друг к другу, подмены попросту не заметят. И в самом деле, новые товарищи
не обратили на Андра никакого внимания.
Первое время Андра беспокоили пристальные взгляды охранников, пока -
не без неожиданной подсказки двойника - он не сообразил, что у этих
сторожевых псов, взращенных в культе силы, невольное почтение вызывали его
мощные выверенные движения. И дальше Андр старался работать на виду,
добиваясь у охранников одобрительного ворчания и приглядываясь к ним сам.
В полдень прикатил дребезжащий вездеход, окутанный клубами вонючего
дыма. В объемистом чреве этого престарелого монстра обнаружились
проржавелая бочка и груда помятых мисок, по которым разлили водянистую,
отдающую гнилью бурду. Андр предпочел не рисковать благополучием желудка
и, отойдя в сторону, выплеснул свою порцию в яму.
День прошел без происшествий, если не считать нескольких обычных для
этих мест смертей рубщиков от укусов змей и насекомых, да гибели еще
одного обессилевшего до состояния полной невменяемости пожилого работника,
которого охранники коваными прикладами ружей превратили в кровавое месиво
- без злобы, посмеиваясь, с видимым удовольствием.
Вечером их снова построили в колонну и погнали обратно, по
удлинившейся за день просеке. Уже в темноте на расчищенной перед бараками
площадке провели торопливую перекличку и стали загонять на ночлег.
Андр плелся одним из последних, беззвучно скалясь на подгоняющие
тычки прикладов. Осторожно маневрируя, он подгадал так, чтобы за спиной
оказался тощий немолодой охранник, суетливо утверждающий на
многострадальных хребтах работников свою неувядающую полноценность.
Когда-то этот старик был, наверное, крупным и крепким мужчиной, но по мере
упадка сил он опускался все ниже, пока не достиг дна, дальше которого была
только смерть: одряхлевшему сторожевому псу была заказана дорога даже в
работники.
Андр огрызнулся на очередной удар, и охранник размахнулся, целясь
впечатать приклад уже в полную силу. Будто случайно, Андр качнулся в
сторону, и приклад скользнул по спине, сдирая лохмотья. Охранник едва
устоял на ногах, в стороне кто-то злорадно заржал. Торопясь, старик
схватил ружье за ствол и снова размахнулся, метя на этот раз в голову. С
той же рассчитанной до сантиметра медлительностью Андр отклонился от
удара, повернулся к противнику лицом и ухмыльнулся.
- Ну-ка, покажь прыть! - раздался из темноты высокий, как у
подростка, голос. - Давай, разрешаю!
Наклонив голову, охранник ринулся вперед, обрушив на Андра град
беспорядочных, отшлифованных многолетней практикой ударов. Но ни один из
них не достигал цели. Андр не пытался перейти в наступление, даже не
поднимал рук, чтобы не вводить в искушение охранников, сбежавшихся со
всего лагеря поглазеть на потеху. Он только ускользал от ударов - с
тяжеловесной неуклюжестью человека, изнуренного пятнадцатичасовой работой.
Продолжалась схватка недолго, пока выдохшийся и растерявший последние
силы охранник вдруг не отступил - глаза сумасшедшие, дряблые щеки трясутся
- и, перебросив ружье прикладом к плечу, не дернул стволом на Андра.
Зрители за спиной Андра с испуганной руганью раздались, сам он тоже
поспешно шагнул в сторону. Но выстрел не прозвучал: над головой
обезумевшего старика по стремительной дуге мелькнул приклад, завершив
движение на его темени. За осевшим телом открылась дородная фигура с
плешивой головой, перетянутая узорной лентой Служителя. На неподвижном
жирном лице застыла обида - давняя, застарелая, не смываемая амнезией.
- Падаль убрать! - приказал Служитель тем же странно высоким голосом.
- Ствол и рясу - ему, - он ткнул пальцем в Андра, затем, повернув голову,
уставился на ближайшего охранника, нетерпеливо пощелкал пальцами, наконец
вяло махнул пухлой кистью, снова ткнул пальцем. - Ты! Возьмешь новичка в
дежурство. Все, отбой!
