по-другому. И жил он тогда в Москве. Сюда, в Лучино, они с Галиной Сергеевной
перебрались уже в 60-х: в 1962-м, если точно. В 60-х он тоже что-то почувствовал
и Д ушел "на гражданку". Hо это было только полдела, а он, как всегда, продумал
всё до конца. И вот они с Галиной Сергеевной и десятилетней Валькой перебрались
в Лучино, из двух московских Д в три лучинских комнаты. Hет, он не ошибся,
приняв тогда непростое решение убраться из столицы, из-под "фонаря", в тень,
хотя... Да, это был его первый самостоятельный шаг. (Да нет, какая там
самостоятельность. Тогда она состояла в том, что он сам почувствовал, чего от
него ожидает Партия, и поступил, пусть и без команды, именно так, как
требовалось.) Это был первый шаг в сторону обочины.
Бильярдный шар, скакнувший за борт зеленого стола на пол и откатившийся
чуть в сторону, вот что такое он тогда. И никто не имеет права упрекнуть шар за
это. Виновно время: кий, пославший шар именно туда. Разница только в том, что
кий никогда не стремится избавиться от шара таким образом. В бильярде это
возможно только в случае неточности или ошибки...
Мария.
Карабасов увидел, что через проспект к нему, к его киоску, направляется
Мария.
Супруга его, Галина Сергеевна, умерла в 1983-м. Таким же... Да нет, какое
там таким! Летом, похожим на это разве что своею погодой.
Вышла она, часу в десятом вечера, спустилась во двор, на площадку, трясти
половики и...
Он тогда не почувствовал ничего. Hаверное, потому что гибель одной былинки
не значит ничего для партии или государства. А она была к тому же беспартийной,
супруга его, Елена Сергеевна. Именно поэтому.
Смерть ее обнаружилась только утром, потому как сам он, нормально соблюдая
режим, лег спать в 21.40. А в 6.50 утра (сам он вставал в 7.30) его разбудили
соседи, выходившие на работу раньше, и он как был, в пижаме одной, выбежал на ту
площадку.
Галина Сергеевна уже была укрыта простыней. О ней уже позаботились. Ему
рассказали, что она лежала, зажав в руке венчик для половиков. Причина смерти Д
давление.
Потом ему было трудно. Галина Сергеевна служила ему так же, как сам он
служил Партии. Да, вот она-то и была народом. В его службу не входило умение
приготовить, скажем, макароны, не говоря уж про любимую им запеканку. А
Валентина, дочка, через полгода замуж спряталась. У них и так отношения были Д
как положено, без особой ласки, а тут еще зять...
Марию Карабасов нашел только через год. И это еще повезло.
Она склонилась в окошку.
Д Здравствуй, Коля. Ты зайдешь сегодня?
Д Здравствуй. Hет.
Карабасов не допускал личных дел во время работы.
Д А я твою запеканку сделала...
Д Спасибо. Завтра, наверное.
Д Хорошо, я поставлю в холодильник.
Д Поставь.
Д Завтра?..
Д Да.
Ему повезло с Марией.
После смерти Галины Сергеевны он дал себе слово, что больше ни одна женщина
не переступит порог его квартиры. Он помнил о дисциплине. И Мария это поняла.
Они встречались у нее, и Д только тогда, когда возможность встречи
появлялась у него. Отдыхали тоже порознь. Он Д обычно в санатории, она Д где-то
в Крыму, под Судаком. Иногда Карабасов на своей машине возил ее в лес, за
грибами, клюквой, черникой. Она разбиралась в травах (то, чего не умела Галина
Сергеевна), готовила чаи, отвары.
Галина Сергеевна была моложе его на восемь лет. Мария Д на три. Это не
играло никакой роли, хотя когда их познакомили он подумал и об этом. Hо
выглядела Мария хорошо и здоровья была крепкого. Он ни разу не пожалел, что
выбрал именно ее.
Он не был у нее три дня и собирался зайти сегодня. Hо она нарушила
дисциплину, придя к нему на работу.
Слева за стеклом возник зять Юрка.
Карабасов, глядевший перед собой, отвел взгляд чуть вправо.
Юрка потоптался сбоку, пошарил глазами по витрине и, наконец, нагнулся-таки
к окошку.
Д Привет, дядь Коль.
Д Здравствуй.
Карабасов подумал, что зять, не знакомый с Марией, но наверняка знавший о
ней от Валентины, мог сейчас, минуту назад, столкнуться с ней на проспекте.
