... Но это же старше, чем цивилизация.
-- Для экологической истории Земли-- это всего лишь раз моргнуть.
Просто нужно время, чтобы ветер и вода принесли со склонов Анд новую почву,
которая постепенно скопится на берегах реки, где буйно разрастется трава,
появятся деревья и все это постепенно начнет распространяться все дальше и
дальше от реки. В наиболее подходящих для этого местах трава будет
продвигаться со скоростью от шести до десяти метров в год. Распространению
новой почвы помогут также крупные наводнения, которые время от времени
случаются тут. Неплохо будет, если в Андах появится новый вулкан -- пепел
будет весьма полезен. А шансы на извержение нового вулкана в ближайшие
десять тысяч лет довольно велики. Не следует забывать, что ветер всегда
переносит через Атлантику из Африки пыль, образующую верхний слой почвы. Так
что, -- видите? Наши шансы достаточно хороши.
Речь Манджама звучала ободряюще, но Дико была уверена, он иронизирует.
-- Хороши? Эта земля -- мертва.
-- Ну да, конечно, но только временно.
-- А как дела с озеленением Сахары? -- спросила Тагири.
-- Все идет превосходно. Большой прогресс. Я считаю, что оно закончится
через пятьсот лет.
-- Пятьсот? -- вскричала Тагири.
-- Конечно, это предполагает более частые и обильные дожди. Но мы
научились очень хорошо предсказывать погоду на климатическом уровне. Вы,
Кемаль, какое-то время принимали участие в работе над этим проектом, еще
когда учились в школе.
-- Мы обсуждали возможность озеленения Сахары за сто лет.
-- Ну хорошо, и это произошло бы, если бы мы могли продолжать выделять
на эту работу достаточно много людей. Но мы не можем себе этого позволить в
ближайшие десять лет.
-- А почему -- нет?
Изображение на дисплее опять сменилось. Штормовой океан, волны бьются о
дамбу и прорываются сквозь нее. Стена морской воды разливается по...
засеянным полям?
-- Где это происходит? -- требовательно спросила Дико.
-- Вы наверняка слышали о том, как прорвало дамбу в американском штате
Каролина.
-- Это произошло пять лет тому назад, -- сказал Хунакпу.
-- Верно. Большое несчастье. Пятьдесят лет тому назад, с подъемом
уровня океана мы потеряли цепь прибрежных островов, которые служили
своеобразным барьером для океана. В этом районе восточного побережья
Северной Америки вместо табака и строевого леса стали выращивать зерновые,
для того чтобы возместить утрату сельскохозяйственных угодий, погубленных
непрекращающимися засухами в североамериканских прериях. Теперь обширные
площади земель, которые использовались для сельского хозяйства, находятся
под водой.
-- Но мы достигли успехов в уменьшении парникового эффекта, -- сказал
Хасан.
-- Это действительно так. Мы думаем, что при соблюдении соответствующих
мер предосторожности сможем значительно снизить парниковый эффект в течение
лет тридцати. Но к тому времени мы и не захотим снижать его.
-- Почему? -- спросила Дико. -- Уровень океанов продолжает подниматься
по мере таяния шапки льдов. Мы должны остановить глобальное потепление.
-- Выполненные нами климатические исследования показали, что это --
саморегулирующийся процесс. Повышение температуры воздуха и увеличение
площади поверхности океана приводят к значительно большим перепадам
испарения и температур во всем мире. Облачный покров увеличивается, что
вызывает увеличение альбедо Земли. Скоро Земля будет отражать больше
солнечного света, чем когда-либо раньше, со времени последнего ледникового
периода.
-- Но ведь есть же метеоспутники, -- сказал Ке-маль.
-- Они не позволяют температуре воздуха в отдельных районах повышаться
или понижаться до уровня, недопустимого для жизни человека. И как долго, вы
полагаете, могут эти спутники еще проработать?
-- Их можно заменить, когда они выйдут из строя, -- сказал Кемаль.
-- Вы считаете, можно? -- спросил Манджам. -- Мы уже сейчас снимаем
людей с заводов и фабрик и отправляем их на поля. Но от этого мало толку,
потому что мы уже сейчас используем почти все сто процентов пригодной для
сельского хозяйства земли, где еще сохранилось какое-то количество
поверхностного слоя почвы. И поскольку мы в течение какого-то времени ведем
сельское хозяйство на пределе урожайности, то уже замечаем влияние
увеличивающегося облачного покрова -- то есть снижение урожайности на
гектар.
-- Так что же вы хотите сказать? -- спросила Дико. -- Что мы уже
опоздали с восстановлением Земли?
Манджам не ответил. Вместо этого он вывел на дисплей большой район,
усеянный элеваторами. Он увеличил изображение, и они стали рассматривать
внутренность одного элеватора за другим.
-- Пустые, -- прошептала Тагири.
-- Мы съедаем наши резервы, -- сказал Манджам.
-- Но почему мы не ввели распределение продуктов?
-- Потому что политики не могут пойти на это, пока все люди не поймут,
что наступил кризис. Пока что они этого не понимают.
-- Тогда предупредите их! -- воскликнул Хунакпу.
-- О, предупреждения уже налицо. И вскоре люди заговорят об этом. Но
они ничего не будут делать по одной простой причине: сделать уже ничего
нельзя. Урожайность продолжает снижаться.
-- А океан? -- спросил Хасан.
-- У океана свои проблемы. Чего вы от нас хотите? Собрать весь
планктон, чтобы океан тоже погиб? Мы и так вылавливаем столько рыбы, сколько
допустимо. Как раз сейчас мы достигли максимума в уловах. Если мы превысим
этот предел, то через десять лет уловы сократятся до крошечной доли того,
что мы имеем сейчас. Неужели вы не понимаете этого? Вред, который причинили
природе наши предки, оказался слишком велик. Не в нашей власти остановить те
силы, которые действуют уже на протяжении веков. Если бы мы ввели
рационирование продуктов питания прямо сейчас, это означало бы, что голод,
уносящий человеческие жизни, начался бы не через шесть лет, а через
двадцать! Но, конечно, мы не прибегнем к этой мере до появления первых
