разговора.
В общем, в возрасте двадцати восьми лет я вдруг потерял почву под
ногами и какую-либо цель в жизни. Не берусь судить, как в подобной
ситуации повел бы себя нормальный человек - наверное, он просто не мог
оказаться в таком положении. Я же пустился во все тяжкие - бросил все, к
чему был привязан, раздарил друзьям свою коллекцию гиперкерамики, которую
собирал с детства, оставил дом и отправился как можно дальше прочь от
Кандуонна - тем более, что возможностей для этого было предостаточно. Не
особенно стремясь выбрать какой-то лучший вариант - я ведь и представления
не имел, что в моем положении окажется наилучшим - я устроился
разнорабочим в экспедицию, которую организовал известный кандуоннский
этнолингвист Бьенг Дигроиз Ткабунго. Тех, кто интересуется вопросами
этнолингвистики, я могу отослать к его многочисленным, но, по правде
сказать, весьма скучным трудам, которые достаточно полно охватывают как
историю, так и современное состояние этой дисциплины. Значительную часть
своей жизни профессор Ткабунго посвятил изучению проблемы происхождения
общечеловеческого праязыка времен Первой волны расселения - проблемы,
которая будет кормить бесчисленные поколения исследователей до тех пор,
пока исследовательские фонды будут склонны вкладывать деньги в решение в
принципе неразрешимых задач. Во всяком случае, мой собственный вклад в эту
науку - тоже, должен сказать, немалый - ни на шаг не приблизил
человечество к разрешению проблемы праязыка. То же самое я берусь
утверждать и о вкладе всех других исследователей.
Но так или иначе, общение с профессором Ткабунго оказало решающее
воздействие на всю мою дальнейшую жизнь. Долгие годы я склонен был видеть
в нем родственную душу, ибо даже тогда сознавал, что только совершенно
ненормальный может посвящать большую часть своего времени решению в
принципе неразрешимой задачи. Однако ненормальность профессора имела, как
оказалось, свои пределы, в чем я убедился, когда лет двадцать назад он
неожиданно для многих вдруг обзавелся семейством на одной из планет
Райского пояса, бросил свою прежнюю работу, живет теперь счастливо в
окружении многочисленных родственников и вполне добродушно посылает к
черту всех, кто пытается заговорить с ним об этнолингвистике.
Этот случай убедил меня, что и я еще не все потерял в жизни. Пока
возможна такая резкая смена жизненных ориентиров, существование, наверное,
не теряет смысла. Обретение новых жизненных ценностей немыслимо без потери
старых. Для кого-то это - трагедия. Я же склонен видеть в этом источник
оптимизма.
Но все эти мысли, конечно, пришли мне в голову много позже. Пока же я
отправился странствовать с экспедицией профессора Ткабунго не имея перед
собой каких-либо отчетливых жизненных целей, не строя планов на будущее и
не стараясь к чему-либо привязаться. По природе своей я фаталист, и
оказавшись в такой вот ситуации, счел за лучшее просто плыть по течению,
надеясь на то, что рано или поздно меня прибьет к какому-нибудь берегу.
Возможно, я выбрал не худший вариант. Кто может судить о том, что с
нами не случилось? Хотя обыденному сознанию свойственно видеть в
несбывшемся как правило лишь упущенные возможности, нереализованные планы,
потерянные надежды и закрывать глаза на многочисленные несчастья и беды,
которые также не реализуются, все же почти каждый понимает, что одно то,
что он дожил до настоящего момента и сохранил способность размышлять о
том, что не сбылось - уже одно это лучше многого из того, что могло бы
произойти. Так что тот берег, к которому, образно говоря, прибило меня
течением, был далеко не худшим из возможных.
Но все же жизнь приготовила для меня немало тяжких мгновений и не
слишком-то радостных встреч. Одна из этих встреч произошла совсем недавно
- но произошла она потому, что давным-давно черти занесли меня с
профессором Ткабунго на тот самый Джинг.
Если вы поинтересуетесь местоположением Джинга, заглянув, например, в
Новейший Справочник Обитаемых Миров (восемьдесят четвертое, переработанное
и дополненное издание) или же в девяносто шестой том Краткого Ежегодника
по Планетной Навигации, то маловероятно, что вы когда-либо на Джинг
попадете. Ибо в совокупности оба этих авторитетных руководства перечисляют
более трех сотен обитаемых человеческих миров, носящих это название - это
если не считать временных, зачастую уже многие столетия заброшенных из-за
неблагоприятных условий поселений. Миры эти разбросаны по Галактике
довольно равномерно, и посетить их все, если даже и придет вам в голову
столь безумная идея, не сможет и богатый бездельник-долгожитель на
сверхскоростной яхте. Но и он в случае удачи не стал бы, скорее всего,
обладателем настоящего джинга. Легенда, как и следовало ожидать, породила
непрекращающийся спрос на джинги, а спрос, как известно, рождает
предложение. И само-собой разумеется, что мир, носящий название "Джинг"
считает себя вправе производить эти предметы и называть их подлинными.
Если это и обман, то обман не слишком большой, поскольку свойства
подлинных джингов слишком расплывчаты и различаются в разных вариантах
легенды, и некоторые из этих легендарных свойств - чего только не
достигнет технология - люди научились воспроизводить. Но, конечно, не те,
что делают настоящий джинг джингом. И то, что наша экспедиция ненароком
попала на тот самый, настоящий, породивший легенду о джингах Джинг,
следует расценить не иначе, как издевку судьбы.
Или ее подарок.
К тому времени, надо сказать, многое во мне уже успело измениться.
