Он бежал прямо к переезду прямо под фонарь, то есть из
темноты был виден как мишень силуэт на стрельбах. И
сообразив это Глебов прыгнул в сторону, почувствовал, как
почти по колено, вляпался в какую-то жижу. Но тут же легко
выдернул ногу побежал, впервые поняв, какие удобные на нем
кроссовки.
Выстрела в спину ему так и не последовало.
Кабинет у начальника отделения милиции был невелик, да
еще вытесняя пространство стояли два могучих шкафа да еще
сейф. Люба вошла и остановилась у двери ожидая, либо
короткого распоряжения, либо приглашения сесть.
- Здравствуй товарищ капитан.
- Здравия желаю, Николай Егорович! - так она ответила и
в меру официально и по- дружески. С первых дней в милиции
она служила под началом этого человека. Не представляла
себе никого другого на его месте не представляла, как могла
бы жить дальше, если б он вдруг ушел. К счастью майор Зубов
в обозримом будущем никуда уходить или переводиться не
собирался.
В их отделении милиции работали в основном все
скалбинские коренные. Свой поселок и близлежащие окрестные
леса, и окрестные поля и само, быть может, небо над Скалбой
знали они наизусть. По крайней мере это полностью
относилось к Любе Марьиной.
В милиции людей наивных и восторженных не держат. В
милиции нужны люди мыслящие трезво. Наверное Люба такой и
была. Только если нормальный средний человек, думая об
окружающих обычно несколько занижает свою оценку, то Люба ее
обычно завышала. Как ни странно это помогало ее службе.
Николай Егорович считал Любу Марьину вдумчивым способным
работником и похваливал на совещаниях.
- Давай садись, - сказал Зубов. Он надел очки, пробежал
какой-то листок протянул его Любе. А сам взял со стола
другой листок похожий, кстати, на первый и принялся его
читать. И Люба стала читать.
"Уважаемые товарищи! К вам обращается военнослужащий
моряк Северного морского флота старшина второй статьи Лаптев
Николай Васильевич. Следуя на скором поезде номер 17
"Москва-Мурманск - я в ноль часов пятьдесят две минуты
проезжал мимо вашей станции Скалба. На платформе я заметил
трех ребят. У одного из них в руке был револьвер примерно
системы наган (с барабаном)"
Дальше было зачеркнуто, но разобрать все-таки можно: "Я
военнослужащий. Ошибка думаю, исключена". А вместо
зачеркнутого было написано так: "Возможно, я ошибаюсь. Но
на вашем месте я бы проверил". Подпись и адрес - почтовый
ящик номер такой-то.
Люба подняла глаза. Оказывается Зубов уже некоторое
время смотрел на нее.
- Какое мнение?
Люба в ответ пожала плечами.
- Вот именно, - кивнул Зубов. - На нашем месте он бы
проверил! - и подал Любе вторую бумажку, которая
действительно была похожа на первую - школьный листок в
линейку. Можно даже было подумать, что листки были недавно
детьми одной тетради. Почти автоматически Люба приложила их
друг к другу. Да нет, без всякого увеличительного стекла
было видно края разные и здесь линейки бледней здесь гуще.
- Я тоже провел этот эксперимент, - сказал Зубов.
А Люба уже читала.
"Довожу до вашего сведения, что в ночь с двенадцатого на
тринадцатое августа на меня совершил нападение подросток
вооруженный револьвером. Нападение произошло примерно в ста
метрах от переезда на Школьной дороге".
Все. Ни подписи, ни обратного адреса. Штемпель. Он как
это часто бывает, поставлен был кое-как.
"Школьная дорога" - так мог сказать только местный. Лет
тридцать назад школьники поселка Скалба решили построить
дорогу, чтобы родители, идя со станции не месили грязь.
Стали возить песок и гравий на отремонтированной
собственными силами древней полуторке. В общем, было дело!
Боевая страница в жизни школы. А там и взрослые
подключились. Организовали несколько воскресников.
Люба уже застала эту дорогу заасфальтированной.
- Сперва пришло письмо от моряка, - сказал Зубов. - Оно
в Александрове брошено. А сегодня второе.
- Местное. - Люба все же разглядела штемпель. - А чего
ж так долго до нас добиралось?
- Факт может быть интересным. Но думаю он не лежит на
главной магистрали.
