тем самым ввергнуть оные души в бездну мрачного отчаяния. Налицо нару-
шение Великого королевского свода уложений, параграфы 130, 215, 98, а
также древней правды лотарингов и норм нравственности. А посему, учи-
тывая закоренелость вышеобозначенного Философа во лжи и упорное его
нежелание покаяться, Верховный королевский суд вынес приговор...
Старец надолго замолчал, шелковым платочком утирая выступивший на
лбу пот. Благородное общество замерло в ожидании. Впрочем, плевать мне
было на благородное общества. Я видел сейчас лишь королеву и Верховно-
го инквизитора. Первая сжимала подлокотник походного раскладного тро-
на, второй задумчиво поигрывал висящим у пояса кинжалом. Приглядев-
шись, я заметил, что с синей его мантии исчезли черепа. Однако!
Разумеется, и суд, и приговор были условностью. Здесь, на костро-
вой поляне, ждал уже меня высокий, обложенный штабелями дров столб,
вокруг припасены вязанки хвороста. Вязанок почему-то оказалось неправ-
доподобно много.
Неожиданная мысль обожгла меня: а что, будь это всё по-настояще-
му? Куда бы делся ироничный Философ? Уж не ползал ли бы в монарших но-
гах, вымаливая хоть какую-никакую, а жизнишку?
- ...к сожжению на костре. Приговор окончательный и обжалованию
не подлежит.
Ну, ещё бы. Кому жаловаться? Держателю сервера?
...Оказывается, мне что-то говорят. Ах да, последнее слово. Смот-
ри ты, как цепляются за традиции. Книжек, видно, начитались.
- Ну что ж, - оглядел я присутствующих. - В принципе, всё, что
хотел я сказать, уже сказано. К сожалению, без толку. Не думал, что вы
окажетесь такими трусами.
- Чего же мы боимся, наглец? - выкрикнул кто-то из толпы. Судя по
ярости тона, персонаж.
- 8 -
- Жизни вы боитесь, дамы и господа. Той самой обычной жизни, где
королева провалила вступительные экзамены на юрфак, где инквизитор
забросил спорт и нахватал двоек, где каждый из вас, который настоящий
- ну, вы понимаете, о чём я, где каждый настоящий кого-то любит, ко-
му-то обязан, на что-то способен. Где надо жить напрягаясь. А вы не
любите напрягаться, халявщики. Боитесь. Вот и слепили себе всё это, -
обвёл я рукой напрягшееся пространство. - Бездарно, кстати говоря,
слепили. Хоть бы сперва книжки какие-никакие почитали. Вам, королева,
тем более непростительно, - поклонился я в сторону трона. - Собираешь-
ся на юридический, так выучи историю. Как минимум в объёме школьной
программы. Впрочем, ладно, я увлёкся. Мне больше нечего вам сказать.
- И это верно, - медленно протянула королева. - Ты и так уже на-
говорил на тысячу костров. Ты пришёл в этот мир незваный, ты своими
злобными речами портишь всё, к чему прикасаешься, ты грузишь нас! Ухо-
ди же, откуда пришёл, и не пытайся вернуться - доступ тебе будет пе-
рекрыт навечно. Стража! - звонко вскричала она, - исполняйте же приго-
вор суда!
Латники неторопливо двинулись ко мне, взяли за локти. Миг - и я
оказался лицом в густой колкой траве, ещё миг - и с меня содрали всю
одежду. Быстро и умело. Господи, ну это-то зачем? Мало сжечь, надо ещё
и унизить? Впрочем, не я ли кому-то внушал: унизить тебя можешь только
ты сам. Так чего же я дергаюсь? И вообще, это кино надо досмотреть до
конца.
Вскоре стальные цепи охватили мою грудь, и голыми лопатками я
ощутил тёплое смолистое дерево. На столб пошла сосна, из тех, что на-
зывают корабельными.
Королева махнула рукой с зажатым в ней белым платочком, и сейчас
же Верховный инквизитор Ольвен де Брайен зашептал что-то людям в чёр-
ных плащах.
Вскоре явился огонь - едва заметный сейчас, при свете утреннего
солнца. Верховный инквизитор принял от черноплащного слуги факел. Кра-
сиво размахнулся и швырнул - далеко, через всю поляну, словно мяч на
соревнованиях. Пламя тут же охватило хворост, затрещали, взбираясь по
сухим веткам, рыжие язычки пламени.
