- Да ступай-ступай! Ты большой... Смотри там
аккуратней! - И подмигнул сыну.
Градус сидел один за бутылкой портвейна. На промасленной
серой бумаге лежала горка жареной мойвы с вылупленными
черными глазами стояло блюдце с крупной сероватой солью и
рядом полголовки несвежего лука. И кирпич хлеба от которого
Градус просто отламывал куски.
- Ты куда лезешь! - спросил он Свинцова с обычным своим
презрением и скукой. - Тебя звали!
- Готово! - ответил Свинцов и не спрашиваясь, сел к
столу. - Ты налей товарищу!
Градус осторожно взял револьвер, повертел в руках - тоже
с заметной осторожностью: он не умел обращаться с оружием.
Свинцову жутко хотелось, что-нибудь ему сказать такое -
излишне веселое. Сдержался. Молча взял пистоль, быстро
показал, как чего делать. Вынул патроны, потому, что Градус
осваивал науку не слишком ловко. Наконец, когда у него все
стало получаться Градус стукнул Свинцова по плечу и спросил
радостно, словно лишь теперь увидел пистоль.
- Ты где его надыбал!
- Долго рассказывать! - Свинцов с удовольствием жевал
мойву. Как ни странно она была вкусна!
- Ты давай рассказывай! - выпучив коричневые маслянистые
глаза, Градус глядел на Свинцова.
- Ну у одного хмыря болотного... Он приходит...
Гарусову Геннадию не везло в жизни. Он родился
тугодумом. Тому много разных причин, описанных в
специальной литературе. И не об этом сейчас речь. Но
Градус родился им! И это значило, что в школе его тянули из
класса в класс на привязи необходимости и борьбы за высокий
процент.
А он был не глупый не умственно отсталый. В специальную
школу взять его не имели права. Просто ему на растолковку
надо было времени раза в два больше, чем другим. Это
теоретически. А практически конечно же никому ты не
объяснишь, что я, мол не дурак. Его за дурака и держали.
Василь Василич - у них такой был математик страшно
рассеянный человек: "Гарусов, - он говорил. Потом: - Ах,
да. Садись-садись. Три"
Кому же понравится такое житье? Врезал бы обидчикам, да
спортивными статями Градус тоже не отличался. Тогда он и
встретил на своем пути Усача. Усач всех принимал. Как-то у
него Градус увидел потрясную зажигалку. Усач ее называл
"симпотная".
- Нравится? - хлопнул Градуса по плечу. - Вот
подрастешь, курить будешь - подарю!
С тех пор, наверное он и закурил по настоящему. Однако
подарка не последовало...
Усач их учил уму-разуму: нету денег - достань, а
товарища опохмели. И на следующем "занятии":
- Что значит "украл"? Ты разбирайся. Ты за десять минут
за мгновенье заработаешь четырнадцать тыщ. "Ковбойкам" надо
четырнадцать тыщ зарабатывать десять лет! - "Ковбойками" он
называл работяг. - А мог бы и четырнадцати тысяч не
заработать и на десять лет свободы лишиться. Так, что сынки
никакого воровства нет все честно! Рискуешь - имеешь. А
если ты "ковбойка" по натуре - тогда иди гуляй...
Усач придумал брать магазин в который можно было влезть
через заднюю стенку. Там когда склады делали, то материала
не хватило и один пролет просто зашили фанерой - временно.
Потом строители ушли на другой объект ну и... как это
обычно бывает! А Усач узнал. Говорит продавщице:
- Чего это у вас, Люсенька дует? Она ему, дура, и
расскажи, что стенка тоненькая. Но оказывается всю эту
стенку уже опутали сигнализацией, пока они "телепались". На
дознании Градус все брал на себя, как малолетка которому
ничего не будет то есть вел себя "по законам". И ничего не
добился. Никакого слуха по колониям не ходило о том какой
он орел. Там были свои законы. Пришел в барак узнай, кто
главный подлижись отдай, чем богат и замри. Потом тихо
оглядывайся кто еще тебе может в рыло дать кроме главного.
А кому ты. Все, наука окончена.
У этой девчонки, Алены, родители сказали:
- Да мы не знаем когда она вернется! - И с таким
недоумением, словно Люба спрашивала о чем то неприличном.
Потом пошли к тому которого называли Солдат-Юдин который
продал револьвер. И который ушел в школьный поход... Поход
тоже был какой-то странный - с одними удочками.
- Да тут уже приходила, спрашивала, Леоновых - дочка...