- В чем-то этот мужик струсил, - сказала Люба. - И,
что-то он скрывает.
- Почему мужик? - Зубов взял письмо без подписи. -
Почерк как раз скорее женский.
- Я в графологии честно говоря не сильна Николай
Егорович. Да она и вообще темный лес. А если по фактам.
Его не ограбили верно? Иначе бы заявил. Значит как-то
сумел защититься. Значит... - тут Люба прищурилась:
кое-что дошло до нее. - Значит он мог покалечить этого
мальчишку. Вот и боится!
- А все же письмишко нам подсунул... - Зубов покачал
головой.
- Так он же боится! - усмехнулась Люба. - Вдруг да
опять его встретят!
- У тебя с подростками, что-нибудь есть тревожное?
- Да с ними все тревожно. Но то, что вы имеете в виду,
по-моему, ничего похожего.
Люба официально не занималась подростками. Просто в
отделение пришла новая девочка - тоже своя, скалбинская,
пока в милицейской работе, как говорится, ни тю, ни мя. Вот
Люба ей и помогала...
- Я все-таки еще у Лены проконсультируюсь...
- Давай... И... наметь планчик, тогда вместе
посоветуемся.
Николай Егорович не был таким уж, что называется,
закоренелым интеллигентом. Для него сказать "вместе
посоветуемся" было вполне нормальным делом. Еще он любил
говорить про "краеугольные задачи" и был уверен, что слово
"мышь" мужского рода, как и говорили всю жизнь в его родной
деревне.
Он был вообще-то из трактористов. Николай Егорович
Зубов, работать умел удивительно, а, кроме того, отличался
ловкостью и смекалкой. За все это и был он в конце
пятидесятых годов направлен в органы...
Люба ничем не выдала того, что заметила эту
стилистическую погрешность в речи начальника. Поднялась и
сказала:
- Есть, Николай Егорович! Завтра я доложу!
Рука у Славки болела и здорово опухла. Такая лапища
стала - любой заинтересуется.
Вообще утром это было совсем не то, что ночью. Утром он
представил весь ужас того, что хотел сделать. Заперев
дверь, вынул из-за дивана коробку с револьвером. Вид
оружия, какая-то особая, жуткая его красота придали Славке
сил. Он надел куртку, хотя была жара, и пошел к Алене.
- Ну чего? - спросила она. - Ничего?
- В смысле чего? - И тут Славка невольно засмеялся от
этих "чевоканий".
- В смысле не будь дураком! - прошипела Алена.
- Да ничего не заметили, чего ты! - И опять пришлось
улыбнуться, потому, что "чевоки" продолжали его
преследовать. А, чтобы не вызывать Алениного гнева, он
осторожно приподнял рукав куртки:
- Видала - сволочь какой!
- Кто?
- Ну, этот мэн, который мне врезал. У него же были
такие, знаешь, японские штуки?
- Какие японские? Нанчаки? Так они, во-первых, не
японские, а корейские!
- Откуда он их только достал?!
- Откуда ты свою машинку достал? - Алена сделала жест,
словно держит в руке пистоль. - Оттуда же и он!
Славка скрывал происхождение пистоля. Явно врал про
знакомого из "деловых", который... тут, наверное, он был бы
рад сказать, что револьвер ему подарили за старую дружбу.
Но поскольку сорок рублей, обещанных Алене за гулянку,
испарились... И все равно, пусть даже купил - Что за
"деловой"? Как Славка сумел у него заполучить такую жуткую
вещь? Об этом Алена не могла добиться ни слова.
- Значит, с нанчаками, - сказал Славка задумчиво. - Он
вполне может быть малый из мафии, поняла?
Больше говорить им было не про, что, поэтому ничего не
оставалось, как только пойти в самый конец Алениного участка
и заняться курением. Здесь Славка попробовал было обнять
Алену. Но из этого дела ничего буквально не вышло.
- Ален! - сказал Славка обиженно. - Давай немного
поаморальничаем хотя бы!
- "Хотя бы"! В каком смысле "хотя бы"? В том смысле,
что ты вчера операцию завалил? Чехол!
Это было ее фирменное ругательство - "чехол". И оно не
считалось злым. Чехол - значило неловкий, глуповатый, но
где-то и милый человек.