Я поймал взгляд де Брайена - и вздрогнул. Он улыбался мне - сво-
бодно и открыто, как человек, что всё для себя уже решил, избавился от
изнуряющих сомнений и навсегда выбрал свой путь.
- 9 -
А вот и королева неспешно поднялась с трона, величаво прошество-
вала к столбу и, взяв поданный лысым человечком в трико факел, весьма
неизящно ткнула им в хворост.
Мне не надо было смотреть ей в глаза - я и так знал, что те у неё
на мокром месте, что она, кажется, догадалась, кто пришёл в "Лотарин-
гию" под видом юноши-философа. Но и она всё решила, хотя и не любит
это дело, решать, предоставляя сие старшим. Конечно, если дело не ка-
сается развлечений.
А пламя уже коснулось моих ступней, обволокло их, облизало дымны-
ми языками и медленно заструилось выше. Я вновь улыбнулся - и тут
пришла боль. Этого никак не могло быть, это какое-то злое волшебство,
но - жадная, изголодавшаяся боль пронзила меня насквозь. Огонь брал
своё, а я, слабый человек, не хотел отдавать. И потому, ругнувшись,
нажал кнопку Reset.
4.
Половина второго ночи. Фыркающий на газу чайник. За кухонным сто-
лом, возле пустой пока ещё чашки - я. Хлеб в украшенном мультяшными
монстрами пакете. Сыр - в тёмной утробе холодильника.
- Ну что, сходил в "Лотарингию"? Понравилось?
- Да уж, ощущения незабываемые. Шкура, так сказать, в подпалинах.
- Только шкура?
- Ну ты спросил...
- Извини, я всегда отличался повышенной тактичностью.
- Впрочем, сюжет всё равно закрыт.
- Что так?
- Вход на сервер "Лотарингия" мне заблокирован. Точку коннекта
они, надо полагать, отследили. Да и системные пароли поменяли.
- Тем более, ты и старые-то узнал случайно.
- Узнал? Слишком нейтральное слово. Сказать по правде, подглядел.
Порылся вчера утром в Олежкиной машине, пока отпрыск штаны на занятиях
просиживал.
- Ну так. Шпионим помаленьку. Скромно так, по-домашнему. Кто-то
когда-то об искренности вещал, о доверии.
- А что мне оставалось делать, кроме как попробовать докричаться
оттуда? Каждый день, понимаешь, каждый день видеть, как дети уходят от
тебя. Да разве только от нас с Мариной? Вообще уходят - из реальности.
Туда, в это кибернетическое непотребство.
- 10 -
- Так уж и непотребство? Там есть что-то, чего не нашлось бы и
тут, в суконном нашем бытии?
- Не ври, оно не суконное. Не только суконное.
- Вот только давай не будем ударяться в философию, ладно? Полу-
чится ещё хуже, чем у Ленки с Олежкой их "Лотарингия". Столь же густой
запашок дилетантства.
- При чем тут философия? Дети уходят из жизни.
- В другую жизнь.
- Которая не более, чем отражение этой. Вдобавок ещё и зеркало
кривое.
- А не рожа?
- Не заслоняйся банальностями от истины.
- А что есть истина?
- Ну вот, начинается... Ты же столько раз говорил себе...
- И не только себе.
- И не только. Но ведь в самом же деле! Ленке надо максимально
использовать оставшиеся месяцы. Может, хоть со второй попытки сдаст.
Голова-то у неё светлая. Но и вуз попроще надо присмотреть, на всякий
пожарный. Согласен?
- Добавь ещё "присмотреть работу".
- И добавлю. Содержать красну девицу неполных девятнадцати лет -
это, знаешь ли, накладно.
- Уж мне ли не знать. Статейками да рецензиями палат каменных не
нажить. Хотя, это как посмотреть. У каждого ребёнка своя комната, свой
компьютер, в гараже "шестёрка", пускай и потрёпанная, но вполне ещё на
ходу. В общем, по миру не идёшь, и не ври - не на сию тему у тебя моз-
ги болят.
- Ты прав. И ты знаешь, как это страшно. Я становлюсь им не ну-
жен. Что я, что Марина. То есть нет, нужны, конечно, но... Как обеден-
ный стол, как ботинки...
