полоснул еще раз, стараясь захватить как можно больший сектор, бросил
трубу огнемета, рванул из-под корчащегося и сворачивающегося, словно
сгоревшая ветка, еще одного черного его старенький "томпсон" с круглым
магазином и пошел вперед, расчищая перед собой пространство веером. Он шел
прямо, автомат дергался и рвался из рук, ответных выстрелов он не
слышал... Вдруг он оказался на дороге. Здесь стоял Т-62, из люка
высунулась голова и спросила с неистребимым кременчугским или
кировоградским спокойствием, обращаясь к самой себе: "А шо ото оно
стрэляе?"
...Повторилось это в Страсбурге в прошлом году. Они гуляли где-то в
районе Гран-рю. Был изумительно теплый августовский вечер. С какого-то
моста они рассматривали огни в сияющих окнах дворца - потом оказалось, что
это дом престарелых - на острове, людей в кафе на набережных. Из медленно
ехавшего внизу, под мостом, сиреневого джипа бухала музыка - такая была в
этом году у молодых по всей Европе мода: включать на полную стерео в
открытой машине и гулять, наделяя всех набравшей новую популярность в
связи с мировым туром Тиной Тернер. Музыка на мгновение заглушила все,
неистовая Тина завопила "Look me in the heart!", и тут он услышал:
"Внимание, Володька, сзади справа..." Он оглянулся, одновременно положив
руку Гале на плечо и отталкивая, отодвигая ее от себя. Справа по мосту
подходили двое - обычные здешние пацаны, в сапогах, в кожаных куртках
"перфекто", в джинсах, обтягивающих, как рейтузы. Он продолжал отодвигать
от себя, отталкивать как можно дальше Галю, а сам уже шагнул им навстречу
и увидел в руках у одного хорошо знакомые палки, связанные цепочкой, палки
качнулись и закрутились, сливаясь в мельницу. Второй сунул руку назад под
куртку и мгновенно вытащил ее с ножом, рукоятка-кастет, толстый клинок...
Он понял, что его нашли. Он был уверен, что в конце концов его найдет
ГРУ или болгарские друзья по поручению Старшего Брата. Но в полиции
оказалось, что ребята обознались, они искали какого-то торговца,
задолжавшего поставщикам уже чуть ли не за полкило порошка. Им было велено
выбить долг, больше ничего они не знали, а этот русский очень похож - тоже
такой приглаженный, прилизанный, галстучки-платочки, настоящая буржуазная
свинья. Кто ж его знал, что у него коричневый пояс... Он прыгнул, нунчаки
очень удачно улетели сразу за перила, их оглушенный владелец поднял было
руку ко лбу, на котором остался точный отпечаток каблука, - и рухнул, как
бычок на арене. Второй пригнулся, низко опустил нож, парень, видно,
соображал в драке, пришлось хорошо крутнуться... На мосту уже визжали, от
центра пробивалась полицейская сирена, он едва не задел какую-то тетку в
широких шортах и сиреневой майке, оперся на правую и после еще одного
оборота нашел-таки пяткой стриженый затылок.
Счастье, что не только оружия - даже ножика перочинного при нем не
было. В полиции и без того достаточно подозрительно рассматривали его
бумажку, Галин немецкий паспорт и весьма холодно слушали ее объяснения на
неблестящем французском...
Теперь он уже хорошо знал, что голосу надо доверять. Все-таки нашли,
решил он, да и смешно было бы, если бы такой побег и все, что он здесь
рассказал о доблестной рабоче-крестьянской, ему бы простили. Он вышел из
кабинки спокойно. Он был вполне готов, и если они не начнут стрелять
сразу, с тремя он сумеет работать на равных.
У дальней стены, у писсуаров, стоял немолодой джентльмен в
темно-сером двубортном костюме, в хорошем галстуке, шелковый, вишневый, в
мелкий рисунок платочек парашютиком выпирал из нагрудного кармана.
Джентльмен мягко улыбнулся и механическим жестом слегка почесал мизинцем
за ухом - будто прическу поправил.
