- А потом что?
- Да так, - поскучнел Мишка. - Отобрали. Большие ребята. У нас
есть такой гад, его все Шиблой зовут. Потому что мелочь сшибать любит.
В общем, попросил покататься. Ну как не дашь, он же сразу: "А по яй-
цам?" А он уехал куда-то к центру, я всё жду, а его нет. Так и не дож-
дался. На другой день в школе к нему подхожу, спрашиваю: "Где мой ве-
лик?" Он так улыбнулся гаденько и говорит: "Какой такой велик? Ничего
не знаю. Тебя, мальчик, что, в детстве часто на пол роняли?" Вот и
всё.
- А в полицию?
- Толку-то? - пожал плечами Мишка. - Никто же не видел, как я ему
кататься давал. Да к тому же он меня тогда совсем задолбит. Он же пси-
хованный, Шибла, ему всё по барабану.
- Понятно, - отозвался я. Про вчерашний случай в парке мне расс-
казывать почему-то не хотелось. Уж очень картинным казалось мне сейчас
укрощение сопливых гопников. Ладно я, взрослый мужик, со спецподготов-
кой и соответствующим опытом. Для меня эти Вовцы и Шиблы - всё равно
что тараканы, а вот для этих мелких - для Мишки, его друга Димки, -
тем всё иначе. Они же как цыплята перед крысой. И долго ещё им цыпля-
тами оставаться. Правда, что касается Мишки, "долго" вообще может и не
быть. Если нас всё-таки заловят...
Интересно у меня получается. Ведь вроде бы не так давно поимка
казалась мне неотвратимой, часом ли раньше, часом позже... А сейчас
появилась какая-то совершенно безумная, ни на чём не основанная надеж-
да. Или это дрожала во мне нелепая ночная ниточка? Во всяком случае,
мы пока что не сбились с направления.
А воздух меж тем незаметно светлел, и звёздные лучи таяли в чер-
нильно-синем небе, лунный серпик скатился к горизонту и, уцепившись
рогом за край леса, казался клочком ваты, запутавшимся в колючей хвое.
Холодные прозрачные волны лениво перекатывались через дорогу, едва
слышно шуршали в уже заметных на сером фоне кустах и пропадали где-то
вдали. Понемногу начинали пробовать голос птицы.
- Ну что, согрелся малость? - поинтересовался я, глядя на острые,
выпирающие из-под футболки Мишкины лопатки. - Погоди, днём ещё успеем
изжариться.
- Это точно, - не оборачиваясь, кивнул Мишка. - Только я жару
люблю. Когда вот так печёт, мне всё кажется, что здесь юг, тропики
всякие...
- И слоны, и крокодилы, и страусы, - добавил я. - То-то ты заго-
рел как шоколадка.
- Это потому что у меня кожа такая, - улыбнулся Мишка. Его улыбки
я, конечно, видеть не мог, но знал, что она была. - Загар зимой не
сходит. А летом - снова. Вот и получается каждый год всё больше и
больше.
- Значит, к старости в негра превратишься? - ехидно уточнил я.
- Ну, не знаю, - на полном серьёзе ответил Мишка. - А вдруг я на-
зад загорать начну? То есть выгорать. Стану таким белымбелым, как по-
лярный медведь.
Я промолчал. Странным было всё, что сейчас происходило. Вроде бы
пустой разговор, утренний холодок, пересвист птиц, обычное, в об-
щем-то, дело. Но я чувствовал - что-то невидимое творилось сейчас вок-
руг нас. И вымершая дорога, и неожиданно быстро наступивший рассвет, и
даже остановившиеся часы - всё это каким-то непонятным образом было
связано. Почему-то вспомнилось, как ещё совсем недавно мы шли с Мишкой
- вроде бы почти так же, и шоссе прорезало пространство серым заточен-
ным лезвием, поля по обе стороны тянулись до горизонта, мы шагали раз-
меренно, и рубцы на Мишкиной спине подёргивались в такт шагам, и пох-
лопывал меня по бедру приклад автомата - почти так же, как сейчас край
сумки. И что было сном, а что - явью? Я не знал, да и не хотелось мне
сейчас этого печального знания. Достаточно было того, что теперь всё
должно получиться иначе. Звенело во мне направление, и почему-то таял
страх. Вернее, он превращался в непонятную, ни с чем не связанную тре-
вогу. Не в Управлении уже было дело, не в грозившей нам погоне - нет,
что-то совсем иное щемило сердце. То ли дым далёких костров, то ли за-
пах свежескошенной травы. Я понимал только одно - что-то должно слу-
читься. Если уже не случилось.
