- Через месяц, Вал, у меня не хватит мужества оставить тебя.
- Так не оставляй. Кто тебе эти свиноподобные? Баггеры по крайней
мере были ременами. Оставайся, женись, ведь я же вышла замуж. Эндер, ты
открыл столько звезд, пора остановиться, пора, наконец, пожинать плоды
своего труда.
- У тебя есть Жак, а у меня только несносные студенты, все время
стремящиеся навязать мне свой кальвинизм. Мой труд еще не закончен. А
главное, Трондейм - не мой дом.
Валентина восприняла слова как обвинение: ты пустила корни, не
задумываясь, смогу ли я жить на этой почве. Но здесь нет моей вины, хотела
возразить Вал - ты - единственный, кто останется, ты - но не я.
- Помнишь, как было тогда, - сказала она, - когда мы оставили Питера
на Земле и отправились к первой колонии, к миру, главою которого ты стал.
Путешествие заняло десятки лет. Это было равносильно смерти Питера. Когда
мы достигли колонии, он стал уже старым, а мы все еще оставались молодыми.
За время нашего разговора по ансиблу он превратился в дряхлого старика. Он
был нашим братом.
- Все меняется к лучшему, - попытался смягчить ситуацию Эндер.
Но Валентина увидела в словах издевку:
- Ты думаешь, двадцать лет изменять меня к лучшему?
- Я думаю, я буду горевать по тебе живой сильнее, чем если бы ты
умерла.
- Нет, Эндер, это действительно, как будто я умерла, и ты знаешь, что
ты и есть тот, который убил меня.
Он поморщился.
- Я не думал об этом.
- Я не буду писать тебе. Почему я? Для тебя это всего одна-две
недели. Ты прибудешь на Луситанию, и компьютер прочтет тебе письма
двадцатидвухлетней давности от человека, которого ты покинул две недели
назад. Первые пять лет будет тоска, боль потери, одиночество от
невозможности поговорить...
- Жак - твой муж, не я.
- А потом, о чем я могу написать? Умненькие, веселенькие, маленькие
послания о ребенке? Ей будет пять, десять, двадцать лет, она выйдет замуж,
а ты даже не будешь знаком с ней, не позаботишься о ней.
- Я позабочусь.
- Не представится случая. Я не буду писать тебе, пока не постарею,
Эндер. Пока ты не достигнешь Луситании, затем еще чего-нибудь, поглощая
десятилетия огромными глотками. Затем я пошлю тебе свои мемуары. Я посвящу
их тебе. Посвящается Эндрю, моему любимому брату. Я с радостью прошла с
тобой сквозь дюжины миров, но ты не остановился даже на пару недель, когда
бы я не просила.
- Прислушайся к себе, Вал, и ты поймешь, почему я должен уйти сейчас,
не рви мне сердце на части.
- Оставь эту софистику своим студентам, Эндер. Я не говорила бы так,
если бы ты не сбегал как вор, застигнутый врасплох! Не нужно искать
причины в других и обвинять меня!
Он отвечал сбивчиво, задыхаясь, слова наскакивали друг на друга, он
торопился выговориться, пока эмоции не парализовали его.
- Ты права, я спешу, потому что там меня ждет работа, а здесь каждый
день оставляет свой след, он ранит меня, мне больно видеть, как ты и Жак
становитесь все ближе друг другу, а между нами растет пропасть, хотя я
понимаю, что так должно быть. А когда я принял решение уехать, я решил,
что чем быстрее я уеду, тем лучше для всех, и я оказался прав. Ты знаешь,
что я прав. Я не предполагал, что ты возненавидишь меня за это.
Эмоции не остановили его, и он заплакал, как она.
- Я не ненавижу тебя, я люблю тебя. Ты - часть меня, ты - мое сердце,
и если ты уедешь, мое сердце оторвется и выпрыгнет вслед за тобой...
