а у Демина их не было.
Демин пока в общем-то не знал чего он действительно хочет
в жизни. Но если другим многим спешить особенно было
некуда: родители до поры поддержат покормят, - то Демину
надо было определяться. Побыстрей!
"Тебе профессию надо иметь!" Так сказал Демину человек не
больно добрый к нему, да еще и сердитый - материн поклонник.
В неурочное время Демин пришел домой, а они сидели себе за
столом да, как говорится, "чаи гоняли".
Демин вошел и прямо сел за стол. И не то, чтобы он
сильно хотел жрать. И не то, чтобы так уж сильно "назло".
А, что ли проверить хотел, как же ты будешь сейчас мать меня
гнать отсюда, своего сына.
Ему в ту пору было лет тринадцать, но он уже во многом
понимал, что к чему. Да и матерью было сказано в прямых
словах, чтоб раньше десяти не появлялся. И место было
найдено хорошее, где он мог досидеть до нужного часа -
проявлена материнская забота.
И вот он пришел сел к столу - не было еще и семи. Почти
надеялся, что сейчас мать придерется к чему-нибудь и начнет
орать.
Тогда и он заорет "Да, пожалуйста, могу уйти! Вообще
могу не приходить!" Тогда она заплачет и он заплачет. И они
останутся вдвоем и сядут смотреть телевизор касаясь друг
друга плечами. И она скажет ему где-нибудь в не очень
интересном месте кино.
- Степк, поставь чайку.
Но ничего подобного не случилось! Когда он сел мать
отвела пустые глаза в сторону. А этот мужик взял кусок
хлеба кусок хорошей красной рыбы, которой они в основном и
закусывали до прихода Демина, сделал бутерброд, налил Демину
в стакан воды "Буратино" и сказал.
- Ешь на здоровье!
Но таким голосом он сказал, в котором тринадцатилетний
Демин легко сумел прочитать: "Ты мне нагадить пришел, а я
тебе все равно добром - вот хоть ты задавись!"
И тут Демин как-то растерялся. Он не знал то ли ему
назло съесть этот бутерброд, то ли назло не съесть. Вот
тогда-то вдруг прямо в эту самую секунду мужик и сказал:
- Тебе профессию надо иметь!, чтоб жить без оглядки. -
Он посмотрел на бутерброд, усмехнулся довольный своей
победой. - Когда деньга, лучше себя чувствуешь, а когда
неворованная - тем более!
Потом Демин узнал этот мужик - монтажник. Мотается по
командировкам, получает и пятьсот, и за пятьсот. Так, что
не врал!
Демин не был таким уж особенным Ломоносовым-Лавуазье, но
он мог бы остаться в девятом классе. Захотел бы и остался.
Да у него о том идеи не было. Восьмой класс он заканчивал
легко и свободно.
А потом сразу без лишних напоминании, без "посоветоваться
с родителями" подался в ПТУ. Стал учиться на
строителя-монтажника. На верхолаза короче говоря - "не
кочегары мы не плотники..." А чем плохая профессия?
А в конце августа прямо перед началом занятий мать пришла
домой с Робертом. И через несколько дней к ним переехали
Робертовы вещи и главное - ударная установка. Роберт был
ударником в ресторане при гостинице, где мать была
коридорная. У них очень удобно получилось!
В первый или во второй раз, когда Демину постелили в
кухне, на полу, мать сказала.
- Ты зови его дядя Роберт.
- А тебя тетя мама?
Эти слова Роберт вроде бы пропустил мимо ушей, вроде бы
вообще не слыхал. Но через несколько дней мать, как раз
ушла куда-то, потом Демин подумал, что может, и нарочно,
через несколько дней Демин ничего не ожидал, был то есть
совершенно не готов, он просто смотрел телевизор, а Роберт
смотрел на него. Но такие вещи на Демина не действовали.
- Я почему каратэ не занимаюсь, - вдруг сказал Роберт, -
потому, что тянет.
- Чего тянет? - Демин не хотел, да спросил.
- Да кому-нибудь морда наподдавать! - Он когда
волновался всегда говорил с акцентом. - Я нестойкий к этому
вопросу.
Некоторое время они молчали уперевшись друг в друга
упрямыми взглядами. Затем Роберт продолжил намеченную
программу.
- Ты хочешь в девять уходи, хочешь в десять хочешь в
двенадцать утром! Меня не касается. Но вечер - одиннадцать
приходи!