- Сейчас, наверное, солнце взойдёт, - заметил Мишка. - Пора уже,
вроде.
- Неплохо бы, - кивнул я. - Между прочим, не ты один замёрз.
- Интересно всё же, далеко мы ушли? - не унимался Мишка. Похоже,
молчаливая ходьба его изрядно утомила.
- Ну как сказать, - пожал я плечами. - На машине это расстояние
можно проехать за четверть часа.
- Только вот где тут машины? - хмыкнул Мишка. - И вообще, странно
здесь как-то. Слишком уж пусто.
- Это верно, - я поёжился от забравшейся мне под рубашку холодной
струйки. Ладно погоня, которой почему-то нет. Но чтобы за всю ночь ни
одной машины не пронеслось? Куда же они все подевались?
- Скажите, только честно, - вдруг повернулся ко мне Мишка. - Вот
если нас всё-таки поймают, чего будет?
- С кем? - насупившись, уточнил я. Ох, не хотелось мне отвечать.
Тем более честно.
- С обоими.
- Ну что ж, ничего хорошего. Смотри, что получается - налёт на
полицейскую управу, освобождение из-под стражи оккультиста, побег. Тя-
нет сие для тебя на 189-ю статью - организованное оккультное сопротив-
ление. Пожизненная тюрьма это, братец.
Я не стал уточнять некоторых деталей. Вроде того, что даже вечное
заточение ещё не гарантирует безопасность Державы. И тогда... Нет, ко-
нечно, я ничего не знал наверняка. Ходили лишь смутные слухи. Но под-
мешанный в суп аквабромтоксин, подушка на лицо, незаметный посторонне-
му глазу удар пальцем в точку "ци-даминь" - и у нашего Управления ста-
новится одной проблемой меньше. Причём всё происходит тихо, безболез-
ненно. Мы же не средневековые католики, на костёр никого не тащим. Гу-
манные у нас методы.
Только вот, может, костёр честнее. А мы притворяемся... Христа
ради притворяемся добрыми христианами. А если притворяемся - значит...
Следуя формальной логике, или мы не добрые, или... Так что же, получа-
ется, отец Николай прав? И тогда, выходит, мы, в Управлении, предали
Его? Вроде Великого Инквизитора из великого романа? А как же тогда
быть с теми, Адептами и Рыцарями? С пытавшими меня Малиновыми Старца-
ми? Оставить их пастись на воле, губить души, готовить приход Антих-
риста? Нет, так тоже нельзя, и это не требует доказательств. Достаточ-
но вспомнить застывший взгляд Вити Северского, его трясущиеся губы,
когда вернулся он из Троепольской лавры, от архимандрита Артемия. А я
сам... Когда мы накрыли их, Солдат Ночи, в городских катакомбах, вор-
вались в жертвенный грот... Ту девчонку уже не могли бы спасти никакие
врачи. Многим ли приходилось видеть ещё живого человека, в котором
крови не осталось ни кубика? А мы видели. Самое страшное, она была ещё
в сознании, хотя потом врачи и уверяли, что такое в принципе невозмож-
но. Но это у них, в чистых кабинетах, верны принципы, а в зловонном
гроте, где блудливо скалятся со стен выбитые на камне морды демоничес-
кой иерархии - там действуют совсем иные законы. И когда гнались мы по
узким туннелям за предусмотрительно слинявшим Генералом, когда "Арг-
нум" в моей руке коротко дёрнулся и мешковатая фигура, замерев на бе-
гу, одуряюще медленно сползла по стенке на холодные каменные плиты -
тогда я был прав.
Тогда - да. А идя в сарай на Заполынную? Выполняя свой долг, де-
лая малоприятную работу - да что там малоприятную, попросту гадкую -
но лишь благодаря ей не появился бы очередной Генерал - как тогда?
- Ну, а с вами что они сделают? - тихо спросил Мишка.
- Они - это кто?
- Ну, сотрудники эти ваши. Из Управления.
- Ты хотел честно? Ну так вот. Есть у нас Устав, и там всё чётко
сказано. То, что я сделал, выходит как бы предательство. А за такое
военный трибунал даёт петлю. Впрочем, - помолчав, добавил я, - может,
сочтут невменяемым. Дескать, был под твоим гипнозом, не ведал, что
творю. Кстати, - усмехнулся я, - а ты меня, случаем, не загипнотизиро-
вал?
- Это как? - резко остановился Мишка.