Это была последняя фраза прощания. Первый помощник Рава доставил
Эндера к Мерелду, огромной площадке в экваториальном море. С нее
запускались шаттлы для стыковки с космическими кораблями. Они молча
договорились, что Валентина не последует за ним. Более того, она вернется
с мужем домой и останется верна ему. На следующий день она вышла в
плавание вместе со студентами, она дала волю слезам лишь ночью, когда
никто не мог увидеть ее.
Но студенты заметили. Поползли толки о том, как профессор Виггина
горько переживает отъезд своего брата, странствующего Говорящего. Они, как
и студенты всех поколений, придумывали невероятные истории, где было все,
кроме правды. И только одна девушка, студентка Пликт, осознала, что
история Эндрю и Валентины Виггиных скрывает большую тайну, о которой никто
не подозревал.
Так она начала изучать эту историю, стараясь проследить их совместные
путешествия сквозь миры, пытаясь пройти по их следам. Когда дочери
Валентины, Сифте, исполнилось четыре года, а собственному ее сыну, Рену,
два, Пликт пришла к ней. Она уже стала молодым профессором университета.
Пликт показала Валентине опубликованную историю. Она охарактеризовала ее
как фантастическую, но это была правда. Это была история о брате и сестре,
старейших людях вселенной, об их рождении на Земле, когда еще не было
образовано ни единой колонии, об их странствиях и исканиях.
К радости Валентины - и, как ни странно, к разочарованию - Пликт не
удалось обнаружить, что Эндер был подлинным Говорящим от имени Мертвых, а
Валентина Демосфеном. Но она узнала достаточно о их жизни, чтобы написать
сказку об их прощании, когда она решила остаться с мужем, а он оставить
этот мир ради другого. Сцена выглядела более динамично и эмоционально, чем
происходившее на самом деле. Пликт описала, что могло бы произойти, если
бы Эндрю и Валентина были чуть театральнее.
- Зачем ты написала об этом? - спросила ее Валентина.
- История сама по себе достаточно хороша, чтобы искать причины
описать ее.
Кривая лесть ответа озадачила ее.
- Кем был для тебя мой брат Эндрю, что ты провела целое расследование
для создания истории о нем?
- Вы задали неправильный вопрос, - сказала Пликт.
- Это что, игра в тестирование? Намекни, пожалуйста, о чем я должна
спросить?
- Не надо злиться. Вам следовало спросить, почему я написала
фантастическую историю вместо биографической.
- Хорошо, почему?
- Потому что я обнаружила, что Эндрю Виггин, Говорящий от имени
Мертвых - это Эндер Виггин, Эндер Ксеноцида.
Прошло четыре года со дня отъезда Эндера, он был еще в восемнадцати
годах до места своего назначения. Тем не менее, Валентина почувствовала
страх за судьбу брата. Как сложится его жизнь, если его встретят на
Луситании как самого презираемого человека за всю историю человечества?
- Вам не следует бояться, профессор Виггина. Если бы я хотела
обнародовать это, то давно бы уже сделала. Когда я выяснила это, я поняла,
что он раскаивается в содеянном. Какая величественная кара. Говорящий от
имени Мертвых назвал его действо ужасным преступлением, которое невозможно
выразить словами. А он, как сотни других, присвоил себе титул Говорящего и
сыграл роль собственного обвинителя от имени двадцати миров.
- Ты выяснила так много, Пликт, а поняла так мало.
- Я поняла все! Прочитайте написанное - в нем понимание!
Валентина мысленно сказала себе, если Пликт знает достаточно, то она
имеет полное право знать еще больше. Но не истинная причина, а ярость
заставила сказать Валентину то, о чем она молчала все эти годы.
- Пликт, мой брат не подражал настоящему Говорящему от имени Мертвых.
Он сам написал "Королеву Пчел" и "Гегемона".
Правда, сказанная Валентиной, потрясла ее. Все эти годы она
рассматривала Эндрю Виггина как субъективную сущность, а подлинного
Говорящего как вдохновителя. Теперь они слились в одном человеке. Это
открытие разбило все ее представления.