- Отец разговаривал, а другим глазом все время глядел на
"Динамо" - "Днепр"
Мать вышла за ними на крыльцо. Спросила шепотом:
- Ничего не случилось? Правда? - И все тайком, чтобы
семейное счастье не развалить нечаянным скандалом. Но муж
ее всем интеллектом был погружен в телевизор.
Двое мальчишек - Демин и Соловьев - ждали ее у калитки.
- Алена была у Солдата? Так... И потом исчезла... -
Переглянулись. - И Солдат исчез!
- Вы не каркайте умники! - сказала Люба. В голосе ее
была не столько сердитость сколько желание тревогу отогнать.
ё Потом она произнесла им фамилию: Старостин. Мальчишки
опять переглянулись... Пошли к Старостиным.
Но эта мать Любу просто обругала.
- Из милиции? Да хоть откуда! Нету его. В походе. Не
знаю. На это школа есть!
- Чего дальше? - спросила Люба у мальчишек, которые
ждали ее в темноте берез у калитки.
- Чего ж все ясно теперь - сказал мальчишка, который звал
себя Демин. - Надо к Свинцову двигать, согласен?
И тот, которого звали Славка, кивнул.
- А кто такой Свинцов? - спросила Люба, хотя и помнила
конечно фамилию в истории о самопальщике.
- Да самый главный в этом деле, я так думаю, - сказал
Демин мрачно - Согласен, Славист?
И Славка снова кивнул.
Тут Люба уж не выдержала:
- Вы, что же? Опять саботажничаете? Самый главный -
Свинцов, они меня таскают по каким-то второстепенным
ребятам!
- Ну мы же не знали! - сказал Славка расстроено. - Пока
всех не обошли, мы откуда же могли догадаться-то?
И тут Люба - совсем не по ситуации - неожиданно
рассмеялась. Ей вспомнился деревенский участковый, который
вполне уверенно говорил ей: "Ну, а если тебе не скажут, кто
убил, как же ты узнаешь?"
Вот и эти двое мальчишек были обычные сундуки. Мирные
жители. И никакими особыми методами дедукции не владели.
Перед свинцовским домом Славка спросил Демина:
- Пойдем?
- Да ну его в хвост! Не хочу я светиться!
- А я пойду!
- Виталик? - спокойно переспросила свинцовская мать. -
Он сказал, что будет ночевать у товарища...
- А не знаете у кого?
- Да он... Нет, не говорил.
В другой комнате у телевизора сидел мужчина. Люба узнала
директора железнодорожных мастерских товарища И. В.
Свинцова.
- А скажите пожалуйста, - вдруг вступил Славка. - Тут к
нему девочка такая должна была зайти сегодня. Дачница,
симпатичная такая, вы ее знаете, Алена Леонова...
- Я не видела.
- А вот парнишка такой невысокий, с удочками. Вчера?..
- Я вот не приметила... - И на Любу посмотрела с
удивлением и строгостью: чего это пришедший с вами
"ребенок" задает мне столько вопросов?
- Извините, - сказала Люба и приобняла Славку за плечи.
- Это мой младший братишка. Он у вашего Виталия куртку
оставил, такую джинсовую. Где оставил то? - строго
спросила она у Славки. - Где тир, что ли был?
Мать даже изменилась в лице.
- Да нет! Мы... Нашему Виталику чужого-то не надо! И
отец у нас, слава богу... Пойдемте-ка! - Она повела их на
задний двор. В свете падавшем из окон, нашла ключ на гвозде
вбитом в березу, открыла мастерскую включила свет.
- Удочки! - сказал Славка.
- Ты куртку смотри! - будто строго сказала Люба. И
увидела на верстаке в ящике железную трубку с... мушкой на
конце. А вот и рукоятка вместе со спусковым крючком. - Что
это? - спросила Люба у матери.
- Железки его! - ответила та удивленно.
Н-да! Вот и пожалеешь, что начала осмотр таким
полузаконным способом.
- Нету куртки-то, Слава?
Славка поднял, что то чего Люба не заметила, протянул
ей... малокалиберные патроны! Люба повернулась к матери
- Да у вас тут целый военный склад!
- Я не понимаю! Может я позову мужа?
Лучше сейчас, чем потом, подумала Люба тяжело будет, но
лучше сейчас.
- Да, зовите! - сказала она.
Иван Витальевич явился в домашних тапочках, в свободных
домашних штанах, но "поверху" в парадном пиджаке. Хороший
пиджак придает мужчинам определенного сорта уверенность.
