- Ну, что ж молодец умный парень, - Свинцов прищурился.
- Это знаешь сколько стоит? - Он потряс пистолем около
юдинской физиономии. - Да ты когда из колонии выйдешь сразу
пойдешь на пенсию! - И вдруг совершенно изменил тон. - Что
же ты мне без патронов подсовываешь? Чего я им буду делать?
Гвозди заколачивать?
Неожиданно Юдина осенило со страху.
- Да сюда же от мелкашки небось подойдут. В школе у нас
в тире.
Свинцов быстро отщелкнул собачку стал рассматривать
гнезда в барабане куда вставлялись патроны.
- Подойдут они, не подойдут ты пиявка мне советы давать
не смей. Но в принципе мысль не слабая. - Он сунул пистоль
за пояс. - Все. Сиди здесь! Я же должен проверить эту
твою байку. Может ты все наврал может тебя сразу в милицию
с родителями?
Потом Солдат-Юдин услышал как Свинцов задвинул тяжелую
щеколду походил еще повозился чего-то. Завел мопед и поехал
- звук отдалялся, сперва звонко, а потом глухо слышимый. А
потом пропал насовсем.
И ничего теперь Солдат-Юдин не мог понять в своей глупой
жизни!
Виталий Свинцов гнал мопед все время чувствуя как
скользкая дорога норовит убежать из-под колес. Но Свинцов
был слишком умелым водителем, чтобы допустить это:
"Существуют такие ситуации когда человек не имеет права даже
ногу сломать" - так сказал кто-то умный. И Свинцов это
запомнил.
Ему вообще нравились жесткие выражения и нравились
поступки исключающие двойное толкование. Он любил приказы в
смысле отдавать конечно. В ситуациях когда приказы надо
выполнять ему практически быть не приходилось.
Такой вот человек мчал сейчас по лесной дороге километрах
в пяти-шести от поселка Скалба. И невольно подумаешь ведь,
что-то же было вначале, кто-то ему все это вдолбил, прежде
чем его душа сама научилась вырабатывать жестокость.
Виталий Петрович Истратов - может быть он? Мелькнул в
жизни Свинцова такой "тезка". Свинцов его не любил
вспоминать. А если вспоминал то почти всегда в одной и той
же мечте, как вместе с надежным коллективом он, Свинцов бьет
морду этому не очень сильному на вид человеку почти
человечку!
В классе так четвертом, что-то заставило Свинцова пойти в
боксерскую секцию. На соседней со Скалбой подмосковной
станции была база ДСО "Урожаи". Туда и записался Свинцов.
Вернее всего, что он просто хотел уметь драться.
И там тренером был Истратов Виталий Петрович всегда
немного заведенный веселый и злой человек явно среднего
роста. В секции он запрещал дружить: "У вас есть тренер и
есть противники, конкуренты, понятно, слово? Вот так и
действуйте... Спортивная злость! И рядом с ней -
спортивная зависть! Ничего-ничего не стесняйтесь
Привыкайте! Слово "противник" не должно исчезать у вас из
поля зрения!"
Всех его заповедей Свинцов не запомнил.
- Вы зачем пришли сюда? Учиться искусству ведения боя
или искусству объяснения в любви? Если вам нужны "Ромео и
Джульетта" тогда ступайте в драмкружок! Жестче! Короче
удар!
Другие тренеры обычно запрещают и даже специально сто раз
скажут нельзя на улице демонстрировать свои умения. Виталий
Петрович не запрещал.
Он говорил:
- На ринге ты должен находиться в естественном состоянии
злобы и страха Ощущать себя в драке. Но когда ты его
отлупил его можно и обнять. Он же тебе больше не противник
понимаете?
Свинцов всегда слушал его с одним и тем же
внимательнейшим выражением. Часто Виталий Петрович
останавливал взгляд на этом лице и усмехался. Он был
доволен. А в голове у Свинцова проносилась одна и та же
мысль "Чего же они мне врали-то раньше?!" Так он думал обо
всех людях которые до тренера объясняли ему, что такое
жизнь.
Однажды после занятия Виталий Петрович остановил его.
- Ты зарядку дома делаешь? И специальные упражнения?
Все, что я приказывал? - И вдруг крикнул: - Только не
врать!
Свинцов... тогда еще лишь "начинающий Свинцов" поклялся,
что он...