Как-то понемногу обрел я душевное равновесие, стал более оптимистично
смотреть на мир и на свое возможное будущее, строить кое-какие планы. В
конечном счете, именно это и сыграло со мной злую шутку. Ведь попади я на
Джинг тем человеком, каким три года назад вылетел с Кандуонна, и все в
жизни пошло бы по-другому, и не пришлось бы мне недавно пережить столь
тягостную встречу. Но, с другой стороны, если бы не эта встреча, я
оказался бы способным совершить ошибку, исправить которую уже никто не был
бы в состоянии.
Эйтье сказал, что каждый человек ведет двойную жизнь. В первой жизни
он совершает ошибки, а во второй за них расплачивается. И с каждым
прожитым годом доля первой жизни падает, а доля второй возрастает. Что ж,
с этим трудно спорить. Сама природа, наверное, рассудила так, чтобы с
возрастом количество совершаемых нами ошибок становилось все меньше,
потому что все меньше у нас остается возможностей, чтобы их искупить. А
если природа, делая нас умнее, все же не справляется со своей задачей,
тогда в дело вмешивается случай. Именно это, как я понимаю, произошло со
мной. Ведь не вмешайся случай, и мне, возможно, удалось бы совершить
ошибку, расплатиться за которую я бы уже не успел.
Я не могу судить о том, кто и как делает подражания настоящим
джингам. Человеческий разум за сотни тысяч лет эволюции стал таким
изощренным в изобретении технологий, что, наверное, любая комбинация
характеристик, свойственная тому или иному артефакту, без особого труда
может быть повторена множеством способов в самых разных человеческих
мирах. Но анализ, расщепляющий целое на отдельные компоненты, никогда не
был гарантией успешного синтеза, способного вновь породить целое, подобное
прежнему - иначе джинги, которые производят по всей Галактике, везде
обладали бы одинаковыми качествами. В том числе и теми, которые породили
легенду о них. Здесь, думается, уместно сравнение джинга с неким текстом,
несущим в себе вполне осмысленную информацию. Те, кто пытается
воспроизвести этот текст самостоятельно, сперва разбивают его на отдельные
буквы, а потом складывают из них некий новый текст, внешне похожий на
исходный, но бессмысленный в самой своей сути. Аналогию можно продолжить,
если сказать, что исходный текст есть образ некоего конкретного человека -
образ настолько полный, что джинг по сути своей являет собой копию этого
человека, слепок с его души, разума, тела. Слепок, сокрытый до поры до
времени, но просыпающийся в некие критические жизненные моменты...
Как именно жители Джинга овладели этим искусством - тайна сродни
тайне любого настоящего искусства. Но то, что выходит из их рук, вполне
достойно легенды, которую все вы знаете. Я имею все основания говорить
это. Я испытал это на себе.
Итак, много-много лет назад наша экспедиция прибыла на Джинг. Я был
совсем молод. Тридцать один год - почти что детский возраст. И я уже
полностью оправился от пережитого потрясения, уже строил планы на будущее
и был полон надежд. В молодости не так уж трудно преодолеть жизненные
катастрофы - есть еще запас душевных сил, чтобы снова встать на ноги. И
надежды в молодости очень легко восстанавливаются - так же, как без труда
восстанавливаются утраченные органы. Конечно, восстановить утраченное
душевное равновесие - задача гораздо более сложная, чем, скажем, отрастить
заново отрезанную руку, но природа человека такова, что рано или поздно он
все преодолевает. Только душевная усталость, которая, не находя себе
выхода, копится с годами, и сводит нас, наверное, в могилу. Но все мы
знаем, что безумцы, решившиеся сбросить ее, перестают быть людьми, и
обретенное ими бессмертие не стоит того, чтобы к нему стремиться.
Легендам свойственно изображать миры, связанные с некими
таинственными и непостижимыми явлениями, в каком-то
патриархально-примитивистском духе. Увы, Джинг - тот самый, подлинный
Джинг - совсем не таков. Аборигены Джинга не живут в деревянных хижинах,
стоящих по берегам величественных рек, не поют по вечерам заунывных песен,
собравшись вокруг очагов, не ходят в звериных шкурах и не верят в
многочисленных духов и прочую чертовщину. Я повидал немало таких миров -
но Джинг совсем не таков. Я не склонен раскрывать его местоположение -
пусть оно останется тайной - и поэтому обойдусь без излишних подробностей.
Замечу только, что это метапланета. Высокоиндустриальная - иными
метапланеты и не бывают - с самобытной, утонченной культурой, но без
каких-либо существенных отличий от других цивилизаций, избравших сходный
путь развития. После университетской тиши, характерной для моего родного
Кандуонна, Джинг поразил бы меня - если бы за три прошедших года я не
посетил с десяток подобных миров. К тому моменту я уже перестал удивляться
и постарался, насколько возможно, сосредоточиться на получаемых от
профессора заданиях. И потому не кинулся, как это свойственно новичкам,
постигать соблазны этого нового мира, а сразу принялся за работу.
Только потому, наверное, я и стал обладателем подлинного джинга.
Основной язык Джинга - один из диалектов тхаангар-пранага. Это
обычная история для метапланет и, если вы интересовались лингвистикой и
знакомы с основными концепциями этого языка, то легко поймете, почему из
всех человеческих языков он наилучшим образом подходит для условий, в
которых обитают жители метапланет. В частности, конструкции двойного,
тройного и вообще кратного следования, естественные для тхаангар-пранага и
не имеющие адекватного перевода на другие языки, позволяют оптимальным
образом ориентироваться во внутренних пространствах метапланетных сфер,
поскольку, как было показано еще в глубокой древности, мысль и язык, на
котором она выражается, взаимосвязаны и обусловливают друг друга. По
своему опыту скажу, что до того, как мне удалось овладеть азами
