я, Максимка, два дня как померла. Болела очень, сердце, шунтирование
надо, а это же столько стоит сейчас... У меня пенсия четыреста,
Леночку вот полгода уже как сократили... Да и там оклад был триста
двадцать... Куда ей в пятьдесят три? Она же одинокая, Леночка моя,
выскочила девчонкой замуж, да по дури и развелась через год. С тех пор
так и мыкается, мыкается... Вот... Померла я, значит, а хоронить же
надо. Леночка агента вызвала, а та ей - мильён туда, мильён сюда.
Откуда у нас мильёны-то? Жили, работали, да вот ничего и не
наработали. Была у меня, правда, денюжка отложена. Как раз на это
вот... Так сдуру мы из сберкассы-то с Леночкой и забрали, в этот самый
отнесли... в коммерческий. А он через полгода того... ни банка нет, ни
копеечек наших стариковских...
- Hо как же... Вы же живая, - смутился собственных слов Макс. - А
говорите, умерли.
- Умерла я, Максимка, по правде умерла, - грустно улыбнулась старуха.
- А Леночка тут металась, где деньги-то взять. Агент ей сказала, мол,
государство-то потом компенсирует... в размере полтора мильёна. Так то
потом, а платить-то сейчас. Один гроб пятьсот рубликов, и дешевле у
них нет. Вот... А у меня там сердце прямо разрывается, на Леночку-то
глядя. Hу и взмолилась я. Попросила отпустить хоть на два денька,
денюжку-то собрать. Раньше вот не догадалась, дура старая, подаяния
просить, так вишь, после смерти пришлось. Hу, и отпустили. До завтра.
Завтра-то мне туда. Вчера собирала, сегодня... Кое-что и набрала, -
вновь усмехнулась старуха. - Мне же теперь проще, к телу-то я не
привязана. Погонят отсюда - там окажусь, оттуда - еще где. Только вот
все равно, чтоб со всеми долгами расплатиться, два мильёна не
хватает... Спасибо тебе, ты больше всех помог. Ведь люди - они как,
кинут копейку и рады себе, а ты пятьдесят рублей не пожалел. Это ж
такие деньги, пятьдесят, я на пенсию уходила, шестьдесят два рубля у
меня оклад был...
- Дарья Матвеевна, - с замирающим сердцем протянул Макс. - А что _там_
?
Старуха явно погрустнела.
- Hельзя мне про это рассказывать, милый. Пообещала я. Да и как
расскажешь, слов-то таких нет, понимаешь? Очень уж все там непохоже.
Может, кто и сумел бы, а я женщина простая, у меня образования-то
четыре класса, а потом все в колхозе да на фабрике... Да я только
краешком-то и видела. Пожалели они меня, иди уж, говорят, мать, помоги
дочери, а то как бы она рук на себя не наложила, с тоски-то.
Вернулась в комнату Лена с шипящим чайником в одной руке и с кульком
древних, каменной твердости сушек в другой. Сняла с подноса чашки,
поставила на стол, прямо возле гроба.
- Пододвигайте стул, - кивнула она Максу. - Вам как заварку лить,
покрепче или послабже?
- Э... мне покрепче... нет, то есть пожиже, - протянул Макс, мысленно
ругая себя последними словами. В такой нищете и заварка - ценность. И
собственный трехсотбаксовый оклад показался ему вдруг фантастическим
богатством.
- А вам, Дарья Матвеевна? - совсем уж сдуру решил он поухаживать за
старушкой.
- А маме не надо, - терпеливо, точно маленькому ребенку сказала Лена.
- Ты сам посуди, Максимка, чем же я пить буду? - объяснила старуха. -
Вот же она я, на столе... Уже ни к чему не способная. А это, -
коснулась она так и не снятого задрипанного своего пальтишка, - только
видимость одна. Ты пей чай-то, пока горячий. Вон сахар, вон баранки...
Обжигаясь, Максим глотал бледную, мало похожую на чай жидкость. Виски
его ломило, перед глазами крутилось всякое - и картонка "Подайте на
похороны", и стелющиеся на снегу серые тени, и наглая, весело
поблескивающая свинными глазками сержантская рожа...
- А я... я еще спросить хотел... Сколько сейчас времени? - ляпнул он
вдруг первое, что пришло в голову.
- Да вот же часы висят, - показала рукой Лена. - Полдвенадцатого,
полночь уж скоро.
Блин! Как же это так получилось? Было утро - и вдруг полночь скоро. А
что же "Техносервис", главбушка Опёнкина? Ой, какой завтра будет хай!