Демин никак не мог уходить из дому в двенадцать дня у
него учеба начиналась с восьми. Впрочем Роберт этого мог и
не знать. Роберт мог ему от чистого сердца предлагать
сидеть тут до двенадцати. Он очень мало Деминым
интересовался.
- Ты меня извини! - Это он сказал таким тоном, каким
извинения совсем не просят. - Ты мне здесь абсолютно не
нужен!
Теперь Демин очень захотел ему ответить. Но не нашелся
сразу. И тогда Роберт как бы перебил его:
- Мать знает!
Эх! Он должен был ответить этому Роберту. И потом он
сообразил, как мог бы ответить. Хотя бы молоток в руки
взять.
Да и просто словами! Но Демин мать жалел. Себе он это
называл "Неохота связываться" и "Она еще сама потом..." А по
правде он ее просто жалел!
Он ее жалел и тогда когда от него утром дверь в комнату
стали запирать, чтобы он якобы не играл на Робертовой
ударной установке. И когда кровать его навсегда передвинули
в узенький коридорчик перед входной дверью. И когда мать с
настоящими слезами говорила соседке:
- Ну, что же Лариса! Если я родила, я теперь всю жизнь
должна таскать эту тяжесть! Мне самой пожить хочется. Вон
Робик - думаешь, очень доволен? Степка. Степка. Сколько я
его должна воспитывать в конце то концов?1
Демин еще не понимал, что материнская любовь к нему
прошла! Об этом ни в одном кино не было сказано, что такое
бывает.
И он тогда ушел из дому - в наказание матери, чтоб она
опомнилась и побежала его искать.
Но его никто не искал. Через неделю он явился. Его
окинули не очень добрым взглядом.
- Хорош! - Как будто радовались, что теперь есть
возможность ругать его на законных основаниях.
И, переночевав кое-как, измарав и без того не очень
чистую наволочку, он ушел туда, откуда явился - в котельную.
Помещение было огромное, как бы двухэтажное, только
конечно, под землей. Окна присажены у самого потолка. Но
никто на них не обращал особого внимания потому, что здесь
всегда горел свет.
Тут заправлял дядя Андрюха - хромой седой нечесаный.
Орал какой-то своей начальнице:
- Я работу справляю? Все! А другое тебя не касается!
Еще приходил сюда однорукий дядя Серега и дядя Толяныч,
который рассказывал, что будто бы когда то работал
следователем.
Демин даже приладился оттуда ходить в ПТУ. Мужики про
него говорили:
- Ну он же Алешки Демина внук который валенки валял. -
Это они вспоминали деда материного отца.
Но потом все изменилось там Дядя Андрюха, который считал
котельную вроде как своей собственностью, сдал ее каким-то
подозрительным типам, которые играли в карты, а больше в
"железку". Они заваливались часов с шести - и понеслось!
Это было похоже сразу и на рынок, и на пивную-шалман и на
темную подворотню. Хотя никаких темных подворотен в
сельской Скалбе быть не могло.
Дядя Андрюха стал теперь злой: деньги, взятые им вперед,
давно испарились и он сам был не хозяин в своем доме. Дядя
Серега и дядя Толяныч резко пропали - их эти играющие
"наладили". А Демин остался ему-то пропадать было некуда!
Он продолжал жить на своей лежанке за толстыми трубами.
Место может, и темное, может, и излишне теплое, а зато уж
свое.
Но однажды Демина оттуда выставили. Демин уже лежал
раздетый - то ли готовился спать то ли готовился еще
помечтать на сон грядущий. И тут над трубой возникла рыжая
курчавая башка:
- Давай вали отсюда! - и потом было прибавлено еще
несколько слов.
Почему то Демин сразу понял, что место это, бесплатно
занимаемое им, теперь тоже продано дядей Андрюхой. За
спиной у "башки" виднелась еще одна - женская. Вторая башка
была выпивши улыбалась и ждала нисколько не сомневаясь чем
кончится дело.
Демин ушел и собственно больше туда не возвращался.
Только зашел однажды ботинки свои взять. Его никто и не
заметил! И это было ему даже не то, чтобы обидно, а больше
как-то странно.
Дуракам счастье он думал, дуракам счастье - ну пусть так.
А почему же за это интересным и умным несчастье? Почему
интересные и умные так часто мучают других приносят горе?
