свои призраки, свои страхи. Раньше бесы, экстрасенсы, "летающие тарелки",
мутанты Паркинса...
Я попытался поднять руку - ее словно зацепили из парализатора.
Онемела и еле двигалась. Странное чувство. Страшное? Но страшно не было,
было смешно. Форсаж!
- Форса-а-аж-ж-ж! - я засмеялся.
Мишель долго смотрел на меня, а потом сказал:
- Попробуй запомнить, Вик. На Лабе боятся не силы, а совести. Боятся
и ненавидят. Ух, как ненавидят!
Он вдруг замолчал. Уставился мне за спину пустым взглядом. Я
обернулся. Пусто. Светящиеся уроды вдоль стен, мерцающий коктейль-комбайн.
Мрачное место! Ничего, сейчас мы их поразвлечем! У меня и синтезатор с
собой, в кармане. Сыграю-ка я этим скучным типам парочку наших,
студенческих.
И я спел. Сначала "Загубленную душу", потом про аборигена на скале,
потом "Песню третьего тоста". Играю я здорово, да и голос неплохой, но
внимания на меня не обращали. Эти странные люди сидели, уткнувшись в свои
кристаллы и коктейли. Я хотел обидеться, но понял, что меня просто не
слышат. Врубил синтезатор на полную и чуть не оглох. Зато подействовало.
Они стали подходить к нашему столику. По одному, с разных концов зала.
Стояли, слушали и молчали. А я играл. Почему-то никто не подсаживался за
наш столик. Наверное стеснялись.
Я вновь начал про аборигена, когда, растолкав толпу, подошел бармен.
- Извините пожалуйста, - крикнул он, наклонившись ко мне. - Вам
придется прекратить играть. Люди отдыхают...
Веселый космос, сбил он меня! Отложив синтезатор, я отхлебнул из
стакана и посмотрел по сторонам. Отдыхающие внимательно разглядывали меня.
Не переговаривались даже. Неужели, я плохо сыграл? Им не понравилось? Я
так и спросил:
- Разве плохо? Таких вещей у себя век не услышите. Пользуйтесь
случаем.
- Простите, вы не на острове, - вежливо улыбаясь, ответил бармен.
Второй раз слышу про остров. Надо обязательно съездить. А бармен прав
- не стоит шуметь, пожалуй. Пож-жа-луй! Ха-ха! О чем я? Забыл. Неважно.
Сейчас все не важно. Кроме синтезатора. Плевать я хотел на их традиции!
- Миллион извинений, я не могу не играть, - я церемонно поклонился,
едва не свалившись с кресла. - Это выше моих сил.
Я опять взялся за синтезатор. Толпа зашептала и стала сжиматься. Меня
это не испугало, скорее обрадовало. Вскакиваю, хватаю... м-м-м... столик,
пожалуй тяжеловато... Значит, хватаю кресло и по часовой...
- Пассаж! - изумился бармен. - Очень сожалею, но вам придется
покинуть бар.
Покачав головой, я взял аккорд.
- Минутку, - очнулся от летаргической спячки Мишель. - Мой друг
погорячился. Я прошу прощения. Мы уходим.
Я рассмеялся и покачал головой. Мишель вдруг сжал челюсти и остро
посмотрел на меня, ловя мой взгляд. Это что-то напоминало, но я не успел
понять что... Глаза Мишеля превратились в узкую, ослепительную полосу.
Полоса свилась в спираль и растеклась зеркалом. В нем я увидел себя,
падающего и вверх, и вниз, и во все стороны одновременно. А вокруг,
кривляясь, плясали идолы Белой Радости.
Луч "Ньюмена" рассек комнату пополам. В стороны полетели горящие
обрывки, дымящиеся клочья и куски. Голова несчастного и чрезвычайно
честного инженера Адама, разбрызгивая кровь, укатилась в угол, за диван, а
на пол, к моим ногам упала обугленная кисть руки со скрюченными пальцами.
Все было кончено и только дым красиво струился в разбитом окне.
Объем-экран погас и я снова ткнулся лицом в диван. Мне было плохо.
Тяжелый фильм. Очень тяжелый фильм местного производства. Я люблю такие.
Когда много огня, дыма и кого-нибудь головой об стол молотят. Но здесь
перебор. Будто специально к мертвякам приучают.
Мысль о мертвяках ввинтила в организм новый смерч тошноты и я едва
успел к утилизатору. Чтобы я еще раз... Нет, хватит экспериментов!
