рисовал. Этот портрет должен остаться в веках, чтобы люди видели, как
красива может быть девушка и каким божественным мастером был я, художник
Нахар. Клянись нашим богом, Великим Весовщиком Нашей Совести, что ты
навсегда сохранишь мой портрет, чтобы он дошел до потомков!" -- "Клянусь!"
-- сказал я ему. И художник умер. Я его предал земле со всеми полагающимися
почестями. Потом, перебирая его бедные пожитки, нашел портрет, завернутый в
леопардовую шкуру, и, не разворачивая шкуры, отнес его в комнату и запер
дверь на три замка. С этого начались мои беды. Оказывается, все три мои
сына, поочередно выкрадывая у меня ключи, проникали в запертую комнату,
смотрели на портрет, влюблялись в красавицу и тайно уходили из дому попытать
счастья. Трое моих сыновей в одну неделю были убиты братьями-великанами. Но
я тогда об этом не знал, я думал, что они погибли на охоте. Пытаясь найти их
следы, я ходил по всей Абхазии. В конце концов, расспрашивая людей,
встречавшихся с ними, я понял, что все они шли в сторону дома
братьев-великанов. Жена моя умерла от горя, оплакивая своих детей. Но вот на
старости лет Великий Весовщик Нашей Совести сжалился надо мной и послал мне
тебя. Я молю тебя никогда не входить в комнату, где лежит портрет этой
красавицы. После гибели сыновей я его развернул и снова завернул уже в три
шкуры. Пусть он там лежит, пока не умрут великаны или пока не найдется
джигит, который выполнит все их условия, и пока она наконец не выйдет замуж.
-- Значит, отец, ты видел портрет? -- спросил Джамхух. Ведь ему было
двадцать лет и он уже мечтал о необыкновенной девушке.
-- Да, -- ответил старый Беслан.
-- Ну и как она? -- не удержался Джамхух.
-- Не знаю, сынок, -- вздохнул старый охотник, -- я не заметил ее
красоты, потому что на ней была кровь моих сыновей.
Джамхух дал слово отцу никогда не входить в комнату с портретом
красавицы, и старик умер. Джамхух помог ему унять последние судороги тела,
мучающегося от необходимости расстаться с душой, как помогают роженице. И
когда душа ушла из тела, Джамхух прикрыл веками опустевшие глаза отца.
Джамхух похоронил старого Беслана со всеми почестями и стал жить один в
своем доме. День и ночь он думал о портрете красавицы, но не смел открыть
комнату, где он хранился.
Сердце Джамхуха разрывалось. Его жгло любопытство, но он не мог
нарушить слово, данное отцу. Может быть, Джамхух и нарушил бы данное слово,
но боялся, что, если влюбится и его попытка жениться на красавице Гунде
кончится неудачей, он не сможет справить годовщину смерти отца. Джамхух был
благочестивый сын и хотел, чтобы мертвый отец получил все, что положено по
абхазским обычаям.
Через год, справив годовщину смерти отца, Джамхух открыл комнату, где
лежал портрет. Запах затхлости и гнили от плохо обработанной кожи ударил ему
в ноздри.
Портрет, завернутый в леопардовую шкуру, лежал на столе в пустой
комнате. Джамхух развернул леопардовую шкуру и увидел, что под ней шкура
дикой свиньи. Джамхух развернул шкуру дикой свиньи и увидел, что под ней
шкура осла. Джамхух развернул шкуру осла и увидел портрет. Он повернул его к
окну и, пронзенный нежной красотой золотоголовой девушки, потеряв сознание,
упал.
Придя в себя, он еще долго рассматривал портрет девушки, продолжая
сидеть на полу и потирая ушибленную голову. Боль в ушибленной голове
смягчала впечатление от головокружительной красоты девушки.
Наконец, насмотревшись на портрет, он встал, бережно завернул его на
этот раз только в леопардовую шкуру и положил его на стол. Удивляясь отцу и
не понимая, зачем он завернул портрет в три шкуры, Джамхух вынес шкуры осла
и дикой свиньи, запер комнату на три замка и бросил обе шкуры в огонь очага.
Джамхух уже был влюблен.
"Какая же она в жизни? -- думал он, глядя, как коробятся, словно
корчатся в огне, шкуры дикой свиньи и осла. -- Я умру, -- думал Джамхух, --
или освобожу ее от братьев-извергов, которые погубили столько невинных
людей".