- Плохо, - сказал тренер, - тогда плохо. Ты старайся, а
то можешь вылететь! - Это последнее он произнес с почти
дружеской интонацией и даже дал Свинцову - опять же почти
дружеский - подзатыльник. Поэтому Свинцов его
предупреждении не испугался.
Но прошло две недели, и как-то в начале занятия когда они
уже построились ожидая команды начать разминку, тренер вдруг
сказал:
- Кузин, шаг вперед, Свинцов, шаг вперед. Надеть
перчатки. Спарринг перед строем. Бокс!
Они начали молотить друг друга. Всем было понятно
зачем-то эти двое должны показаться перед тренером, а может,
и перед "толпой". Шеренга "болела" выкрикивая разные
насмешки и подковырки. А команды "Стоп!" все не было. И
Свинцов начал задыхаться. Он схлопотал чистый удар, потом
еще один, потом нарвался на серию.
Ему показалось, что сейчас он взлетит, что он стал
надутый, словно воздушный шар. Это было то, что в боксе
называется состоянием грогги. Совершенно автоматически
Свинцов ушел в глухую защиту согнулся.
Кузин еще какое то время постучал его по перчаткам и
плечам стараясь пробиться к животу, к носу, к нижней
челюсти. Но это ведь тоже не так легко, когда ты устал. И
он просто отошел в сторону, как подумал Свинцов. На самом
деле все таки была дана команда "Стоп!" Только Кузин ее
услыхал, а Свинцов нет.
Зато он услыхал потом слова Виталия Петровича:
- Свинцов, слушай мой приказ. Перчатки снять форму
оставить, сам - до свидания. Ты больше в моей секции не
состоишь!
Свинцов стоял все еще тяжело дыша то и дело слизывая
кровь с разбитой нижней губы.
- Малый ты хороший, - спокойно продолжал тренер, - по
духу боксер жесткость злость другие нужные качества - это в
тебе есть. Но удара у тебя нет, реакции нет. - Он взял за
руку Кузина, повернулся к строю. - Кто перед вами стоит!
Раззява! Но жесткости я его научу. Это можно. А тебя - он
показал пальцем на Свинцова - реакции не научишь и скорости
не научишь. Это должно быть врожденное. Так, что будь
здоров. Начали бег по кругу!
Шеренга ожила побежала. Счастливый Кузин все еще в
перчатках пристроился сзади. Тренер и Свинцов стояли в
середине зала.
- А можно, я останусь до конца занятия! - попросил
Свинцов надеясь неизвестно на, что, на чудо, на то, что у
него вдруг откроется реакция удар и скорость.
Тренер очень спокойно покачал головой.
- Не надо. Уходи. Долгие проводы - лишние слезы. Потом
сам мне спасибо скажешь.
А может быть родители были виноваты в этой свинцовской
жесткости?
Они оба были из той породы людей про которых говорят
человек ответственный. Ну с отцом это вообще было все
сверхпонятно. Без конца работа план. Он и ночью то иной
раз вскакивал - причем без всяких звонков - и летел в свои
Мастерские. Потому, что "мастерские" - это только название.
На самом деле немаленький завод. Дел всегда - только, что
не задохнуться.
Мать Свинцова была домашняя хозяйка. Но и мать - так
выходило - вечно крутилась в чем-нибудь своем Она говорила.
- Понимаете раз я нигде не работаю значит я должна хотя
бы дом обеспечить!
Мыла, готовила, опять мыла, пылесосила, покупала...
Умаявшись за день родители в свободный вечерний часок
садились к телевизору. А куда человеку деваться - так-то
сказать! Руки ноги не шевелятся какой уж там театр. Да и в
театр, еще надо знать, чего куда надо, билеты. Ой столько
мороки! А тут все тебе покажут расскажут. Цвет идеальный -
прямо с завода брали. Да и вообще кто теперь в театры-то
ходит? Только ведь осталось одно название, что мол в театры
ходят значит культурные.
Сын Виталий телевизором не увлекался. Разные поколения
разные вкусы. из замечаний в дневнике из осторожных
рассказов жены до Ивана Витальевича доходили слухи будто бы
его сын...
- Слушай, мать, правда, что ли он у нас таким зверенком
растет?
И не верил. А поступки? Ну действительно сорвал урок
географии - на глазах у учительницы воробью отвернул голову.
Гадость, конечно, дерзость! Но вы чего хотите то, когда все
кино детективами этими забиты? А он, что у меня святой?
