стали распоясываться. Одолевала жара. Первым изменил форму
одежды один из американцев. Стыдливо посмеиваясь, он вышел из
своего вагона в странном наряде. На нем были желтые толстые
башмаки, чулки и брюки-гольф, роговые очки и русская
косоворотка хлебозаготовительного образца, вышитая крестиками.
И чем жарче становилось, тем меньше иностранцев оставалось
верными идее европейского костюма. Косоворотки, апашки, гейши,
сорочки-фантази, толстовки, лжетолстовки и полутолстовки,
одесские сандалии и тапочки полностью преобразили работников
прессы капиталистического мира. Они приобрели разительное
сходство со старинными советскими служащими, и их мучительно
хотелось чистить, выпытывать, что они делали до 1917 года, не
бюрократы ли они, не головотяпы ли и благополучны ли по
родственникам.
Прилежная "овечка", увешанная флагами и гирляндами,
поздней ночью втянула литерный поезд на станцию Гремящий Ключ,
место смычки. Кинооператоры жгли римские свечи. В их резком
белом свете стоял начальник строительства, взволнованно глядя
на поезд. В вагонах не было огней. Все спали. И только
правительственный салон светился большими квадратными окнами.
Дверь его быстро открылась, и на низкую землю спрыгнул член
правительства.
Начальник Магистрали сделал шаг вперед, взял под козырек и
произнес рапорт, которого ждала вся страна. Восточная
Магистраль, соединившая прямым путем Сибирь и Среднюю Азию,
была закончена на год раньше срока.
Когда формальность была выполнена, рапорт отдан и принят,
два немолодых и несентиментальных человека поцеловались.
Все корреспонденты, и советские и иностранные, и
Лавуазьян, в нетерпении пославший телеграмму о дыме, шедшем из
паровозной трубы, и канадская девушка, сломя голову
примчавшаяся из-за океана, - все спали. Один только Паламидов
метался по свежей насыпи, разыскивая телеграф. Он рассчитал,
что если молнию послать немедленно, то она появится еще в
утреннем номере. И в черной пустыне он нашел наспех сколоченную
избушку телеграфа.
"Блеске звезд", -- писал он, сердясь на карандаш, - отдан
рапорт окончании магистрали тчк присутствовал историческом
поцелуе начальника магистрали членом правительства паламидов".
Первую часть телеграммы редакция поместила, а поцелуй
выкинула. Редактор сказал, что члену правительства неприлично
целоваться.
ГЛАВА XXIX. ГРЕМЯЩИЙ КЛЮЧ
Солнце встало над холмистой пустыней в 5 часов 02 минуты
46 секунд. Остап поднялся на минуту позже. Фоторепортер Меньшов
уже обвешивал себя сумками и ремнями. Кепку он надел задом
наперед, чтобы козырек не мешал смотреть в видоискатель.
Фотографу предстоял большой день. Остап тоже надеялся на
большой день и, даже не умывшись, выпрыгнул из вагона. Желтую
папку он захватил с собой.
Прибывшие поезда с гостями из Москвы, Сибири и Средней
Азии образовали улицы и переулки. Со всех сторон составы
подступали к трибуне, сипели паровозы, белый пар задерживался
на длинном полотняном лозунге: "Магистраль-первое детище
пятилетки".
Еще все спали и прохладный ветер стучал флагами на пустой
трибуне, когда Остап увидел, что чистый горизонт сильно
пересеченной местности внезапно омрачился разрывами пыли. Со
всех сторон выдвигались из-за холмов остроконечные шапки.
Тысячи всадников, сидя в деревянных седлах и понукая волосатых
лошадок, торопились к деревянной стреле, находившейся в той
самой точке, которая была принята два года назад как место
будущей смычки.
