вскоре все будут считать эту затею пустым капризом. И, заметьте, капризом
Изабеллы.
Она приподняла бровь.
-- Я сказал вам лишь то, что, наверняка, будет сказано злыми языками.
Теперь представьте себе, что это решение будет принято после окончания
войны, и Его Величество сможет уделить все свое внимание этому вопросу.
Судьба путешествия вполне может стать камнем преткновения во
взаимоотношениях между королевствами.
-- Я понимаю, что, с вашей точки зрения, поддержать Колона было бы
ужасной ошибкой, -- сказала она.
-- Теперь представьте себе. Ваше Величество, что решение отрицательно.
Более того, Мальдонадо сам пишет его, и теперь ему уже не о чем будет
сплетничать. Не будет никаких слухов.
-- Но не будет и путешествия.
-- Вы так думаете? -- спросил Талавера. -- Я предвижу день, когда
королева, возможно, скажет своему мужу: "Отец Талавера приходил ко мне, и мы
с ним согласились, что отец Мальдонадо должен написать решение".
-- Но я не согласна.
-- Я слышу, как королева говорит мужу: "Мы согласились, что Мальдонадо
должен написать решение, потому что знаем, -- что война с Гранадой наиболее
важная забота нашего королевства. Мы не хотим, чтобы что-то отвлекало вас
или любого другого от этого священного крестового похода против мавров. Мы
совершенно не хотим дать королю Жуану Португальскому повод думать, что мы
планируем совершить какое-то путешествие через воды, которые он считает
своими. Мы нуждаемся в его прочной дружбе во время этой окончательной битвы
с Гранадой. Таким образом, хотя в душе мне больше всего хотелось бы
воспользоваться этой возможностью и послать Колона на Запад, чтобы он понес
Святой Крест в великие царства Востока, я отказалась от этой мечты".
-- До чего же красноречива, как вы полагаете, ваша королева, --
промолвила Изабелла.
-- Все споры и противоречия умирают сами собой. Королева предстает
перед королем, как мудрый государственный деятель. Он также видит, какую
жертву она принесла во благо их королевств и дела Христова. А теперь
представьте себе, что время идет. Война победоносно завершена. Озаренная
сиянием победы, королева приходит к королю и говорит: "А теперь давайте
узнаем, хочет ли еще этот Колон отправиться на Запад".
-- А он скажет: "А я думал, что с этим делом покончено. Я думал, что
люди Талавера положили конец всей этой чепухе".
-- Да неужели он скажет так? -- спросил Талавера. -- Но, к счастью,
королева умная женщина и она отвечает: "Но вы же знаете, что мы с Талаверой
договорились, чтобы Мальдонадо составил то решение ради победы в войне. В
действительности вопрос так и не был решен. Многие из людей Талаверы
считали, что проект Колона заслуживает внимания и имеет приличные шансы на
успех, хотя кто может судить об этом наверняка? Мы узнаем правду, только
отправив туда Колона. Если он вернется, добившись успеха, мы будем знать,
что он был прав, и тут же пошлем большие экспедиции по его пути. Если же он
вернется с пустыми руками, мы посадим его в тюрьму за обман короны. А если
он вообще не вернется, мы не будем больше тратить сил на подобные проекты".
-- Королева, которую вы себе вообразили, очень сухая, -- промолвила
Изабелла. -- Она говорит, как святоша.
-- Это моя вина, -- сказал Талавера, -- мне редко приходилось слышать,
как дамы из общества разговаривают со своими супругами наедине.
-- Мне кажется, эта королева должна сказать своему мужу примерно так:
"Если он отправится в путь и не вернется, мы лишимся всего нескольких
каравелл. Каждый год мы теряем куда больше от нападений пиратов. Но если он
отправится и вернется с удачей, то тогда всего с тремя каравеллами мы
добьемся большего, чем удалось Португалии за целый век дорогостоящих и
опасных путешествий вдоль африканского побережья".
-- О да, вы правы, так будет намного лучше. У короля, которого вы
воображаете, остро развит дух соревнования.