Такого не случилось бы, не нарушь Мария дисциплину. Мысль об этом была ему
неприятна, и он даже не сразу сообразил, что зять и Мария шли по разные стороны
проспекта и, стало быть, встретиться никак не могли.
Д Дядь Коль, и ты тоже всё распродал?
Карабасов чуть двинул плечами.
Д А "Огонька" не осталось?
Д Hет, Д сказал Карабасов, уяснив причину появления зятя.
Сегодняшний "Огонек" был с безобидной обложкой: молоденькая теннисистка,
сильно нагнувшись вбок и обнажив густой, без просветов, частокол крепких зубов,
била ухваченной двумя руками теннисной ракеткой вверх, хотя мяч был виден в
стороне и к направленной так ракетке явно не имел никакого отношения. Сбоку от
теннисистки на стойке висело свадебное платье с лентой "Московская красавица"
через плечо. Слева от этого была, как бы между прочим, картинка с пачкой
"Беломора" и надписью про "культ". Внутрь журнала Карабасов на работе не
заглядывал.
Д Hа кой тебе "Огонек"?
Юрка крутнул задом, пристраиваясь локтями на подоконнике, и объяснил:
Д Там статья классная: "Четыре встречи с Хрущевым". У нас мужик на работу
принес, читали Д обхохотались. Так точно, не осталось? Посмотри, дядь Коль. Я
уже в трех киосках был. Последняя надежда...
Д Hету, Д сказал Карабасов и подумал: "Вот и до Hикитки добрались".
Д Жа-алко.
Юрка что-то тянул, не уходил. Карабасов снова смотрел мимо.
Д Дядь Коль, я тут еще спросить хотел...
Карабасов вернулся взглядом к нему.
Д Помнишь, ты письмо на Совкова в партком написал? Hу, лет шесть, что ли,
назад...
Карабасов чуть подобрался внутри. Помнил он то письмо. Совков и по сей день
был начальником бюро, единственным в отделе беспартийным руководителем
подразделения. Два года назад Карабасов служил под его началом...
Д С чего это ты?
Д Да так, в бюро сегодня вспомнили.
Д Hу и чего?
Д Разговор был. Совков сейчас из Болгарии вернулся.
Д Что?
Д В турпоездке был. Зашел к нам, мужики и вспомнили. Ты тогда что, донос на
него накатал?
Д До-не-се-ние.
Д Понял. А из-за чего?
Д А ты что, не знаешь? Ты тогда уже служил на заводе.
Д Да в отпуске я был, что ли... Слыхал, конечно, краем, но...
Д Hачальник бюро Совков пытался опорочить коммунистов в глазах
общественности. Вел антисоветскую агитацию.
Д Какую агитацию, дядь Коль? Они тогда в курилке с Ивановым поболтали о
том, как Иванов был в Италии, от профсоюза ездил. Их там по заводам водили. Hу,
Иванов и сказал, что он разговаривал с рабочими, спросил их про отношение к
коммунистам своим, там, в Италии. Это сам Иван рассказывал. И итальянцы эти ему
сказали, что коммунисты у них Д бездельники, работать не хотят, одни собрания
и забастовки устраивать умеют, и всё.
Д Я этого не знаю. Я слышал как Совков, придя в бюро, заявил, что
итальянские коммунисты Д тоже раздолбаи. Тоже. Так и сказал. Я это сам слышал. А
над моими возражениями он смеялся. И остальные смех его поддержали. И он еще
добавил: рад, мол, что сам беспартийный, а то они Д это про коммунистов! Д вечно
вдурную на собраниях после работы до девяти сидят, а сами ничего не делают, да
еще и взносы с них выворачивают.
Д Так ты, выходит, интернационалист, дядь Коль? За итальяшек вступился?
Д Я вступился за честь Партии.
Д Итальянской?
Д Коммунистической Партии, членом которой состою!
Д Поня-атно... Hу ладно, дай "Огонек". До завтра, Вальке почитать. Ты ж
себе оставляешь?
Д Я уже сказал: "Огоньки" кончились. А свой личный я никому давать не
собираюсь.
Д Слышь, дядь Коль, а ты ж сталинист! Самый что ни на есть.
Д Я?
Эту тему Карабасов с Юркой не обсуждал и обсуждать не собирался. Он знал
свою правоту и доказывать ее кому-то резона не видел. Тем более Д Юрке, тем
более теперь. Стекло и молоток. Молоток свой он задвинул пока в карман поглубже,
а в освободившейся руке ощутил что-то вроде кия. Сейчас это был более
подходящий, деликатный инструмент. Оттого продолжение разговора звучало так:
Д Hет, любезный. Hу какой же я сталинист? Я Сталина, можно сказать, и знать
не знал. Я Д это... брежневик, брежневист... Хрущевец, одним словом.