- Ну, то есть подчинил своему влиянию. Внушил на расстоянии мыс-
ли, заставил вывести тебя из камеры. - Я сам не знал, зачем это гово-
рю, но какая-то странная сила двигала сейчас моим языком.
- Вы что же, думаете, я на такое способен? - угрюмо спросил Миш-
ка, уставившись на свои потёртые кроссовки. - Ну нельзя же так, - по-
молчав, выдохнул он. - Ведь это же такое свинство... Вот так скрутить
человека. Как куклу. Тогда уж лучше убить.
- Ну, а всё-таки? - не сдавался я. - Если отвлечься от рассужде-
ний про свиней, то смог бы?
Мишка помолчал.
- Не знаю, - задумчиво произнёс он, разглядывая запёкшуюся ссади-
ну на коленке. - Просто не знаю, и всё. И не хочу знать.
- Ладно, извини, - хлопнул я его по плечу. - Я же ничего такого
на самом деле не думал. Приходилось мне видеть таких, заворожённых.
Общался с ними. Ты прав - куклы. Ничего не помнили, ни о чём не дума-
ли, просто выполняли приказы - и всё. А уж я-то за одну ночь передумал
столько, что на сто лет хватит.
Мы помолчали.
- Знаешь, наверное, я всё-таки малость сдвинулся, - сказал я
спустя пару минут. - Не затей я эту кутерьму в полиции, всё было бы
ещё туда-сюда. Ну, спецмонастырь. Неприятно, но выдержать можно. Хоть
там и режим, и наверное, лупят...
- Да ладно, - беззаботно махнул рукой Мишка, - нашли чем испу-
гать. Я к этому делу привычный. Может, оно и правильно. Мамка говорит,
без ремня со мной не сладить. Только ведь там, в монастыре этом, всё
чужое было бы. И ни мамки, ни Олежки. Тоскливо, понимаете?
- Понимаю, - негромко сказал я. - У меня ведь тоже интернат за
плечами. Такие вещи объяснять не надо. Но всё же это лучше, чем до
конца своих дней гнить в камере. Так что прости, я хотел как лучше, а
получилось...
- Не надо, - перебил меня Мишка. - Зачем вы? Может, всё как раз
получится хорошо, мы же ничего ещё не знаем, что будет.
- Ну что ж, остаётся лишь надеяться. А знаешь, у меня мог бы сей-
час быть брат. Всего лишь года на три тебя младше. Если бы не ава-
рия...
Мы вновь зашагали молча. Ну о чём тут можно было говорить? Мишка
шёл впереди, худой и загорелый, и лёгкий ветерок трепал выбившийся из
шорт край футболки. Той самой, измазанной ягодным соком. И мне каза-
лось сейчас, что это он, мой неродившийся брат, ещё лишь собиравшийся
быть комок плоти, растаявший вместе с мамой и отцом в вихре жёлтого
пламени - что он прорвался ко мне сквозь глухие тёмные пространства,
сквозь стены лжи и боли, и теперь шагает рядом, тонкий и живой.
Я понимал, что нет сейчас никого, кто был бы мне ближе. И я - ну-
жен ему. Наверное, в этом-то и весь смысл.
- Смотрите, - тронул он меня за локоть. - Солнце всходит.
Оно и впрямь поднималось над волнистой линией дальних холмов -
ещё лишь самая кромка, оранжевый ломоть в обрамлении лёгких, точно вы-
резанных из розовой бумаги облаков. Пока не слепящий, не обжигающий
глаз, этот ломоть с каждой секундой становился всё больше и больше, и
рыжий отсвет ложился на холмы, на синеватый край леса, на протянувшее-
ся в бесконечность шоссе.
Стоп! Что-то было не так, и я тупо уставился на свои ботинки, по-
ка, наконец, не увидел - и что-то внутри у меня оборвалось.
Шоссе! Его больше не было. Исчез изъеденный трещинами асфальт,
заросшая чахлой травой обочина, притулившиеся с краю дорожные знаки.
Теперь под ногами у нас тянулась утоптанная грунтовка, довольно широ-
кая, но куда ей до автотрассы!
Грунтовка чуть изгибалась, уходя к ставшему вдруг очень далёкому
горизонту, и то же самое я увидел, обернувшись. Шоссе не кончилось,
нет - его просто не было. Нигде и никогда.
- Ты видишь? - толкнул я Мишку в плечо. - Видишь?
- Вижу, - одними губами прошептал он.
- Что это?
- Не знаю. Вправду не знаю. Куда шоссе подевалось?