Страшный яд вино! Цианолом на лабораторке и то легче дышалось.
- Эй, - подал голос вошедший Мишель. - Ты себе голову не утилизируй
случайно.
В ответ я застонал и сжал ладонями виски. От боли звенело в ушах,
хотя после бара прошло много времени. Вечер уже. Нет, ребята, так жить
нельзя! Лучше, как Адам...
- Чем там в баре-то кончилось? - промычал я. - Ты мне никаких
психоштучек не делал? А то ощущение, будто полем по башке получил.
- Ты что! - возмутился Мишель. - Мощно ты, старик, перебрал, если не
помнишь! Никаких дел не было. Посидели, потрепались, спел ты пару песен,
всем понравилось и пошли мы домой. Я шел, а ты за меня держался. Потом
отсыпаться тебя положил.
- У-у-у! - я снова схватился за голову. - Соку мне, соку!
Мишель кинул мне коробку тоника и задумчиво сказал:
- Вдолбят нам хорошо!
- А-а-а? - слабо откликнулся я.
- Турнут из Школы.
- Лом не выдаст, ректор не съест, - пробулькал я, не отрываясь от
коробки.
- Да не в нем дело. Тебе-то может, и ничего, а мне... Я с Периферии,
глухач.
- Брось ты эти штучки, - скривился я.
- Ладно, Вик, - сказал Мишель. - Ты мой друг. Ты и Санька Портнов
был. Я же не о тебе! Глухачей всегда отсеивают жестче, процент отчисленных
- ого-го, да и зачисляют нас, знаешь... Уровень подготовки, говорят, не
тот.
Я промолчал. Уровень подготовки у Мишеля и впрямь... Все его успехи в
Школе - это я и Санька Портнов. Сколько раз мы "тянули" Мишеля на
экзаменах, отдавали пайки на лабораторках по выживанию. А на Медаре! Не
закрой я его собою... Друг Мишель. Четыре года бок о бок. На Земле, на
Экосе, на Магдалине. Все время вместе.
- Вместе, - ответил я. - Если уж нас турнут, то вместе. Я тебе
гарантирую.
- Ладно, - ответил Мишель. - Бывало и хуже. Ты как, в форме? К ужину
готов?
Застонав, я оторвался от утилизатора и встал.
Гостиная была обставлена по моде двадцатилетней давности. Впрочем,
для провинции неплохо. Конечно же стол-хамелеон, включенный на банкетный
режим, изображал нечто низкое и изящное, под белоснежной скатертью. На
скатерти сверкало, искрилось, льдисто блестело и аппетитно дымилось.
Кухонные киберы и тетушка потрудились на славу. Плюс мало света и в меру
музыки. Хорошей, старой музыки.
В музыке они смотрелись хорошо. Он стоял у огромного окна в сад и
смотрел в темноту, а она показывала пальчиком и что-то говорила. Та самая
девушка, с которой я не успел познакомиться на космодроме. Теперь успею...
Но как она на этого типа смотрит! Что нашла, спрашивается?
- Миша, познакомься. Яна - моя внучка, - голос Элеоноры резанул
перепонки. - Ты должен ее помнить. Вместе играли.
- А я Вик, - отодвинув Мишеля, сказал я. - Я вас видел, вы рейсовик
разгружали. Легко запомнить, вы красивая.
- Это, - Элеонора кивнула на парня у окна, - тот самый молодой
человек, о котором я говорила.
Я посмотрел на молодого человека. Он важно глядел на нас с Мишелем.
Чуть старше нас, а какой надутый! Может у него зубы болят?
- Слу-у-ушай! Я решил попробовать его разговорить. - Я тебя где-то
видел! Ты не с Земли?
- Вряд ли у меня с вами могло быть что-то общее, - процедил он, глядя
на мой комбинезон.
Я опешил. Вот гад! Словно в рожу плюнули! И к Яне он липнет. Ничего,
мы его усмирим!