Строго сказал:
- Прошу прощения!
- Капитан милиции Марьина! - ответила Люба. Протянула
отцу полусобранный пистолет и патроны.
- что? - спросил Свинцов-старший, сердито глядя на жену,
потому, что надо было на кого то смотреть сердито. - Опять
старая история? Ты мне говоришь- куртка!
- "Старая история" была отобрана у него три года назад.
А это новая история! Вы все же не знаете где сейчас ваш
сын?
Иван Витальевич смотрел на Любу соображая, чем ему это
все может грозить, насколько ему стоит бояться лично Любы и
насколько законно все, что здесь Происходит.
- Так. Понимаю вас, - сказал он наконец. - А, что если
мы поговорим обо всем этом завтра?
- Есть подозрение, что у вашего сына боевой револьвер.
Иван Витальевич покраснел, словно минуту или две до этого
ему не давали дышать. А мама (теперь Люба уже не могла
думать про нее "мать") вдруг сразу потерялась. Мучение было
на лице ее. И по мучению этому быстро текли слезы словно
старались догнать одна другую:
- Виталий ничего дурного сделать не мог! Я мать
понимаете. И куртку мы вернем любую!
Самому бы Градусу умереть, до этого не додуматься... А
Усач привел его в микрорайон. Так называлось в Скалбе место
где далеко отодвинув лес заняв, бывшие колхозные пашни,
встала добрая сотня каменных домов - пяти- семи-
двенадцатиэтажных... Какой там микрорайон! Новый город!
А вся остальная Скалба была деревянная, личная.
И вот Усач привел Градуса, посадил под сосну, сказал:
- Смотри, сынок!
Они увидели, как к дому напротив... сберкасса это была,
вернее, отделение Госбанка, подъехала "Волга".
- Видишь, - сказал Усач, - это кассирша, баба рыхлая.
Замахнись - глаза закроет!
Кассирша перешла по тоненькому мостику через канаву,
завернула за угол, вошла в дверь.
- В машине Гришка с пистолетом, - продолжал объяснять
Усач. - Он по идее должен ходить с ней. А чего тут ходить,
он считает. Тут же ей пройти от кассы до машины двадцать
шагов. А не видит того, что ей за угол заворачивать! -
усмехнулся. - Ладно, не наше это дело! Но Гришка иногда с
ней ходит. А уж точно он не ходит, если день получки
выпадает на среду.
- Почему?
- Вот именно - почему? - опять усмехнулся Усач. Он умел
так с презрением усмехаться. Градус тоже потом научился. И
в колонии ему за это доставалось.
- Ну? Не знаешь, почему? - ткнул его в темя твердым
пальцем Усач. - Эх ты, грудная жаба!
- Почему грудная жаба! - улыбаясь, спрашивал Градус.
Ему нравился Усач, и когда он его хвалил и когда он его
ругал.
- А потому грудная жаба, потому, что ты головастик. Тебя
еще, как головастика, надо грудью кормить. Только не
бабьей, а жабьей! Вот отчего имя твое "грудная жаба".
- А среда здесь при чем?
- В этом тонкость! Как среда - газета ваша печатает
кроссворд. И Гришка-дундук его угадывает. Вот так!
"Человек из шести букв"? Ответ "Дундук"!
- Так сегодня среда! - вдруг с радостным ужасом
догадался Градус.
- Ша, киндер! - И Усач крепко положил ему руку на
голову, что даже в шее у Градуса, что-то трыкнуло. И потом
долго болело. - Ша! Киндер! - потому, что из сберкассы
вышла кассирша с чемоданчиком. - Вот тут ее и надо брать!
И у всех вроде на виду. А никто не видит! И сразу на
велосипед, чемоданчик на руль. И по тропинке фугуй. Гришка
на "Волге" не проедет, а пеший - он курит по две пачки в
день.
Градус смотрел, как толстая кассирша развалистой своей
походкой перебралась через канаву, сказала, что-то в окошко
машины, села. Машина тронулась! С чемоданчиком, с
деньгами.
- А, что же мы, Усач?
- Пушка нужна!
Теперь современные говорят "пистоль" А Усач
по-староблатному "пушка".
- На кой она здесь нужна-то?
- Кассирше предъявить, понял? Уж кассиры в пушках
разбираются? - Усач хмыкнул. - А когда чемодан взял, ее по
черепу слегка, чтобы она сразу-то не заорала. И, чтоб у
