человека очень плотно, то это лицо приклеилось как-то
неудачно, неровно, с дефектами. Да плюс еще помятость от
долгого висения, да плюс еще запыленность...
- Ну, крендель? Чего ты матраешь?
- Н-ничего, - ответил Крыса, догадываясь, что "матрать" -
это значит "смотреть".
- Помнишь, где моя хата? - Градус усмехнулся. - Да ты
про это и не знал никогда... Бегать не разучился? Значит,
бежи к Свинцову, скажи, у меня улица Льва Толстого, дом
восемь. А я бутылку куплю.
Было известно, что Гарусов вор. Было известно, что,
когда к ним домой пришли с обыском, он, пятнадцатилетний
мальчишка, саданул понятого железной кружкой по голове и
потом орал на всю улицу, что его мучают, что его забирают
невинно. Вообще он был легендарной личностью!
Сейчас Свинцов и Крыса застали его за очень странным -
для вора! - занятием. Градус подметал пол. Причем этим
странным занятием он и занимался странно. Наметя в комнате
сор, он его вдруг хоп веником и под диван. Свинцов и Крыса
не решились спросить, зачем он это так делает.
А вообще-то в комнате было довольно чисто - если бы
только не знать, куда тут сор девается. Может, от этого и
пахло не очень...
- Здорово. Свинца! Кореш родной! - Градус обернулся,
хохотнув, показал на Крысу пальцем и произнес уже совсем
иным, слабым и тусклым голосом: - Тихо выйди, тихо дверь
закрой, котлета!
Ни "Свинца, кореш родной", ни Крыса такого приема не
ожидали и потому невольно переглянулись. Затем Крыса быстро
перевел глаза на Градуса. И, словно обжегшись, тут же вышел
из дома, прикрыл дверь. Градус поставил на стол бутылку
заграничного вермута.
- Уважь товарища?
Они выпили, и Градус сразу отставил бутылку: мол, все.
Потом закурил, стал не спеша рассматривать Свинцова.
- Ну и чего дальше-то? - спросил Свинцов.
- Дальше... - Градус прищурился, - Я тебя сколько не
видал? Три года?.. Откуда я знаю, какой ты стал пацан!
- А какой тебе нужен?
- Который тогда пистоль делал? И которому я по заказу
тир рисовал?! - Он усмехнулся. - Как будто мне судьбу
тогда подгадал!
- Чего ты?!
- Кто этой мишенью-то оказался?.. Тут кружочек, там
кружочек... - Вместе со стулом пододвинулся к Свинцову. -
Можешь опять такой пистоль сварганить?
- Не знаю...
- Десять штук заработать хочешь? - Горячую свою шершавую
руку Градус положил Свинцову на тыльную сторону ладони.
- Десять штук чего?
- Штука - значит тысяча... Может, не десять будет. Там
штук двадцать пять, тридцать. Треть твоя. За пистоль!
То, что сумма уменьшилась с десяти тысяч до восьми, даже
обрадовало Свинцова - он понял: это все правда!
- Сроку две недели!
Что-то подкатило Свимцову к горлу и к сердцу:
- Я с тобой не пойду!
- Да на кой ты мне там нужен! - В голосе у Гарусова
прозвучало такое презрение, что Свинцов сразу испугался:
обманет! Видно, и Градус это понял. - У тебя свое дело, у
меня свое, понял? Пистоль работай!
- А если тебя?.. Они сразу узнают, что это мой пистолет!
И опять ему ответил взгляд не то удивленный, не то
презрительный:
- Я тебе плачу, нет?.. Чего же ты хочешь: я плачу, ты
рискуешь! А по правде - там верняк... - Он замолчал на
секунду, непроизвольно, порывисто вздохнул, словно
представил себе, как все это будет. Поглядел на Свинцова,
усмехнулся уже спокойно. - Ты железки-то старые не выкинул?
- А зачем их выкидывать?
- Ну тогда успеешь, - кивнул Градус.! - Только это... -
Он поднял предостерегающе палец.
И снова подкатило Свинцову к сердцу и под горло. Риск -
благородное дело. Градус придумал какую-то там аферу а
Свинцов должен "благородно рисковать"! Вспомнился этот
Градус в школе. Конечно, с ним каждый старался "вась-вась".
Градус - гроза вселенной. Но по-честному-то дубина! Какую
он там замыслил операцию "Ы"?
- Дрожишь макаронишь, Свинца? Правильно чего ж...