Кочевники ехали целыми аулами. Отцы семейства двигались
верхом, верхами, по-мужски, ехали жены, ребята по трое
двигались на собственных лошадках, и даже злые тещи и те
посылали вперед своих верных коней, ударяя их каблуками под
живот. Конные группы вертелись в пыли, носились по полю с
красными знаменами, вытягивались на стременах и, повернувшись
боком, любопытно озирали чудеса. Чудес было много-поезда,
рельсы, молодцеватые фигуры кинооператоров, решетчатая
столовая, неожиданно выросшая на голом месте, и
радиорепродукторы, из которых несся свежий голос "раз, два,
три, четыре, пять, шесть", - проверялась готовность
радиоустановки. Два укладочных городка, два строительных
предприятия на колесах, с материальными складами, столовыми,
канцеляриями, банями и жильем для рабочих, стояли друг против
друга, перед трибуной, отделенные только двадцатью метрами
шпал, еще не прошитых рельсами. В этом месте ляжет последний
рельс и будет забит последний костыль. В голове Южного городка
висел плакат: "Даешь Север! ", в голове Северного"Даешь Юг! ".
Рабочие обоих городков смешались в одну кучу. Они
увиделись впервые, хотя знали и помнили друг о друге с самого
начала постройки, когда их разделяли полторы тысячи километров
пустыни, скал, озер и рек. Соревнование в работе ускорило
свидание на год. Последний месяц рельсы укладывали бегом. И
Север и Юг стремились опередить друг друга и первыми войти в
Гремящий Ключ. Победил Север. Теперь начальники обоих городков,
один в графитной толстовке, а другой в белой косоворотке, мирно
беседовали у стрелы, причем на лице начальника Севера против
воли время от времени появлялась змеиная улыбка. Он спешил ее
согнать и хвалил Юг, но улыбка снова подымала его выцветшие на
солнце усы.
Остап побежал к вагонам Северного городка, однако городок
был пуст. Все его жители ушли к трибуне, перед которой уже
сидели музыканты. Обжигая губы о горячие металлические
мундштуки, они играли увертюру.
Советские журналисты заняли левое крыло трибуны.
Лавуазьян, свесившись вниз, умолял Меньшова заснять его при
исполнении служебных обязанностей. Но Меньшову было не до того.
Он снимал ударников Магистрали группами и в одиночку, заставляя
костыльщиков размахивать молотами, а грабарей-опираться на
лопаты. На правом крыле сидели иностранцы. У входов на трибуну
красноармейцы проверяли пригласительные билеты. У Остапа билета
не было. Комендант поезда выдавал их по списку, где
представитель "Черноморской газеты" О. Бендер не значился.
Напрасно Гаргантюа манил великого комбинатора наверх, крича:
"Ведь верно? Ведь правильно? "-Остап отрицательно мотал
головой, водя глазами на трибуну, на которой тесно уместились
герои и гости.
В первом ряду спокойно сидел табельщик Северного
укладочного городка Александр Корейко. Для защиты от солнца
голова его была прикрыта газетной треуголкой. Он чуть выдвинул
ухо, чтобы получше слышать первого оратора, который (уже
пробирался к микрофону.
-- Александр Иванович! -- крикнул Остап, сложив руки
трубой.
Корейко посмотрел вниз и поднялся. Музыканты заиграли
"Интернационал", но богатый табельщик выслушал гимн
невнимательно. Вздорная фигура великого комбинатора, бегавшего
по площадке, очищенной для последних рельсов, сразу же лишила
его душевного спокойствия. Он посмотрел через головы толпы,
соображая, куда бы (убежать. Но вокруг была пустыня.
Пятнадцать тысяч всадников непрестанно шатались взад и
вперед, десятки раз переходили вброд холодную речку и только к
началу митинга расположились в конном строю позади трибуны. А
некоторые, застенчивые и гордые, так и промаячили весь день на
вершинах холмов, не решаясь подъехать ближе к гудящему и
ревущему митингу.
Строители Магистрали праздновали свою победу шумно,
весело, с криками, музыкой и подбрасыванием на воздух любимцев
и героев. На полотно со звоном полетели рельсы. В минуту они
были уложены, и рабочие-укладчики, забившие миллионы костылей,
уступили право на последние удары своим руководителям.