После Пликт и Валентина еще долго беседовали, поверяли друг другу
свои секреты, наконец, Валентина предложила Пликт стать наставницей детей
и ее сотрудником в преподавании и творчестве. Сначала Жак недоумевал по
поводу такого прибавления семьи, но со временем Валентина рассказала ему
сокровенную тайну Пликт, побудившую ее написать об Эндрю. Она стала
фамильной легендой, подрастающие дети с трепетом слушали невероятные
истории о давно пропавшем дяде Эндере, который был известен миру как
чудовище, а на самом деле был чем-то вроде спасителя, пророка, или, по
крайней мере, мученика.
Шли годы, семья Валентины росла. Боль от потери Эндера переросла в
гордость и, наконец, стала просто ожиданием. Она желала, чтобы он поскорее
достиг Луситании и разрешил дилемму свиноподобных, тем самым исполнив свою
миссию апостола ременов. Добропорядочная лютеранка Пликт научила Валентину
молиться за Эндера. Могущественная стабильность ее семьи и чудо рождения
пятерых детей, по капле вливаясь в эмоции, укрепили ее дух, положили
начало новой доктрине - доктрине веры.
Это сказалось и на детях. Сказка о Дяде Эндере закралась в их души.
Сифта, старшая дочь Валентины, была особенно заинтригована. Даже когда ей
исполнилось 20, и зрелый рационализм победил детскую непосредственность и
простоту, она все еще оставалась во власти притяжения Эндера. Он был для
нее ожившей легендой, обитающей где-то рядом.
Она не говорила о нем ни с отцом, ни с матерью, но однажды доверилась
своей наставнице.
- Когда-нибудь, Пликт, я встречу его. Я встречусь с ним и помогу в
его работе.
- Почему ты думаешь, что он нуждается в помощи? А в твоей помощи
особенно? - Пликт не растеряла свой скепсис, несмотря на полное доверие и
расположение детей.
- Разве он сможет справиться один, особенно в первое время? - Мечты
Сифты прорвали лед Трондейма, вырвались наружу и полетели к далекой
планете, куда еще не ступала нога Эндрю Виггина. Люди Луситании, вы мало
знаете о том, какой великий человек будет ходить по вашей земле и
терпеливо нести тяжкое бремя ваших проблем. В свое время, я присоединюсь к
нему, хотя и принадлежу к следующему поколению. Будь готова встречать
меня, Луситания.
На борту звездолета Эндер Виггин не догадывался о легендах,
будоражащих его близких. Лишь несколько дней отделяли его от последней
встречи с Валентиной. Для него Сифта еще не имела имени, она была
выпуклостью живота Валентины, не более того. Он только начал ощущать боль
потери Валентины - боль, которая уже начала затухать в нем. Его мысли были
далеки от неизвестных племянниц и племянников ледяного мира.
Он думал об одинокой, мучающейся девочке Новинхе, гадая, что сделают
с ней эти двадцать два года, и кем она станет ко времени их встречи. Он
любил ее как собственное отражение давней глубокой печали.
6. ОЛХЕЙДО
Их отношения с другими родами имеют оттенок воинственности. Когда они
рассказывают друг другу разные истории (обычно во время дождливой погоды),
в них всегда происходят битвы, сражаются герои. Конец историй всегда
трагичен, погибают и герои и трусы. И если в этих историях есть хоть намек
на генеральную линию, тогда свиноподобные не рассчитывают вести войны. Они
не проявляют и толики интереса к самкам врага, не заинтересованы в таких
традиционных формах человеческого отношения к женам павших воинов, как
рабство, насилие, убийство.
Означает ли это, что у них не существует генетических обменов между
родами? И не было. Генетические обмены могут происходить через самок,
которые выработали определенные формы распространения генотипа. При
очевидном раболепии самцов перед самками в свином сообществе, это легко
можно осуществить без ведома самцов; или это вызывает в самцах такой стыд,
что они стесняются нам сказать об этом.
Вот что они хотели рассказать нам о битвах. Типичное описание из
заметок моей дочери Аунды 2:21, сделанных в прошлые годы во время сборищ в
бревенчатом доме.
Свинья (говорящая на старке): Он убил троих братьев, не получив ни
царапины. Я никогда не видел такого мужественного и бесстрашного воина.