Если можно одновременно уважать и презирать, то вот этим
самым взглядом и одарил Свинцова его бывший приятель. Потом
Градус сразу стал рассказывать. И по мере того как он
подходил к самому главному сердце Свинцова все больше
наполнялось Страхом. Он глядел на Градуса и понимал, что
тот ничего не замечает, не знает почему Свинцову надо
бояться и продолжал рассказывать. У него все оказалось
обдумано. Каждая подробность на учете! Выходит он лишь в
школе был идиот. А в преступниках - гений! Вот как бывает.
Они выпили еще. И крепко сжимая камень страха, чтобы он
не слишком сильно ударялся по сердцу Свинцов вышел на улицу.
Сейчас же рядом оказался Крыса безмолвный, почтительный.
Они подошли к свинцовскому дому Свинцов показал место на
траве у калитки.
- Вот здесь будешь сидеть когда и сколько прикажу. Ни
одну живую душу не пропускать. Потом получишь сотню. Все
Садись!
В мастерской Свинцов быстро нашел ящик с пыльной крышкой
заглянул внутрь. Поржавело малость. Но не то было худо!
Главное не хватало многих важных деталей. На дне Свинцов
нашел чертежи. Вернее эскизы но с размерами. Сделанные еще
рукой отца!
Ладно не о том сейчас надо думать! Конкретной работой он
старался отвлечь себя от того камня, что сидел в груди.
Десять тысяч, десять тысяч! Он принялся сравнивать чертежи
с имеющимися железками. Нет без токарного станка не
сделаешь! Но как-то нужно выходить из положения значит,
выйдешь!
Никто в сущности, не знал об этом, а сам Свинцов не
придавал никакого значения тому, что он был человеком
исключительно способным к слесарным работам. И дед его
слесарил и отец в молодые годы. Но основной талант породы
проявился как раз в нем в Свинцове Виталии. Такая штука...
Да и дед по материнской линии тоже был не абы кто, а хороший
деревенский кузнец. Ему дай время он бы трактор сделал
своими руками- была у него такая странная мечта жизни.
Однако времени ему не дали. И погиб он в тысяче девятьсот
сорок втором году защищая Ленинград.
Самозабвенно трудился Свинцов. Но выше себя не прыгнешь.
Он уж и трубку стальную подыскал для дула, хорошо забил ее
медной пробкой, все пригнал, приладил все, что мог. Но
чего-то без сверла, без токарного станочка... к отцу же не
пойдешь!
Камень у него в груди качнулся, ударил... Да, это был
страх. Но и еще, что-то... Ведь Градус хотел ограбить
женщину которую Свинцов знал! Потому, что она выдавала
зарплату у отца в Мастерских! Для Градуса она была просто
кассирша чем толще и хромее, тем лучше! А для Свинцова
"Здравствуйте Иван Витальевич. Так это и есть ваш
наследник?" И отцу даже вроде говорили надо ее заменить -
какой она кассир? Теперь Градус хотел воспользоваться тем,
что она неповоротливая, что отец ни с кем не любит
ссориться... Тетя Наташа старая кочерыжка. Уже двенадцатый
день. Свинцов делал пистолет и все время вел с собой беседы
на тему "Я мог и ошибиться. Это совершенно не она!" Или:
"Отцу ничего не сделают, отец- то не виноват!" Но в голове
сверкали десять тысяч - богатство на всю жизнь!
И вот сегодня Свинцов окончательно понял: нет не
получится без токарного. И почувствовал страшное
облегчение... Вернее так злость, но и облегчение... Теперь
он просто вынужден будет: "Извини Градус". А, что он
действительно святой - ногтем будем обтачивать? И привет!
Но жизнь решила по-своему Крыса который изголодался
сидеть тут одинокий и несчастный подумал, что неужели он не
имеет права сходить выпить чаю в нормальной невоенной
обстановке. Тут и пожаловал Солдат-Юдин.
Как все быстро меняется в человеческой душе. Особенно в
душе не закаленной совестью. И вот Свинцов летит к
бежавшему с поста Крысе. А тот и в самом деле чаи гонял но
увидев Виталия Ивановича сидел разинувши рот, словно щука
перед смертью.
- Заткнись! - предупредил его Свинцов. - Думаю! Дальше
он рассказал Крысе только, что явившийся план. Из-за одного
очень секретного обстоятельства он сейчас увезет
Солдата-Юдина в бывший лагерь "ноковцев". Туда же пусть
отправляется Крыса. Он будет держать Юдина в бане под
стражей три дня, потом отпустит. Солдатовым родителям пусть
они скажут, что идут в поход.