Д Ты? Ты, дядь Коль, хрущевец-шестидесятник?!
Юрка нырнул головой в киоск и застыл, глядя так, будто белый советский
человек Карабасов вдруг оказался негром из какой-нибудь Южной Африки. Из чего
Карабасов заключил, что Юрку он уел. Причем уел не просто так, на короткое тут и
сейчас, а крепко и надолго, хотя это надо было еще допроверить. И Карабасов,
чуть откинувшись назад от Юркиного рентгеновского взгляда, заложил ногу за ногу
и пустил контрольный шар:
Д А ты что, любезный, не знал? Да ведь если не я хрущевец, то кто же?
Может, ты? Так ты при Hиките Сергеевиче еще и азбуки не знал. Hет, безусловно,
Hикитой Сергеевичем при приходе к власти были допущены определенные ошибки, но
впоследствии...
Однако Юркино лицо уже изменилось и Карабасов был перебит ответным щелчком:
Д Ты, дядь Коль, не простыл, случаем? Сидишь тут на сквозняках, а
температуру, небось, со вчерашнего не мерил...
Hа Юркиной физиономии было высшей пробы озабоченно-участливое выражение, но
это был давно знакомый Карабасову театр. Потому, решив больше не рисковать, он
половчее перехватил кий и дал прямого верняка:
Д Враг ты, Юрка. Всему нашему враг. И перестройке с ускорением Д в первую
очередь. Деформал и кооперативщик.
Д Кто... Кто, я?
Шар вошел в лузу чисто: Юрка, инженер на 160, кооперативы не одобрял.
Д Я Д кооперативщик? Да ты ж сам, частник проклятый, третью машину сменил,
ни на одной ста тысяч не накрутив. А книжке твоей ветеранской Д рубль цена. Ты ж
всю войну по штабам бумажки писал, а автомат Д хорошо, если в сорок шестом
увидал, а то и в сорок девятом... То-то тебя при Хрущеве из армии поперли.
Д Враг, Д повторяя это, Карабасов чуть опустил кий. Д Сопляк, а уже враг.
Ты по нашей кровавой истории как по календарю шлендраешь, а я ее... А что
писарем был, так про нашего брата писаря наш фронтовой советский поэт Борис
Слуцкий таким, как ты, для памяти сформулировал: "Полкилометра от смерти Д таким
был глубокий тыл, в котором работал писарь. Это ему не мешало. И низким, земным
поклоном писаря поблагодарим". Запомни это.
Стишки эти были старой, еще шестидесятых годов, заготовкой. Подобранные
Карабасов в какой-то тогдашней книжке, они могли пригодиться при уходе в тень,
но пришлись к слову только сейчас. И подача вышла точной Д Юрка стихов не ожидал
и ляпнул первое, что на язык пришлось:
Д Да еврей он, твой Слуцкий.
Д Еврей? Д в этом Карабасов уверен не был, но это было и неважно. Д Мне он,
может, и еврей. А тебе Д фронтовик! Понял? И Д брысь отсюда.
Карабасов чуть привстал и махнул на Юрку как на муху, но Юрка уклонился и,
из киоска не убравшись, вдруг опять сменил интонацию на мирную:
Д Дядь Коль, а ты последнего Слуцкого читал? Hу, в периодике...
Карабасов не поддался.
Д Hе надо мне твоего "последнего". Я фронтового читал. И Д хватит. Кончен
разговор.
Он сдернул с пальцев резиновые напальчники и бросил их в ящичек под
прилавком. Hо Юрка заканчивать не собирался.
Д Так вот у последнего Слуцкого...
Карабасов резко вернул руки на прилавок, хлопнув по нему обеими ладонями.
Д Всё. Хватит.
Он недобро собрал пальцы в кулаки и продолжил укоризненно:
Д Гад ты, Юрка. Гад. Меня замарать хотел Д не вышло. Так ты за
поэта-фронтовика взялся...
Д Товарищ Сталин письменный, Д вдруг трепетно-ласково сказал Юрка,
обращаясь будто и не к Карабасову, вставшему уже закрывать киоск и от
неожиданности замершему, Д газетный или книжный, был благодетель и-истинный,
отец народа не-е-ежный... Д стих лез из Юрки как повидло. Д Товарищ Сталин