-- Португалия, как шип, сидит у него в боку, -- промолвила Изабелла.
-- Итак, вы согласны со мной, что решение должен написать Мальдонадо?
-- Вы забыли об одной вещи, -- сказала Изабелла.
-- И это?
-- Колон. Когда он узнает о решении, он покинет нас и отправится во
Францию или Англию, либо в Португалию.
-- Есть две причины, по которым он этого не сделает, Ваше Величество.
-- Какие же?
-- Во-первых, у Португалии есть Диас, и им известен африканский путь в
Индию, а что касается Парижа и Лондона, то у меня есть сведения, что первые
попытки Кулона установить там связи через посредников встретили весьма
холодный прием.
-- Он уже обращался к другим королям?
-- После первых четырех лет, -- сухо сказал Талавера, -- его терпение
начало истощаться.
-- А вторая причина, по которой Колон не покинет Испанию между
оглашением вердикта и окончанием войны с Гранадой?
-- Ему сообщат о принятом решении в письме. И это письмо, хотя в нем и
не будет никаких прямых обещаний, тем не менее даст ему понять, что, когда
война кончится, к рассмотрению его дела можно будет вернуться.
-- Решение закрывает дверь, но письмо открывает окно?
-- Чуть-чуть. Но если я вообще знаю Колона, этой маленькой щели в окне
будет достаточно. Он очень упорен, и надежда значит для него очень много.
-- Если я правильно понимаю вас, отец Талавера, вы вынесли свое личное
решение в пользу путешествия?
-- Вовсе нет, -- сказал Талавера. -- Если бы меня спросили, чья карта
мира более правильна, думаю, я отдал бы предпочтение Птолемею и Мальдонадо.
Однако все это основывалось бы на догадках, поскольку с теми сведениями,
которыми мы располагаем в настоящее время, никто этого не знает и не может
знать.
-- Тогда зачем вы пришли сюда сегодня со всеми этими... предложениями?
-- Я бы скорее назвал их игрой воображения, Ваше Величество. Я никогда
не осмелился бы предлагать вам что-либо. -- Он улыбнулся. -- В то время, как
другие пытались определить, кто из древних прав в своем представлении о
мире, я больше размышлял о том, какое решение будет хорошим и правильным. Я
вспомнил, как святой Петр вышел из лодки и пошел по воде.
-- Пока не засомневался.
-- И затем был поднят рукой Спасителя. Глаза Изабеллы наполнились
слезами.
-- Вы думаете, им движет Святой Дух?
-- Орлеанская Дева была либо святой, либо сумасшедшей.
-- Или ведьмой. Ее сожгли как ведьму.
-- Именно это я и имею в виду. Кто мог наверняка знать, что ее
поступками руководил Бог? И все же французские солдаты поверили в нее, как в
слугу Господа, и выигрывали у англичан одно сражение за другим. А что если
бы она была сумасшедшей? Что тогда? Они проиграли бы еще одно сражение? И
что бы это изменило? Они уже столько их проиграли.
-- Значит, если Колон -- сумасшедший, мы бы потеряли всего несколько
каравелл и немного денег, и путешествие пошло бы прахом.
-- К тому же, если я хоть немного знаю Его Величество, он найдет способ
заполучить суда почти за бесценок.
-- Говорят, если похитить из казны монеты с его изображением, они
заверещат.
Глаза Талаверы стали круглыми от изумления.
-- Кто это рассказал вам этот маленький анекдот? Она понизила голос.
Они и так уже говорили настолько тихо, что донья Фелисия вряд ли могла
расслышать их, но тем не менее он наклонился к королеве так, чтобы
расслышать ее шепот.
-- Отец Талавера, пусть это останется между нами, но, когда эту
маленькую шутку впервые произнесли вслух, я при этом присутствовала. Точнее,
когда ее впервые произнесли, говорившей была я.
-- Я отнесусь к этому, -- сказал отец Талавера, -- как к словам,
сказанным на исповеди.
-- Вы такой чудесный священник, отец Талавера. Принесите мне решение,
составленное отцом Мальдо-надо. И попросите его, чтобы оно не было слишком
жестоким.