И, повернувшись спиной - к Андру, к охранникам, ко всему миру, -
Служитель вразвалку зашагал к небольшому приземистому строению, волоча за
собой винтовку, будто палку.
Вот и все, думал Андр, неловко прижимая к груди сунутое ему ружье и
улыбаясь соленым остротам охранников с туповатой застенчивостью
потомственной деревенщины. Кажется, наш психологический этюд удался, иначе
вместо этого допотопного ствола я вполне мог бы получить пулю в затылок.
"Обрадовался! - подал вдруг голос двойник. - Дальше-то что?"
"И все же дела не так плохи, - отозвался Андр, - раз они помнят не
только команды".
"Поздравь их за меня!"
К Андру уже подходил упитанный, коренастый охранник, флегматично
перемалывающий во рту наркожвачку. Дружелюбно ткнув Андра кулаком в ребра,
он ругнулся вместо приветствия и махнул рукой, приглашая за собой. Они
пошли вдоль барака, на бревенчатой стене которого Андр разглядел
полуобугленные останки распятого работника - от них разносился вокруг
удушливый запах. Подойдя к двери, охранник, а за ним и Андр вступили
внутрь.
Больше всего барак напоминал крытый вольер, разделенный проволочной
сеткой на узкие клетки, тянущиеся по обеим сторонам сквозного прохода. Две
трети каждой клетки занимали двухъярусные нары, в изголовье которых
размещались динамики ежесуточного инструктажа. Большинство работников уже
спало, бодрствовали только счастливцы, к которым в награду за дневное
усердие на ночь подселили женщин.
- Чего делать-то? - спросил Андр, озираясь и морща нос, - воздух
здесь был тяжел и смраден, будто барак не проветривали со дня постройки.
- А ничего, - отозвался охранник, сосредоточенно скребя щетинистую
физиономию. - Сиди здесь, - он кивнул на кресло-качалку, попавшее сюда
невесть откуда, - качайся. Можешь соснуть. Но если стадо расползется, тебя
вздернут, понял?
Андр кивнул.
- Понятливый, стервец! - хохотнул охранник. - Дрын в углу видишь?
Ежели кто верещать во сне вздумает, ты его в бок, в бок!.. чтоб народ не
мутил. И все!
Он достал из-за пазухи замусоленный сухарь, со словами "Жри, дурень!"
сунул его Андру и двинулся вдоль клеток, задумчиво насвистывая и
поглядывая по сторонам. У одной из дверей остановился, повозился, открывая
замок, и вошел внутрь. Сквозь проволочные перегородки Андр видел, как
охранник молча перевернул на спину какую-то женщину, навалился всей массой
и, преодолев робкое сопротивление, овладел ею. Затем протяжно зевнул,
поднялся и, заперев клетку, побрел к выходу, поправляя рясу и покачиваясь
от нахлынувшей вдруг дремоты. Будто нужду справил.
"Скотина бронированная! - взорвался вдруг Андрей. - Ну, чего
гляделки-то выпучил? Тебе здесь театр?!"
"Привыкай, - отозвался Андр. - Не вечно же тебе отворачиваться!"
Игнорируя изощренные, язвительные ругательства Второго, Андр
распахнул двери в обоих концах барака, чтобы хоть немного освежить
пропитанный многодневной вонью воздух. Затем опустился в кресло, натужно
застонавшее под его тяжестью, и расслабил мышцы, вслушиваясь в мешанину
вздохов, всхлипов, многоголосого болезненного храпа и скрипа нар,
привычными к сумраку глазами разглядывая изможденные, необратимо
запущенные тела этих бывших людей, загнанных в радиофицированные клетки до
скончания времен.
Андр сидел так с полчаса, прокручивая в памяти события дня,
анализируя, выискивая просчеты, прогнозируя, как вдруг настороженным
взглядом поймал движение в одной из клеток. Прихватив из угла шест, Андр
подошел.
На нарах сидел крупный жилистый мужчина. Запрокинув голову, он
ритмично покачивался, как будто под неслышную музыку. Лежавшие на коленях
узловатые пальцы странно шевелились, словно жили непонятной, далекой
жизнью. Из закрытых глаз по заросшим седой щетиной скулам катились слезы.