-- Согласно законов гостеприимства, - сказал буфетчик,
сидя с поварами на крыше вагона-ресторана.
Инженер-краснознаменец сдвинул на затылок большую фетровую
шляпу, схватил молот с длинной ручкой и, сделав плачущее лицо,
ударил прямо по земле. Дружелюбный смех костыльщиков, среди
которых были силачи, забивающие костыль одним ударом,
сопутствовал этой операции. Однако мягкие удары о землю вскоре
стали перемежаться звоном, свидетельствовавшим, что молот
иногда приходит в соприкосновение с костылем. Размахивали
молотами секретарь крайкома, члены правительства, начальник
Севера и Юга и гости. Самый последний костыль в каких-нибудь
полчаса заколотил в шпалу начальник строительства,
Начались речи. Они произносились по два раза-на казахском
и русском языках.
-- Товарищи, -- медленно сказал костыльщик-ударник,
стараясь не смотреть на орден Красного Знамени, только что
приколотый к его рубашке, - что сделано, то сделано, и говорить
тут много не надо. А от всего нашего укладочного коллектива
просьба правительству-немедленно отправить нас на новую
стройку. Мы хорошо сработались вместе и последние месяцы
укладывали по пяти километров рельсов в день. Обязуемся эту
норму удержать и повысить. И да здравствует наша мировая
революция! Я еще хотел сказать. товарищи, что шпалы поступали с
большим браком, приходилось отбрасывать. Это дело надо
поставить на высоту.
Корреспонденты уже не могли пожаловаться на отсутствие
событий. Записывались речи. Инженеров хватали за талию и
требовали от них сведений с точными цифровыми данными. Стало
жарко, пыльно и деловито. Митинг в пустыне задымился, как
огромный костер. Лавуазьян, нацарапав десять строчек, бежал на
телеграф, отправлял молнию и снова принимался записывать.
Ухудшанский ничего не записывал и телеграммы не посылал. В
кармане у него лежал "Торжественный комплект", который давал
возможность в пять минут составить прекрасную корреспонденцию с
азиатским орнаментом. Будущее Ухудшанского было обеспечено, И
поэтому он с более высокой, чем обычно, сатирической нотой в
голосе говорил собратьям:
-- Стараетесь? Ну, ну!
Неожиданно в ложе советских журналистов появились
отставшие в Москве Лев Рубашкин и Ян Скамейкин. Их взял с собой
самолет, прилетевший на смычку рано утром. Он спустился в
десяти километрах от Гремящего Ключа, за далеким холмом, на
естественном аэродроме, и братья-корреспонденты только сейчас
добрались оттуда пешим порядком. Еле поздоровавшись, Лев
Рубашкин и Ян Скамейкин выхватили из карманов блокноты и
принялись наверстывать (упущенное время.
Фотоаппараты иностранцев щелкали беспрерывно. Глотки
высохли от речей и солнца. Собравшиеся все чаще поглядывали
вниз, на холодную речку, на столовую, где полосатые тени навеса
лежали на длиннейших банкетных столах, уставленных зелеными
нарзанными бутылками. Рядом расположились киоски, куда но
временам бегали пить участники митинга. Корейко мучился от
жажды, но крепился под своей детской треуголкой. Великий
комбинатор издали дразнил его, поднимая над головой бутылку
лимонада и желтую папку с ботиночными тесемками.
На стол, рядом с графином и микрофоном, поставили
девочку-пионерку.
-- Ну, девочка, - весело сказал начальник строительства, -
скажи нам, что ты думаешь о Восточной Магистрали?
Не удивительно было бы, если бы девочка внезапно топнула
ножкой и начала: "Товарищи! Позвольте мне подвести итоги тем
достижениям, кои... "-- и так далее, потому что встречаются у
нас примерные дети, которые с печальной старательностью
произносят двухчасовые речи. Однако пионерка Гремящего Ключа
своими слабыми ручонками сразу ухватила быка за рога и тонким