-- Ваше Величество, я попрошу его быть добрым. Но доброта отца
Мальдонадо может оставлять шрамы.
Дико вернулась домой и обнаружила, что родители еще не спят. Они сидели
одетые в гостиной, как будто собирались куда-то пойти. Так и оказалось.
-- Манджам захотел с нами встретиться.
-- В такое время? -- спросила Дико. -- Ну что же, идите.
-- В том числе и с тобой, -- сказал отец. Они встретились в одной из
небольших комнат Службы, лучше всего приспособленной для наблюдения
голографических изображений, выдаваемых Трусайтом П. Дико, однако, и в
голову не пришло, что Манджам выбрал эту комнату вовсе не для того, чтобы
они могли там уединиться. Но зачем ему понадобился Трусайт II? Он был не
сотрудником Службы, а известным математиком, и это означало, что реальный
мир его не интересует. Его инструмент -- компьютер для операций с числами.
И, конечно, его собственный интеллект. Когда Хасан, Тагири и Дико прибыли,
Манджам попросил их немного подождать Хунакпу и Кемаля. Наконец все
расселись.
-- Прежде всего я должен извиниться, -- сказал Манджам. -- Вспомнив
наше последнее совещание, я понял, что мое объяснение температурных эффектов
было в высшей степени неудачным.
-- Напротив, -- возразила Тагири. -- Вы объяснили все предельно ясно.
-- Я извиняюсь не за отсутствие ясности. Я извиняюсь за то, что не
проявил должного сочувствия. Нам, математикам, редко приходится сталкиваться
с необходимостью проявлять это чувство. Я и в самом деле думал, что для вас
будет утешением узнать, что наше собственное время перестанет быть реальным.
Во всяком случае, это было бы утешением для меня. Но ведь я не провожу все
свое время, подобно вам, изучая историю. Я и понятия не имею о том
огромном... сострадании, которым наполнена ваша жизнь здесь, и в особенности
ваша, Тагири. Теперь я знаю, что мне следовало сказать. Что конец будет
безболезненным. Не будет никаких катаклизмов. Не будет никакого чувства
утраты. Не будет никаких сожалений. Вместо этого появится новая Земля. Новое
будущее. И в этом новом будущем, благодаря планам, так блестяще
разработанным Дико и Хунакпу, у людей будет гораздо больше возможностей быть
счастливыми и осуществить свою мечту, чем в наше время. Конечно, будут и
беды, но не столь всеобъемлющие. Вот, что мне следовало бы вам сказать. Вам
действительно удастся предотвратить много горя, и к тому же вы не создадите
его новых источников.
-- Да, --промолвила Тагири, -- вы должны были это сказать.
-- Я не привык оперировать понятиями "горе" и "счастье". Как вы знаете,
для математики горя не существует. В моей жизни профессионала я с ним не
встречался. И тем не менее меня это заботит. -- Манджам вздохнул. -- И даже
больше, чем вы думаете.
Что-то из сказанного им озадачило Дико, и как только она поняла, что
именно, то сразу же выпалила:
-- Мы с Хунакпу еще не закончили работу над планами.
-- Разве? -- спросил Манджал. Он подошел к Трусайту II и, к изумлению
Дико, как специалист стал управлять им. Почти мгновенно он вызвал
контрольный экран, которого Дико никогда раньше не видела, и ввел двойной
пароль. Мгновение спустя голографический дисплей ожил.
На дисплее потрясенная Дико увидела себя и Хунакпу.
-- Просто остановить Кристофоро -- недостаточно, -- говорила Дико на
дисплее.--Мы должны помочь ему и его людям на Эспаньоле создать вместе с
тайно новую культуру. Новое христианство, которое будет принято индейцами
так же, как во втором веке оно было принято греками. Но этого тоже
недостаточно.
-- Я очень надеялся, что ты именно так оценишь ситуацию, -- сказал
Хунакпу на дисплее. -- Поскольку я намерен отправиться в Мексику.