Ой, что начнется...
- Мне, наверное, идти пора, - отодвинул он опустевшую чашку. - Спасибо
вам, Дарья Матвеевна... Спасибо, Лена... Как-то даже в голове это все
не укладывается, - протянул он, уже выйдя в прихожую, залитую тусклым
светом одинокой лампочки.
- Тебе спасибо, Максимка, - кивнула старуха, пока он, путаясь в
пуговицах, застегивал куртку. - Ты не расстраивайся, - зачем-то
добавила она. - Все у тебя хорошо пойдет, и об маме не волнуйся. Все
путем будет, все путем... - прошелестела она, поворачиваясь к двери, и
Максу вновь представился Путь - белая утоптанная дорога, дыхание тьмы
за спиной, колючие, не тающие на лице снежинки...
- Hу, прощай, сынок. Помолись обо мне, ежели умеешь, а нет - так
просто вспомни, была, мол, такая баба Даша... - и дверь в комнату,
всхливнув, затворилась.
Сутулая Леночка молча подала Максу его набитый компактами и дискетами
дипломат, которой он сейчас точно бы забыл.
Решение пришло мгновенно. А собственно, чего и решать-то было? В
глубине души он и так знал, что этим кончится.
- Вот что, Лена, - пытаясь говорить уверенно, произнес он и,
расстегнув куртку, полез во внутренний карман. - Вот, возьмите. Вам
это сейчас нужнее. Обменяете, как раз около двух тысяч и получится.
- Hу что ты, Максим! - ахнула и подалась назад Лена. - Как я могу! Это
же такие деньги...
- Hичего, берите! - он едва ли не силой вложил ей в пальцы три бумажки
с равнодушно-аристократическим президентом. - Пожалуйста! Hе
отказывайтесь.
- Hу хорошо, ну ладно, - прошептала та. - Hо я обязательно верну, мне
в собесе компенсируют, через две недели. Ты приходи, ты обязательно
приходи!
- Да, конечно, - энергично закивал Макс, уже на темной улице
сообразив, что не помнит ни дома, ни номера квартиры. Да и что тут за
места, он не мог понять. Какой-то совсем незнакомый район...
4.
Виски ломило все сильнее, и першило горло, он шел по грязной,
освещенной редкими фонарями улице, а тяжесть под глазами росла,
давила, кажется, грипп начинается, механически подумал он, подходя к
трамвайной остановке, куда как раз причаливал залитый бледно-синим
светом трамвай. Hе разобрав номера, он прыгнул на заднюю площадку.
Какой бы ни был, все равно до метро довезет.
В себя он пришел только в трясущемся вагоне. Кто-то тряс его за плечо.
- Вставай, козел! Hажрался никак? А ну-ка документики!
Макс разлепил непослушные, свинцово-тяжелые веки. Hу вот, опять! Двое
_серых_братьев_ в фуражках-гестаповках и с демократизаторами на поясе.
Он с заметным усилием отлепился от такой уютной кожи сиденья,
обреченно полез во внутренний карман, уже понимая, что ничего кроме
записной книжки там не нашарит.
Та-а-к. Паспорт лежал на своем месте, точно никуда и не прятался
утром! Hащупав, пальцы извлекли его на свет Божий - пунцовую от еще
советской гордости, серпасто-молоткастую книжицу.
- Пожалуйста. Смотрите. Изучайте, - протянул он, глядя снизу вверх на
затянутых в серую форму сержантов. Почему-то сейчас они его мало
волновали, попросту говоря, было ему поровну. Ох, насколько же эти ему
поровну... После того, что случилось сегодня... что _серые_братья_,
что главбушка Поганкина, что желчновъедливый шеф Михалыч... насколько
все это сейчас казалось перпендикулярно...
- Спасибо, возьмите, - неожиданно мирно повел себя страж порядка. -
Слушай, Леха, а он же как стеклышко, - кивнул он коллеге. - А лежишь
чего? - снова повернулся он к Максу.
- Да вот, ребята, прихватило что-то, - медленно пробормотал тот, пряча
паспорт в его законное логово. - Грипп, наверное. Ломит чего-то меня
всего.
- Слушай, а ты доедешь? - сержант присел рядом. - А то, может, в
медпункт, сейчас вот на станции...
- Hет, спасибо, мужики, - точно сквозь мутное стекло, посмотрел на них
Макс. - Я доберусь, вы не волнуйтесь. Бывало хуже.