Получив сейчас звание чехла. Славка решил, что у него
есть шанс. Он снова попробовал было подступиться к Алене,
но тут же схлопотал четкий удар в область печени и второй,
ребром ладони, по руке... Алена не хотела, конечно. А
получилось, прямо по тому самому месту.
И тут со Славкой случилось несчастье. На глазах у
девчонки он потерял сознание. А когда очнулся через
несколько секунд, заметил, что щеки его мокры. И рука,
главное, продолжала болеть нестерпимо.
Алена стояла перед ним на коленях... Взяла Славку за
руку, осторожно, как экспонат в кабинете биологии:
- У тебя возможен перелом, понял? - с прошлого года она
стала говорить по- медицински, потому, что якобы собиралась
в соответствующий вуз. - Закрытый перелом без смещения...
Пойдем, я тебя к врачу отведу.
Тут они посмотрели друг на друга... Вот тебе и к врачу!
Ведь возможно, что тот человек уже заявил в милицию и,
возможно, уже ищут некоего преступника с травмой руки!
Но разве мафиози для охраны своих гражданских прав
обращается в милицию?
Но разве Алена и Славка действительно думали, что тот тип
- мафиози?
Бабка, которая молча переносила все Славкины "понты",
молча перенесла и сообщение, что он едет в Москву. В самый
солнцепек надел черный свитер (как назло, ни одной рубашки с
длинным рукавом) и пошел на станцию. Алена на велосипеде
медленно ехала рядом. Так дико было идти мимо "ночного
места" - Славка собрал все мужество... Уже вполне придя в
себя, он поднялся на платформу:
- Здесь я с тобой буду прощаться, голубка, Дальше меня не
провожай... - Это ведь теперь самое престижное занятие -
пародировать какой-нибудь спектакль, или кино, или вообще,
что-нибудь серьезное. - Что ж, поцелуемся на прощание?
Алена быстренько оглянулась - есть ли кругом народец...
Да, зритель имелся. Тогда она обняла Славку за шею и не
спеша поцеловала... Один раз он играл Деда Мороза в школе,
Деда Мороза, который тает, попав не в то время года. И вот
кругом младшеклассники чуть не рыдают от переживаний, а у
Славки усы, как назло, залезли в ноздри, и он только об
одном и думает, как бы не чихнуть в этот печальный момент.
То же и сейчас. Тетеньки кругом шипят-надрываются, Алене
того и надо. А Славка стоит как дурак. Потому, что это не
поцелуй, а... какой-то штемпель тебе на щеку поставили.
Не спеша Алена уехала... Зачем ей все это надо? Уж
лучше бы просто лапу дала на прощание, но по-человечески!
Хирург оказался молодой парень, такой усатенький, с
такими джинсиками из-под халата, что Славка сразу понял:
здесь его поймут.
Хирург молча смотрел, как Славка мучается со свитером.
Затем помог аккуратным и быстрым движением.
- Ну и зачем ты его напялил? Да еще такой относительно
немытый.
- Дико холодно было, - ответил Славка, все еще думая, что
они поймут друг друга.
- Тридцать градусов действительно не погода, - кивнул
хирург. - Но это только одна причина. А вторая...
маскировался?
- Чего мне маскироваться? - Славка хотел это сказать
спокойно и небрежно, а получилось с каким-то дрожанием...
- Сейчас узнаем, - снова быстрым и точным движением
хирург взял его руку, прошелся по ней пальцами. - Не слабо
тебе врезали... Трубой, что ли?
- Вам-то какое дело?
- Правильно, - кивнул хирург. - Была бы у тебя ножевая
или огнестрельная травма, тогда бы я был обязан... А так я
могу только предполагать, что ты на кого-то напал и тебе
врезали.
- Во-первых, не я напал, а на меня напали!
- Не, старик. Если б на тебя напали, тебе бы по голове
закатали, по плечу или бы в грудь этой штукой ткнули. А
здесь от тебя защищались, отбивали твою руку, понял?
И хирург сделал такое движение, что Славка чуть не
вздрогнул: очень получилось похоже. Хирург улыбнулся:
- Так было дело?.. А, что ты держал в этой руке, а? -
Он быстро написал какую-то бумажку. - На рентген
пойдешь..., что ты держал, я могу только предполагать!
Славка молчал. Он был по-настоящему напуган, как его
легко и точно раскрыли.
- Ступай, - сказал хирург. И теперь он вовсе не казался