- Драться не будем, Владимир Алексеич, - сказал он. - Мы ж не
мальчики здешние, чтобы в сортирах драться? Галина Александровна сейчас
движется в сторону Сент-Панкрац. Может, знаете: там как раз напротив
вокзала есть торговля подержанной мебелью? Не обращали внимания? Ну ладно.
Значит, если удачно такси сейчас возьмем, ей нас там и ждать почти не
придется. Поехали, Лексеич, поехали, не волнуй бабу...
4
Ты знаешь, мне уже не очень все это нравится. Ты накручиваешь, и
накручиваешь, и накручиваешь из своих путешествий, и получается просто
среднее видео - дерутся, стреляют, стреляют, дерутся... Конечно, за всем
этим стоит какой-нибудь полковник кагэбэ Торов или Нинов - они там всегда
русские фамилии придумывают похожие на болгарские. Но ты же русский
писатель, зачем тебе вся эта чепуха? Можно быть старым стилягой и не
носить ничего отечественного, вплоть до трусов, но литература - это же
все-таки не тряпки!..
В тот тяжелый, нелепый, с самого утра не задавшийся день они
поссорились. Она смотрела перед собой упрямо, коротко сфокусировав взгляд.
Глаза, когда на них падал свет от промчавшейся навстречу машины, сверкали,
в них стояли, слившись к нижнему веку, слезы. Он вез ее в такси, машина
пробиралась по Шереметьевской, въезжала на один путепровод, другой и уже
выворачивала на финишную прямую, на Королева. Приехали минут на пятнадцать
раньше, чем рассчитывали, остановились доссориться под редким и крупным
дождем, он закурил, и тут же тяжелая капля брякнулась на сигарету, намочив
ее почти всю.
Знаешь, ты не заметила, наверное, но ты нарушаешь определенные
границы. Мне в голову не приходит учить тебя адекватной мимике, дикции и
даже грамотной речи, хотя ты постоянно говоришь о "другой альтернативе" и
"отпарировании". Что ж, что ты диктор, а текст готовит редактор, ты же
считаешь себя интеллигентным человеком и могла бы не пользоваться
советским новоязом...
Она уже откровенно плакала, отвернувшись от проходящих и отчаянно
промокая еще не потекшую тушь, он курил, всасывая мокрую горькую сигарету,
и чувствовал, что уже не остановится, что кончится плохо.
Ты хочешь меня обидеть, ты специально говоришь обидные вещи. Я думаю
о твоей работе, о твоем достоинстве, а ты идешь на меня войной! Все, не
могу больше... По-моему, ты просто решила, что можешь руководить мною,
даже сочинительством! А я, между прочим, не мальчик, и есть читатель,
которому именно мой кич, поп-романчики мои - подходят!.. Да я сама!.. Ну
что, что ты сама?!
Она ушла на вечерний выпуск, он докурил и уже собрался ловить такси
обратно, как увидел коллегу. Коллега прибыл на молодежную передачу в
качестве именитого гостя и комментатора, редактор со всем почтением
встречал знаменитость у входа. Через несколько минут был выписан еще один
пропуск, они с коллегой уселись за кофе в полутемном баре. Кофе наливали в
граненые стаканы - до половины. Коллега вытащил из заднего кармана
чудесную английскую фляжку - в коже, с завинчивающейся крышкой, изогнутую
по форме ягодицы, - предложил хлебнуть скотча. Был он в последний год
удачлив необычайно, быстро богател, с удовольствием этим пользовался,
реализуя свои давние желания провинциального пижонистого парня, но глупел
на глазах, становясь каждой бочке затычкой, комментировал даже и конкурсы
красоты, и парламентские дебаты, рассуждал об экономике и истории и все
время приплетал нравственный императив - увы, не всегда к месту.
- А я с бабой своей поругался, - глотнув, сообщил он знаменитости,
тут же обругав себя в уме за идиотскую откровенность.
- Не переживай, старик! Поругались, помирились, дело житейское, а
мириться всегда приятно, потом так получается, будто только что
познакомился. - Гений хохотнул, порадовавшись своей пошлости, хлопнул его
по плечу и пошел комментировать.
Он понял, что коллега имел в виду семейную ссору, и еще раз проклял
себя за болтливость - при случае в общей компании этот самодовольный
придурок чего-нибудь ляпнет... Еще ужасней было, что после глотка виски
жутко захотелось выпить еще, а выпить было нечего и негде взять.