На следующий день рано утром Джамхух пошел в лес, чтобы встретиться с
матерью-оленихой и рассказать ей, что он хочет жениться на красавице Гунде,
которая живет на краю Абхазии, недалеко от села Пшада, вместе со свирепыми
братьями-великанами.
Но маму-олениху в окрестностях Чегема он не нашел, зато встретил других
оленей и передал им, чтобы они рассказали матери о его решении. Вернувшись
домой, он надел свою лучшую черкеску с серебряным поясом и кинжалом и
натянул на ноги мягкие чувяки. Он перекинул через плечо плотно скатанную
бурку, увязанную ремнем. Через другое плечо перекинул хурджин, в котором
лежали круг сыра, кусок вяленого мяса и дюжина чурчхелин. Попросив соседей,
чтобы они присматривали за его скотом, он, никому ничего не говоря, двинулся
в путь.
К полудню второго дня своего пути он вышел на тропу, которая проходила
мимо пахоты. И тут вот что предстало его глазам. Остановив быков на борозде,
пахарь, нагнувшись, ел землю большими ломтями, то и дело приговаривая:
-- До чего же вкусная, черт подери, до чего жирная земля!
И хотя земля в самом деле была сочная и жирная, Джамхух, конечно, очень
удивился такому необычайному зрелищу. Джамхух постоял-постоял, глядя на
пахаря, уплетающего землю, а потом не удержался и окликнул его.
-- Приятного тебе аппетита, пахарь! -- крикнул Джамхух. -- Хотя я
впервые вижу, чтобы человек ел землю!
-- Здравствуй, путник, -- отвечал пахарь, сглатывая большой ком земли.
-- Дело в том, что та, на шее которой я хотел бы быть повешенным, если мне
суждено быть повешенным, запаздывает с обедом. Вот я и решил подкрепиться...
-- О ком это ты говоришь? -- не понял его Джамхух.
-- Ну, конечно, о женушке своей, -- пояснил пахарь, -- о ком же еще!
-- И много ты можешь земли съесть? -- спросил Джамхух.
-- Ну, как тебе сказать, путник, -- ответил пахарь, утирая рот рукавом.
-- Я могу съесть примерно столько земли, сколько ее выбрасывают наверх,
когда роют колодец глубиной в сто локтей. А если глубже -- не могу. Ну,
разве что через силу.
Джамхух внимательно оглядел пахаря. Это был плотный, упитанный, но не
слишком толстый человек.
-- Ничего себе, -- сказал Джамхух, -- хотя, с другой стороны, человек и
так ест землю, потому что питается ее плодами, а потом земля ест человека,
потому что питается его останками. Но чтобы так прямо, я никогда такого не
видел.
-- Это все пустяки, -- возразил пахарь. -- Вот если бы ты увидел
Джамхуха -- Сына Оленя, вот кому бы ты подивился. Он самый мудрый человек в
Абхазии, а значит, считай, и во всем мире. Ни разу не слыша человеческой
речи, он, услышав ее, выучил наш язык за пять дней! Слыхано ли такое?
-- Я и есть Джамхух -- Сын Оленя, -- сказал Джамхух, -- и я в самом
деле выучил абхазский язык, только не за пять дней, а за два, хотя это не
имеет значения. Но я, признаюсь, и ломтя земли не смог бы съесть.
-- Ты Джамхух -- Сын Оленя?! -- воскликнул пахарь. -- Тогда возьми меня
с собой! Меня зовут Объедало, авось я тебе где-нибудь пригожусь!
Джамхух рассказал ему о цели своего путешествия и предупредил об
опасностях, связанных с ним.
-- Ничего, -- сказал Объедало, -- с тобой я готов идти на все!
-- Ну что ж, Объедало, идем, -- согласился Джамхух. Объедало жил
неподалеку и крикнул брату, чтобы тот пришел и допахал за него поле.
-- У вас в семье все такие? -- поинтересовался Джамхух.
-- Нет, -- сказал Объедало, -- я один Объедало. Но я могу насытиться и
как обычный человек -- от цыпленка до барашка. А если, бывает, проголодаюсь,
как сейчас, могу землицей подкрепиться. Со мной в дороге легко.