Что было дальше мы знаем. И только не знаем мы куда
мчался сейчас на своем мопеде Свинцов. А он мчался, чтобы
скорее приспособить патроны от малокалиберной винтовки к
этому старинно-иностранному револьверу. Такие дела.
Был вечер. Люба в коротком сарафанчике, босая, обирала с
грядки огурцы. И думала о том... эх... о том. как эти
двое мальчишек сидят в кабинете напротив нее. А Николай
Егорович запрятался где-то совсем в углу за сейфом. Так,
что не только ребята, но и Люба, кажется, забыла про него...
Входит Сережа Камушкин.
- Привез?
- В поход ушел с какими-то товарищами... - Сережа ездил
к тому, которого все зовут "Солдат-Юдин", а на самом деле он
Валентин Сомов... И сорок рублей совпадают. Теперь Люба
почти уверена: это был тот самый, которого она засекла на
станции...
Мальчишки перепуганы... и не как маленькие дети, которым
показали милиционершу - злую тетку, а по-настоящему:
понимают, что сильно могут загреметь!
- Так зачем же вы это сделали?
Бормочут, что-то невнятное... Такое странное ощущение -
Что и правду говорят, и в то же время врут!
- Четыре глаза - и ни в одном правды! - Шутка Николая
Егоровича заставляет мальчишек вздрогнуть. Они и правда
забыли про дядьку в сером костюме, тихо сидящего в сером
углу.
- Ну? Сказать, о чем вы нам врете? Или вы сами скажете?
Вас сколько было-то, а? - И не давая им наврать: - Вас же
трое было! - Любе: - В третьем дело!
Правильно! И моряк будто бы видел троих. И три
папироски за кустом на Школьной дороге... Главное, они
совершенно не могут объяснить, что хотели делать с этим
револьвером.
Говорят, в истории с пострадавшим Глебовым просто
тренировались на смелость. Чушь какая-то! И поэтому похоже
на правду.
Но для чего бывают "тренировки"? Для "соревнований"!
Стало быть, они все-таки готовили, что-то серьезное?..
Зубов как услышал Любины мысли:
- Ребята! Имейте в виду. Теперь вся ответственность за
совершенное этим револьвером лежит на вас!
И вдруг, уже не в мыслях, а наяву. Люба услышала очень
знакомый голос:
- У вас собаки нету? Мне надо войти!..
- Заходи! - ответила Люба громко. - Заходи. Соловьев!
И удивилась: как он меня нашел?.. А дело в том, что
Люба носила им молоко, когда была совсем молоденькой
девушкой. А потом бабка стала сама "к лесникам" ходить. Ну
и Славка там был раза три. И видел Любу.
Они кое-как приплелись с Деминым из милиции, Сели на
террасе. И когда молча съели все, что - тоже молча - дала
им Славкина бабка, Демин с сомнением предложил:
- Ну, что? Пойдем, посетим, что ль?
- Предательницу?.. Ну, пойдем.
Аленина мать листала каталог цен на товары легкой
промышленности, изданный в ФРГ в 1978 году. Отец дышал
лунной праной: четыре такта вдох, два - задержать дыхание,
шесть тактов выдох.
- Здравствуйте, мальчики. - сказала мать приветливо. -
А, к сожалению, Алиски нет. Она уехала к подружке. - И
добавила своим легким, как у опереточной героини, голосом:
- К какой-то Лере Черниковой...
- Это она вам сама сказала? - напряженно спросил Славка.
- Нет. А, что?.. Она записку оставила... в почтовом
ящике... - И тут Аленина мать сама чуть удивилась, зачем
это дочь оставила записку не дома на столе, у в ящике
почтовом - словно чужая.
- А! Ну тогда все в порядке! - Голос у Славки был
неправдоподобный, будто у той кошки, которая мышонка спать
укладывала.
Они вышли за калитку.
- Чего? - спросил Демин. - Ты чего?
- Беги за мной! - прошептал Славка.
Записка как записка., что же так напугало в ней Славку
Соловьева? Для этого надо вернуться на несколько часов
назад, когда Алена полная удивлении и опасении вышла из
калитки "солдат-юдинского" дома постояла-постояла. Ну, что
ж будем брать врага за рога!
Сперва она хотела потрясти Крысу а потом к чему эти
крысотрясения? Надо сразу к Свинцову.
Итак еще раз, что мы имеем? Юдин отсутствует сутки?
Думаю не исключено и похищение. Она конечно отлично знала,