...Потом, как подростки, они стояли в чужом подъезде. Как хорошо, что
ты дождался меня, какой ты умный и добрый, я ревную тебя ко всему, к твоим
поездкам, к твоему тексту, и потом - почему это у меня халат короче
рубашки? Значит, ты так меня видишь? Ну, не говори чепухи, нельзя же
воспринимать беллетристику так буквально, а то припишешь мне все драки и
убийства, которые я напридумывал, а какой из меня каратист и стрелок, если
мне до сих пор жалко воробья, которого когда-то погубила моя кошка... Ну,
я уже не сержусь, ты дождался, и все хорошо. Хорошо. О-ох... Знаешь,
знаешь, на что это похоже? Когда водишь пальцем по переводной картинке,
бумага сначала только сворачивается серыми катышками, потом начинает еще
тускло, от середины к краям, проступать рисунок, тогда уже становится
ясно, чем все кончится, и нужно слюнить палец, и водить аккуратно и
равномерно, не прижимая сильно, чтобы не повредить цветной слой, вот точно
так слюнить и, несильно прижимая, водить кругами и не отвлекаться - не
отвлекай меня, - и наконец проступает все, и края, и краски оказываются
яркими... Это бабочка... Или какой-то цветок? Нет, бабочка! Я поймала
ее!.. Вот.
Снова ехали в машине, это был не таксист, а ночной многоопытный
левак, в Коньково он запросил четвертной и, получив согласие, тут же
врубил музыку на полную, вездесущая Тина Тернер закричала на всю
московскую ночь, в мокром асфальте отражались огни. Мокрая ночная Москва,
да ночная же в свежем снегу, да, пожалуй, утренняя на исходе листопада -
вот и вся красота этого проклятого, единственного в жизни места, а в
остальное время видны помойки, руины, лужи в выбоинах и вечные стройки.
Понимаешь, совершенно неважно не только о чем сочинение, но и какова
его каждая строка. Нужно только, чтобы время от времени возникало у тебя
самого такое чувство, вернее, предчувствие... Ну точно, как у тебя с твоей
переводной картинкой, понимаешь? Ты ведь знаешь, что эти занятия очень
похожи... И вот, когда хотя бы одна картинка ожила, засияла, вспыхнула
жизнью, - уже все в порядке, уже не зря садился за машинку. Тогда остается
еще одно: надо все дописать и кончить так, чтобы эта яркая картинка не
умерла, не засохла, не перестала сиять, надо сохранить это дыхание и так
кончить. Понимаешь? Здесь есть полная аналогия: у тебя одна картинка,
другая, они проявляются, прорываются одна за другой, а я должен терпеливо
тянуть свою линию, выдерживать ритм и при этом сохранять интерес, и
стремиться к концу, к завершению изо всех сил, и в то же время сохранять
для этого завершения силы, чтобы все не испортить!.. Ты слышишь, что я
описал нашу любовь? А я слышу, что это инструкция по изготовлению романа.
Собственно, любовь ведь так и называется - роман... Ты сентиментальный,
старомодный, милый, любимый, красивый, я тебя люблю. И я тебя люблю.
Такси, такси, такси. Я пошла. Пока. Хлопнула дверь подъезда, загудел
лифт, встал. Зажглось окно.
Поехали, командир.
Загляни в мое сердце, рыжая Тина советует правильно, загляни в мое
сердце, любимая. Кто бы заглянул в мое сердце да объяснил мне, что там
делается! У самого-то все времени нет.
АРХАНГЕЛЬСКОЕ. ИЮЛЬ
То, что днем было очевидно как прозрачная узкая рощица, возможно,
даже искусственного происхождения, ночью стояло непроглядно темным,
угрюмо-шумным на ветру лесом, из тьмы тянуло сыростью, и узкий асфальтовый
подъезд, ныряя в заросшую лощину и поднимаясь на невысокий холм, едва
заметно светлел под дымящимся, скользящим в облаках лунным светом. Сырой и
жесткий ветер входил в машину поверх левого приспущенного стекла, путался