-- Ну что ж, идем, -- сказал Джамхух, и они пошли. К полудню следующего
дня они выбрались к водопаду и увидели странное зрелище. Под водопадом стоял
человек. Он ловил ртом белопенную струю, жадно пил ее, время от времени
переводя дыхание, и повторял:
-- Господи, до чего я изжаждался! Никак не могу напиться!
Долго следили Джамхух с Объедалом, как пьет воду этот человек, стоя на
дне ручья, в который стекал водопад. Сейчас ручей до того обмелел, что было
видно, как бьется в мелких заводях серебристая форель в золотых накрапинках.
-- Да ты лопнешь, черт тебя подери! -- наконец не выдержал Джамхух.
Тут пьющий водопад обернулся к ним и гордо сказал:
-- Скорее дятел умрет от сотрясения мозга, чем я, Опивало, упьюсь этим
хилым водопадиком... Рыб жалко, а то б еще пил...
-- В первый раз вижу, чтобы человек столько воды пил, -- проговорил
Джамхух. -- Я в самую жаркую погоду могу не больше трех кружек выпить.
-- Это все ерунда, -- сказал Опивало, выходя на берег, -- недаром же
меня зовут Опивалом. Вот если б вы увидели Джамхуха -- Сына Оленя, вы бы
подивились настоящему чуду! Он всем дает бесплатные советы и делает
предсказания, которые сбываются даже раньше, чем он предсказал. Впервые
шестилетним мальчиком, услышав человеческую речь -- я, конечно, имею в виду
абхазскую речь, -- он выучил наш язык за пять дней! Вот это чудо!
-- Я и есть Джамхух -- Сын Оленя, -- сказал Джамхух. -- В твоих словах
немало правды, хотя есть и преувеличения. Ну, а насчет абхазского языка, то
я его выучил не за пять дней, а за два, хотя это не имеет значения.
-- Спасибо Великому Весовщику, -- воскликнул Опивало, -- что он меня
надоумил пить из этого водопада! Возьми меня с собой, Джамхух, авось я тебе
пригожусь в пути.
-- Ну что ж, Опивало, идем, -- сказал Джамхух, -- только знай...
И он ему рассказал о цели своего путешествия и о многих опасностях,
связанных с ним.
-- Ничего, -- успокоил Опивало, -- с тобой я готов на все! А если дело
дойдет до выпивки, то скорее дятел, долбящий дерево, умрет от сотрясения
мозга, чем эти великаны меня перепьют!
-- Слушайте, а вы похожи друг на друга, -- сказал Джамхух, оглядывая
упитанную, но не слишком толстую фигуру Опивала.
Опивало и Объедало были в самом деле похожи друг на друга. Только у
Объедала волосы были черные, как жирная земля, а у Опивала были волосы
светло-золотистые, как вода на зорьке.
-- Да-а, -- сказал Опивало, ревниво взглянув на Объедало, -- пусть
становится под водопад, и тогда посмотрим, на что он способен.
-- Да-а, -- сказал Объедало, -- пусть меня повесят на шее моей жены,
если ты способен съесть хотя бы мысок, на котором мы стоим. Съешь, а потом
запьешь водопадом.
Опивало очень удивился такому предложению, но тут Джамхух поведал ему о
способностях Объедала, и они втроем пошли дальше.
Они пошли дальше по дороге, и Джамхух им рассказывал поучительные
истории, чтобы они мудрели на ходу, а также делал попутные замечания,
разглядывая окружающую природу.
Однажды Объедало сказал:
-- Меня вот что удивляет, Сын Оленя. Я как-то заметил орла, который --
высоко! высоко! высоко! -- летал в небе и вдруг камнем опустился на землю. Я
думал, он сейчас схватит зайца или дикую индюшку, а он сел на дохлого осла и
стал его клевать. И я подивился: зачем было так высоко летать, чтобы потом
сесть на дохлого осла?
-- Чем выше летает птица, тем вернее она питается падалью, -- сказал
Джамхух. -- Чем разумнее живое существо, тем вонючей его дерьмо... Понятно я
говорю, Объедало?
-- Первая часть понятна, -- проговорил Объедало, подумав, -- а вторая
часть не совсем.
-- По-моему, ты намекаешь на человека, -- оказал Опивало.
-- Правильно, -- заметил Джамхух.
-- Но ведь у свиньи тоже очень нехороший запах помета, -- сказал
Объедало, ревнуя Опивало за то, что тот понял намек, а он не понял.