Он спал.
Проткнув шест сквозь дверную решетку, Андр ткнул работника в
костлявую грудь. После третьего тычка мужчина открыл глаза, потерянно
огляделся. Увидав Андра, шагнул к двери, взялся огромными разбитыми
ладонями за прутья.
- Парень! - позвал он сипло. - А, парень!.. Где это я?
Обвиснув на решетке, он терся о прутья тощими щеками. С лица
постепенно сходило выражение осмысленного удивления, вытесняемого тупой
апатией.
- Спать, - сказал Андр негромко. - Иди-ка ты спать.
Потоптавшись, работник вздохнул и поплелся к нарам. Выждав, Андр
вернулся к ветхому креслу - коротать душную ночь.
Двойник уснул, связь между ними ослабла, и Андрей почувствовал себя
освобожденным. Кряхтя, он поднял с дивана свое погрузневшее тело и потащил
было его на кухню, но мысль о еде вызвала в желудке спазмы. С трудом
подавив тошноту, Андрей с полдороги повернул, забрался в ванну, пустил
чуть теплую воду и обмяк, негромко постанывая. Он чувствовал себя больным
и загнанным, в глазах - резь, ноздри еще терзал запах гниющего горелого
мяса... будто вернувшись домой, Андрей прихватил с собой частицу того
страшного мира.
Не могу, шептал Андрей одними губами. Нет, не могу! Надо что-то
придумать, я никогда не свыкнусь с этим кошмаром. Черти бы забрали Андра,
он будто нарочно!.. Эта вонь - боже мой! - избавиться хотя бы от нее.
Достаточно с меня зрения - более, чем достаточно!..
Он долго водил по телу душем, будто пытаясь тугими струями отделаться
от вони, въевшейся в мозг. Отходил, остывал, успокаивался, пока вдруг с
изумлением не осознал, что первой и главной его реакцией на столкновение с
жуткой реальностью параллельного мира была обида. Именно обида - на то,
что его - холеного, рафинированного, исключительного - с размаху ткнули
физиономией в дерьмо. Он-то готовил себя к опасности, к боли и крови, но
не к этому обыденному, равнодушному зверству... Андрея вдруг обожгло
стыдом: готов ты рисковать, как же! Забыл свои метания в Андра и обратно,
когда тот исполнял свой жуткий танец в паре с полусумасшедшим стариком под
дулами ружей? А как старательно ты убеждал себя в необязательности своего
присутствия: Андр, мол, и сам справится, это риск бесполезный,
неоправданный... Сукин кот! Тьфу!..
Морщась и мотая головой, Андрей выбрался из ванной и вернулся в
гостиную. Долго бродил босиком по паласу, лаская нежным ворсом измученные
за день ступни и попивая прямо из бутылки ледяной тоник. Наконец повалился
в кресло, машинально включил магнитофон и задумался.
А ведь его впечатления за день не исчерпывались тем, что ему
поставляли заимствованные у Андра органы чувств. Существовало еще нечто -
неясное, неопределенное, будто он, Андрей, улавливал те сигналы, которые
для Андра оставались за порогом сознательного восприятия. А сейчас Андр
спит, мелькнула мысль. Его сознание спит, но не рецепторы!
Не колеблясь, с привычной уже легкостью Андрей отключился от своего
тела, переливаясь в спящее сознание Андра, и принялся осторожно
прощупывать поступавшие в мозг сигналы, отбрасывая знакомое и привычное,
выбирая странное, тревожащее. И, отыскав это, сконцентрировался на нем.
Полностью.
Ощущение было жутковатым. Андрей будто передвигался в какой-то
неоднородной субстанции, то заряженной - и тогда он передвигался сквозь
нее с легкостью мысли, а то вдруг снова он погружался в вязкое мерцание и
неумолчный гул, из переплетения которых иногда возникали мгновенные сцены,
звучали обрывки фраз. Он пытался задержаться, вникнуть, но накатывала
чувственная волна, тяжелая и радужная, и накрывала все собой. Смысл
терялся, и Андрея относило в сторону, будто здесь существовали течения,
подчинявшиеся запутанным, непостижимым законам...