Учился тем более неплохо.
Случались моменты когда отец думал: нет, надо выпороть
мерзавца. Но представлял всю последующую нервотрепку,
сердцебиение, долгую дрянь на душе, оттого, что в семье
ссора. И кстати чем мириться-то? Покупай джинсы! Потому,
что это раньше хорошо было снял ремень - врезал! Теперь
любой и каждый разъяснит тебе, что бить детей неприлично.
Да и, что это, сын кого-то там отлупил, а ты, взрослый
отец, его за это тоже лупишь. Дичь!
И потом не верилось Ивану Витальевичу в это "убил". В
драке всегда один сильнее другой слабее.
А? Вы говорите ситуация? Трое на одного? Значит у
моего сына есть товарищи, а у того парня нету. Да ведь
это... В наше время про такие инциденты говорили до свадьбы
заживет! И ведь правда зажило!
Вообще он не верил, что у хороших родителей может
появиться плохой сын. Это же гены. Наука!
Потом Виталька сказал, что хочет сделать тир. Не "пап
купи", а хочет сделать сам! Ведь неплохая вещь-то.
Оказывается он и рисовать умел сам изобразил фигуры. Потом
начал конструировать спортивное оружие. Тут уж и Иван
Витальевич мог быть на высоте. И в смысле подсказки, и в
смысле книжки какие достать. Потом сам увлекся. Даже
кое-какие детали заказал ребятам в цехах. Смотри сын учись:
"Ученье нам сокращает опыт жизни..." Или, что то там в этом
роде. Да и вообще техническое образование - культура
двадцать первого века!
Потом правда все это кончилось довольно плачевно. Иван
Витальевич мог бы стать на принципиальную позицию, но ему
пояснили не стоит. Историю удалось замять, не без
серьезного партийного внушения. Потом Иван Витальевич болел
потом ездил в санатории общаясь с домом поелику было
возможно, то есть при помощи телефона. А когда вернулся то
понял вдруг, что Виталька вырос, просто сделался взрослым
человеком и ему уже не нужна отцовская опека. Процесс
воспитания завершен.
Как-то они сидели у телевизора. А в другой комнате сын
стоит перед зеркалом причесывается - собрался куда-то на
вечер в школу, что ли хотя уже каникулы были. Ну в общем,
куда-то он собирался. А тут входит его приятель, Старостин
этот господи как имя-то его позабыл и говорит:
- Можно обратиться Виталий Иванович?
И тогда Иван Витальевич переглянулся с женой.
- Неужели мы с тобой уже постарели Эм? - И потом
усмехнулся эдак только им двоим понятной усмешкой. - Да нет
мы с тобой еще ничего! Это просто наш сын повзрослел.
Да. Может и родители были причиной того каким стал
Виталий Свинцов.
А может и действительно кое-что зависит от генов. От
того каким человеком родился - способным любить или не
способным. У Свинцова была к этому очень важному для
человека свойству как раз малая способность.
Ее бы развить! Да вот попадались на его пути все люди
которые не очень думали о таких мелочах. Одет, здоров, сыт,
успевает, на шее пионерский галстук - ну и отлично "полный
комплект".
А, что-то вы говорите? Плохо умеет любить?
Да такое никому и в голову не приходило! "Любить". Это
сам научится - лет в четырнадцать. Потом за уши не
оттащишь.
Не все, но многие из тех, кто не умеет любить любят зато
командовать. И около них появляются те кто любит
подчиняться. Такие есть и таких немало!
Они недолго искали друг друга Свинцов и Старостин Виталий
Иванович, и Крыса. Ну а там пошла потихоньку реакция
образования группы: тот за нас, тот не за нас. А кто не за
нас, тот против нас. В компанию с не слишком высокими
целями всегда объединиться довольно легко.
- Хамло какое! Я могу Виталия Ивановича уважать, а он не
может? Морду чистить! - Это уже говорили не такие
абсолютные любители подчиняться, как Крыса, а кто примкнул к
Свинцову просто из чувства самосохранения.
И тут уже недалеко до некоего устава кодекса. До особых
правил поведения. И фирменные рубашки становятся форменными
рубашками. Это встречается. Да если честно это ведь
встречается! И это как раз было на улице Тургенева в
поселке Скалба.
Но чего же он действительно хотел, командир, атаман
Свинцов?