Это он так думал про свою мать и про себя. И ни до чего
додуматься не мог.
Месяц или два он скитался где попало, а потом вернулся
домой. Пришел днем - ни матери, ни Роберта не было. В
дверь был врезан новый замок. Демин плюнул на этот замок.
Но постоял секунду вытер слюни. Солнышко светило в
ноздреватый снежный пирог под окнами стучала капель.
Замочек врезали? Да и шут бы с вами Тепло! Он открыл
сарайку стал вываливать оттуда дрова. На пыльных полках под
потолком нашел две керосинки, еще бабкиных.
Демин посидел над керосинками некоторое время в раздумье
пока не установил принцип действия. Сходил в лавку за
керосином. Ведь продавали же его зачем-то. Стало быть
кто-то пользовался и этими штуками.
Сарайка был в сущности неплохой. Даже теплый. При деде
покойном здесь вроде бы держали кроликов. А потом завалили
хламьем...
В тот день ему повезло: мать пришла рано, а Роберт
поздно. Демин уже успел поставить к себе в сарай
раскладушку, более или менее заткнул щели зажег керосинки
Мать ничего не говорила кроме одного:
- Не стыдно! Постыдился бы! Не стыдно? Перед людьми-то
не совестно!
Но Демин думал, что матери самой наверное стыдно. Обида
жгла и хотелось длить ее на глазах у матери.
Чтобы мать сказала ему, что-нибудь, он взял купленный еще
бабкой транзистор, унес к себе в сарай. Нарочно попробовал
играет или нет. Мать только покачала головой и заплакала.
В душе у Демина копошилась смутная тревога, что может
быть он в чем-то тоже виноват и мать плачет не от стыда, а
просто от горя и оттого, что не в силах справиться с
выросшим Деминым.
Он припер дверь лопатой, включил транзистор стал ловить
музыку. Под одеялом - правда во всей одежде - ему было не
холодно.
Тут дверь толкнули, потом еще раз - сильнее. И Роберт
сказал:
- А ну открывай! - Лопата оказалась не таким уж надежным
запором.
- Войдешь - поленом шарахну! - И Демин заметил, что
действительно выбирает полено удобное для ближнего боя.
- Сгоришь там! - И Роберт снова сильно толкнул дверь.
- Сгорю - вам же с матерью лучше!
Он не хотел этого делать - не хотел из них слезу
выжимать. А сам выжимал! Но Роберт лишь, что-то буркнул -
наверное, на армянском языке и ушел. А Демин остался.
Он и отсюда приспособился ходить в ПТУ. А стирать он уж
давно приспособился - в бане. Да ко всему можно
приспособиться. Только надо понять, что ты сам отвечаешь за
себя. Понимаете? Не мама, не дядя, а ты сам за себя. И на
бокс стал ходить. А, что ж ему теперь спортом не
заниматься! Иной раз у ребят в общаге ночевал. Да ему бы и
самому обшагу дали - просить неохота. Как начнешь
объяснять...
В ПТУ, если честно не очень спрашивают по математике там
по физике. А уж по литературе по биологии - тем более. И
многие этим пользуются. Ну и Демин, конечно, тоже. Но
однажды он прочитал кажется в "Комсомольской правде" (домой
идти не хотелось он торчал на станции) прочитал, что в мире
не учится сто сорок миллионов детей. Вдруг подумал и я один
из них!
И стал учиться.
Ему конечно, повезло, что год получился теплый. Март -
почти как апрель. А в самом апреле уже комары пошли. А там
и на практику рванули. Потом приходит прораб.
- Ребята кто хочет остаться еще поработать? Но уже за
полную сумму!
Демин сначала дернулся останусь. А куда спешить то! И
деньги нужны, он решил снимать комнату или хотя бы койку.
Но потом увидел остаются одни детдомовские! И сразу понял
ни за, что не останусь! Сказал прорабу спокойным голосом
"Не спасибо. Я домой"
А в Скалбе все равно конечно пришлось подрабатывать.
Только платили хуже. Потому, что кто он без
специальности-то! Пешка разнорабочий, простой подросток!
После он приходил к себе в сараюху усталый как собака"
прятал деньги за дрова (с ним расплачивались каждый день,
потому, что это была калымная работа) падал на скрипучую
раскладушку и его начинала одолевать злость все-таки виноват
кто-то! Или вообще никто! И все, что по телевизору говорят