За ужином я начал действовать и говорил не переставая. Вспомнил все
речевые навыки, которым нас учили в Школе, был весел, легок, неистощим на
правду и здоровую крепкую фантазию. На Яну мои речи произвели впечатление,
она все чаще посматривала на меня. Даже престарелая Элеонора изменила свое
мнение обо мне и обозвала "приличным молодым человеком". Я чуть не
подавился соком. Элеонориному квартиранту, носившему аналогичный титул,
все это очень не нравилось. Он морщился брезгливо, но сдержанно. Имя его я
по злобе забыл и называл попеременно то Арнольдом, то Аркадием. Оказался
он агробиологом - специалистом по заболеваниям сои. Родился на Лабе,
учился на Магдалине, теперь вернулся работать домой. Отвечал
Арнольд-Аркадий неохотно, сквозь зубы. Его психополе лучилось неприязнью -
это я мог сказать и без "спик-вертушки", не внедряясь в его психику.
- Виктор, а как у вас с учебой?
Я на секунду замолчал, занявшись своей тарелкой, и Элеонора решила,
что настала ее очередь поддержать разговор.
- Угу-м-м-м?! - отозвался я, стараясь разделать кусок жареного
люстреса. Нож не резал. Все у них не как у людей! Даже вместо контактных
бритв мерзкие бреющие аэрозоли, от которых физиономия целый день болит.
- Так как у вас с учебой? - напомнила Элеонора.
- А в этой коробке у вас что? - попытался отвлечь ее я.
- В этой? - ответила тетушка. - Здесь вино.
Я вздрогнул. Снова захотелось к утилизатору.
- Как вы учитесь? - не отставала старуха.
- Да-да-да... - рассеянно ответил я.
Учеба в Школе - не тот предмет, о котором много расскажешь. Чем
меньше людей знает о наших делах, тем лучше. Служба спецконтроля -
следственный орган. Мы расследуем преступления, выявляем социальные и
нравственные патологии, если необходимо, вводим карантин. Глухое Столетие
кончилось полвека назад и в Сообществе еще полно неприятных вещей. Снова
собирается выходить из Сообщества гордая планетка Экос, прилетают странные
люди с Кино-3 и рассказывают странные вещи. А есть еще Белая Радость -
единственная населенная планета, не вошедшая в Сообщество, провозгласившая
"свой путь развития". Планета бустеров, не признающая авторитетов,
стремящаяся подмять всех под власть своей идеи. Поэтому для всех, даже для
родственников, мы обычные веселые студенты.
Как обо всем расскажешь? Это надо видеть. Как описать экзамен по
спик-тренингу, когда у тебя полчаса и в расслабленной светской беседе ты
должен выкачать из собеседника максимум информации. И нельзя молчать ни
секунды, и ни на чуть ослаблять волю, потому что тебе тоже задают вопросы
и жмут, жмут психополем на извилины и подкорку. Летят к чертям шпаргалки и
шаблоны, ведь собеседник такой же студент. Ты его отлично знаешь - это же
Жорж по кличке "нон-стоп", с которым вы вчера в "Галактике" гоняли в
пуппер. Но сейчас он не Жорж, а "человек икс", и у него то же задание и он
хочет сдать экзамен.
Или прыжки с вакуум-парашютом, когда абсолютно не понимаешь, ты
падаешь на планету или она на тебя. А потом парашют раскрывается, начинает
гореть арматура и тебя выворачивает наизнанку.
Да, нам труднее других. Мы видим вещи, которые не пригрезятся и в
пост-анабиозном кошмаре. Мы занимаемся неаппетитными делами, выявляем
болезни людей и общества. Но никто из нас не откажется от такой жизни. Мы
нужны всем, а в первую очередь Периферии. Мы спасаем ее от многочисленных
напастей, ассенизируем, лечим, делимся технологией и опытом. Чтобы
забылось навсегда и всеми Глухое Столетие. Это наша миссия, долг землян.
- С учебой у нас содержательно, - ответил я.
Взвешивая каждое слово, рассказал о Школе, о планетарных тренажерах и
учебных астероидах. Слушали внимательно, с уважением. Арнольд-Аркадий
холодно улыбался, но молчал.
- И куда работать потом? - спросила тетушка.
- Куда распределят, - пожал я плечами.
- Каждому свое, - согласилась Натали. - Хотя, куда вас могут
распределить? Будете как и те, кто до вас Школу кончил, сидеть на нашей
орбите, карантин держать.
Куда мы могли попасть - им знать не следовало. Я ответил:
- У вас на орбите не наши выпускники сидят. Так, мелочь. Вторая
Школа.
- И что? - пожала плечами тетушка. - Какая разница? Первая, Вторая...
- Как это? - возмутился я. - Первая Школа - о-го-го! Сила!
- О да! Сила! - чрезвычайно серьезно произнес Арнольд-Аркадий. -