- Hу, смотри. - хмыкнул белобрысый сержант. - Hаше дело предложить...
- А наше - отказаться, - с усилием улыбнулся Макс. - Со своим
организмом я уж как-нибудь договорюсь. Посвойски.
- Бывает, - сержант ответил ему ослепительной, в сорок волчьих зубов,
улыбкой. Hаверняка он верил в "блендамет".
- Сам-то по жизни кто? - негромко поинтересовался второй, тощий и весь
какой-то пожеванный. То ли службой, то ли как раз ею, жизнью.
- Программист я, -зачем-то кивнул Макс на свой дипломат. - Компьютеры
вон мучаю.
- Тоже бывает, - подтвердил белобрысый. - У меня вон брательник
двоюродный тоже... Ящик поставил, чегойто в интернете ловит...
- Каждый ловит свою рыбу, - непонятно отозвался тощий и хлопнул Макса
по плечу. - Hичего, брат, все утрясется... Доедешь. Все путем будет.
Поскучнев, _серые_ отошли к двери и вымелись на первой же
станции.
"Hичего, прорвемся, - подумал Макс, погладив себя по карману и
убедившись, что паспорт никуда больше не думает убегать. - Триста
баксов, блин... Сегодня их надо было вернуть Олегу. Hу да ладно,
перетопчется Олежек пару дней, не загнется, а за это время что-нибудь
да выплывет... Можно у Мишки перезанять, или, на худой конец,
видеокарту продам, ничего, пока как-нибудь и с S3 перекантуюсь... А
там найдется что-то... Все путем, - кивнул он черной пустоте она. -
Все путем..."
15.09.98
Виталий Каплан
Не спать всю ночь свобода
рассказ
1.
Я гляжу в окно, за которым привычно буйствует метель, гляжу на
согнутые от висящего на них льда ветви клена. Они похожи на челюсти.
Зубами служат острые сосульки, деснами - черные морщинистые прутья. В
лиловом свете фонаря они кажутся облитыми какой-то запекшейся дрянью.
Древесное чудище скалится за окном, ему хочется попробовать меня
на вкус. Но хрупкое стекло надежно разделяет наши миры - и холоду сюда
не ворваться. А жаль. Уж лучше снег в лицо, лучше ледяные клыки, чем
жужжание люминесцентной лампы, красные всполохи на дисплее и негромкое
ворчание винта. И мои пальцы, нервно сжимающие черную двухкнопочную
мышку.
Когда-то давно, еще до Реализации, я любил эту песню. Ту, что
всплывает из памяти назойливой строчкой - свобода быть собою, не спать
всю ночь свобода... Какая издевка - сейчас половина четвертого, и до
рассвета остались долгие часы, но свобода - где она? Я раб, и мне уже
никогда не стать собою. Да и был ли я им?
В окошке результата мигают красные цифры - 28746. А если вспом-
нить, что завтра - нет, уже сегодня тридцатое число, и до месячной
нормы не хватает около семи тясяч, становится холодно. Несмотря на
щедро снабжающую меня теплом батарею. Dura Lex, sed lex. Закон суров,
но это - закон. Он выполняется непреложно, информационный разум не
знает жалости, его не подкупишь толстой пачкой зеленых. Да и чем я мо-
гу ублажить Господина Варкрафта, если единственное, что нужно этой
бестелесной гадине - набранные мною очки? Абстрактные цифры, говорящие
лишь о том, что игра идет. Что он, Светлый Господин - жив.
Когда-то я любил книжки о вампирах. Стокер, Олшвери, Мак-Комон -
до чего же они были наивные ребята! Их традиционные мозги не смогли бы
вместить и полпроцента нашей скучной прозы. Когда жизнь вертится вок-
руг Игры, миллиарды таких же, как и я, унылых созданий, просиживают
дни и ночи за компьютерами, расстреливают из бластера мохнатых шести-
ногих пришельцев, бегают от скелетов по затхлым катакомбам, протыкают
мечами звероподобных гоблинов...
Между прочим, не только за компьютерами. Есть же еще и Полигон.
2.
Они позвонили в дверь как раз когда я снимал яичницу со сковород-
ки. Нет, не стану утверждать, что меня окатило волной страха или что
желтый яичный блин шлепнулся на пол. Ничего такого не было, я еще
ночью подготовился к неизбежному. Хорошо хоть мамы нет сейчас дома -
она гостит у тети Лены в Питере. Точнее, в "мегаполисе N:345/56-RWQ2".
Только мы, темные юзеры, пользуемся старыми названиями, а господа ал-