- Как воздух...
- Вот именно. Пока дышишь - не замечаешь. Но это всё не то. Не о
том. Я, именно я, делаюсь им не нужным. Неинтересным, что ли. Да, сог-
ласен, мама с папой - фигуры для них немаловажные. Но именно что фигу-
ры. Не персонажи. Замени нас любой другой парой из того же круга, и
ничего для Ленки с Олежкой не изменится. А поезд ушёл - вот и бежим за
паровозом.
- Это всегда говорили себе все родители. Ещё, наверное, в камен-
ном веке.
- 11 -
- Тогда не было виртуальности. Не было, куда уйти. А им этот мир
нужен только чтобы не умереть с голоду. Чтобы было, чем на кнопки на-
жимать. А главное, а суть - там, в тронном зале, в подвалах этих ду-
рацких. Господи, и это мой Олежка! Верховный инквизитор... Щипцы с
длинными ручками... Он же в пять лет всем детям игрушки свои дарил.
- А как рыдал, когда Джула везли к ветеринару, усыплять.
- А в шесть лет, помнишь, когда Маринкина мама... Как он вечером
подкрался сзади, прижался к моей ноге и тихо так попросил: "Папа, ты
только не умирай, ладно? Никогда!"
- И ты ответил: "Ладно, малыш. Обещаю."
- А теперь вот... Я всё думаю, он знал, кто такой Философ, ког-
да... Когда бросил факел? С одной стороны, он столь заигрался, что за-
был себя. Что он не ублюдочный этот "де Брайен", а семиклассник Олеж-
ка. А с другой...
- А с другой ты ему тонко намекнул на толстые обстоятельства. Про
двойку по алгебре, помнишь?
- Но связал ли он? Хотя двойки, лекарство для мамы, разбежавшиеся
друзья-приятели... Несложно вычислить, кто может быть в курсе всего
этого.
- И всё-таки ты никогда не узнаешь правды.
- Наверное, к счастью.
- Или наоборот. Пойми, тут не бывает простых решений.
- Мне ли ты объясняешь? Я ли не запирал им компьютеры на ключик?
- Что они и преодолевали посредством булавки.
- Или вынимал модемы.
- После чего Ленка объявила голодовку, а шустрый Олежка смылся на
пару дней. Как выяснилось, к Лёньке Бутягину. Благо, родители у того
расслаблялись в очередном круизе, а пацана оставили наедине с компь-
ютером и глухой прабабкой.
- Которую Лёнечка строил по стойке "смирно".
- "Тростию же направляй заблудшего на стезю его..."
- Пробовал. Но знаешь, давай не будем. Вот про это - не будем.
- Уж больно ты нежен, как я погляжу.
- Уж какой есть.
- Неудивительно, что они уходят. Понимаешь, важно не то, куда.
Важно - от кого.
- Ну ты, умный! Поговори мне!
- 12 -
Я резко поднялся, шагнул вперёд, и он тоже подался мне навстречу
- из овального, в дубовой раме зеркала. Оно досталось Марине ещё от её
бабушки.
Дымчатая поверхность отражает край кухонного стола, белую дверцу
холодильника, меня - невысокую личность с изрядными залысинами, с име-
ющим быть животиком и серыми мешками под глазами. Нет, надо, надо бро-
сать курить. И пиво тоже. И по утрам бегать... надо...
Они спят - каждый в своей комнате. Умаявшийся от инквизиторских
трудов прыщавый мой Олежка, который так не любит манную кашу и алгеб-
ру, а любит... Я теперь уже и не знаю, что он любит.
Пухлощёкая моя Ленка, расцветшая ещё не женской, но уже и не дев-
чоночьей красотой, дылда моя лопоухая, не нужны тебе эти королевские
льняные локоны и эльфийские, в пол-лица, глазища. Ты и так хороша.
Они спят, и я не вижу их сквозь обклеенные зелёными обоями стены,
не вижу - но слышу их прерывистое дыхание. Или это мне только кажется,
что слышу.
Вы только не бросайте меня, ладно? Никогда.
Довольно, Философ!
август 1997
Виталий Каплан
Юг там, где солнце
повесть
Глава 1. Культурный отдых.
Факелы, воткнутые в медные, позеленевшие от времени кольца, чади-
ли и совсем уже было собирались погаснуть. Но я знал, что не погаснут
