"Кореш, дай пистоль!"
У Свинцова в голове шла работа сразу по двум отделам. В
одном бегали клерки, высыпали тучи честной и лживой
информации, а он, Свинцов, решал, что говорить, что не
говорить.
В другом отделе за круглым столом сидело пять или шесть
Виталиев Свинцовых. Они смотрели друг на друга, бухали
вразнобой, а то и вместе кулаками по столу и кричали друг на
друга. "Гад, Крыса, а?! Гад - Крыса!"
И теперь эти, из второго отдела, совершенно не согласуясь
со Свинцовым из первого отдела, вдруг гаркнули:
- Никого не встречал я. Это он его привел! - И рука
сама поднялась. Палец ткнул в ненавистного Крысу.
Тут же пожалел: зачем?! Еще одна нитка вылезла из
клубка. А Свинцов совсем не хотел разматываться до конца.
Но Крыса уже задрожал, подумал, что его хотят прижать к
стенке, сказать, что он сообщник... Какой ты сообщник,
простофиля, сиди молчи, ничего не будет!
Нет! Крыса не молчал. Он вопил. Он за секунду
выболтал, чего "менты" в жизни бы не узнали. Про
четырнадцать дней, которые дал Свинцову Градус, и про то,
что Свинцов велел Крысе стеречь у ворот и - самое плохое -
Что обещал за это сто рублей!.
- Щедрый ты парень! - резко бросил Камушкин.
- Да я просто так... наврал! - Это могло быть
нормальной правдой. Но прозвучало очень неубедительно.
- Следующий вариант! - засмеялся Сережа.
- Ну... он мне в общем-то, Гарусов, тоже обещал...
- За то, что постреляет в тире?! Сколько обещал-то?
Свинцов едва выговорил баснословную сумму. И вдруг
подумал даже лучше! Просто подумают, что я дурак... В этот
момент он как раз и сообразил, что именно оказался дураком,
что Градус никогда ничего давать ему не собирался.
- И, что же он хотел сделать... коли такие суммы
отваливал?
- Я не знаю, - ответил Свинцов и потупился. Вот это уж
была его личная тайна. Никто здесь не мог его! -
разоблачить - ни Крыса подлый, ни Юдин, ни Алена... Никто
из них не знал, что ради тысяч Свинцов уговорил себя предать
отца.
А Сережа и Люба пытались понять, правду сейчас говорит
Свинцов или он все-таки знает. По идее преступник не станет
открываться какой-то шестерке. Но мог и сболтнуть. У таких
"конспирация" не в почете...
Далее. Десять тысяч - это, что-то реальное или простое
вранье?.. Но некогда было тут философствовать, в лесных
чащах. Надо искать человека с оружием.
- Там есть патроны? - спросила Люба.
- Есть...
Уже сев в машину, Люба оглянулась: они стояли, все
шестеро виноватых, и смотрели, как их здесь оставляют
посреди леса и посреди страха. Они все стояли отдельно,
только Демин и Славка касались друг друга плечами.
- А знаешь, Любовь Петровна, что он хочет?
- Кто?
- Револьвер? Он выстрелить хочет.
- Я, что, давала подписку о невыезде? - Алена
требовательно, испытующе посмотрела на мальчишек. - Меня
там вообще не было! Надеюсь, вы не забыли?
Демин и Славка переглянулись: не забыли, успокойся.
- Чего тогда вяжетесь? Меня в Москве ждут!
Она скорее хотела уехать, исчезнуть, слинять... А лето,
Скалба, дача - все это давно прошедшее, плюсквамперфект.
- Ладно, мальчики, давайте я вас в щечку чмокну.
- Просто дело в том. - сказал Демин неуверенно. - Мы же
ей можем понадобиться!
- Кому?! Этой? Со свисточком?
- Что ж, она не человек?
- Человек, человек, успокойся. И хочет как лучше! - Тут
Алена усмехнулась презрительно. - Все, солнышки, привет!
И продолжали стоять посреди своей родной улицы
Ломоносовской. Каждый был волен повернуться и мотать. Но
почему-то никто не уходил - ни Алена, ни ребята.
Про Славку и Демина все было понятно они ее любили. Да
вчера злились, презирали, что Алена ее Свинцовым, что Алена
нагло воспользовалась их благородством!
Но вот увидели ее и опять полюбили. И поняли в душе
благородство с которым они выручали ее из этого дела, не
должно требовать оплаты - на то оно и благородство.
А еще стыла в них какая-то обида а может, недоумение,
что, неужели она вот так просто возьмет их и бросит здесь?
Однако этого ни Славка ни Демин ей не могли произнести. Они
и себе этого не могли произнести. Потому, что это лишь у
по- настоящему взрослых людей есть такое чувство и такие
слова.
"Ты меня хочешь бросить"? - Они говорят друг другу. -
Хочешь бросить? Стыдись!"
У юных совсем иное пришел человек, ушел человек - имеет
право! Они понимают свободу куда просторнее, чем взрослые.
Любовь, обида, недоумение. А, что же Алена? Почему не
уходила она? Почему "тупо торчала рядом с этими чехлами"?
Невозможно догадаться. Невозможно! Ее, оказывается
удерживало явившееся вдруг удивление вот кто объяснит почему
эти двое так ко мне относятся? За, что? Ведь за просто
так!
Номер первый Славка. Ходила за его денежку на дискуху,
попивала соки-воды, вертела им, как вздумается. Так за,
что? За просто так! Когда увидела, что он уже всерьез
залипает, да ну тебя мальчишка в баню!
Номер второй Демин. Это уж вообще нигде, никогда ничего.
И не светило ему и даже ничем не пахло. Ну влюбился там,
ладно, влюбился. Но видит же все... броски мимо денег.
Значит успокойся отойди. А он не отходит!
Нет, что-то в ней есть! И это "что-то". Алене важно
было понять. Она потому, что при помощи ну в общем того чем
приманила Славку и Демина она при помощи этого же собиралась
подсобрать в классе, а может и в школе свою собственную
группу У Селезневой команда, и у Леоновой команда - ну как
теперь? А потом можно и слиться в один дружный коллектив
где Алена получается уже на равных как минимум!
Надо только понять, чего в ней такое. И спокойно
пользоваться как оружием. Как пистолем!
Может, все-таки красота?
Она не понимала или забыла, что существует на свете так
называемое бескорыстное служение - не за славу, не за аванс
и получку, вообще ни за, что, а лишь за доказательство того
- может быть глупейшего для многих - постулата, что все-таки
есть они верность и преданность. То, что обозначается редко
употребляемым теперь "устарелым" словом благородство.
Алена еще раз посмотрела на Славку на Демина. Может по
блеску их брильянтовых от напряжения глаз и носов удастся
определить? Ладно додумаюсь. Главное, оно существует а
стало быть. Мысли ее уже тянулись к Москве.
- Все! Прощайте, дети.
И ушла Славка и Демин спустились к речке по мосту
перебрались на тот берег. Здесь у сосняка стоял некий
странный предмет на двух толстых плахах лежало бревно
немного обтесанное поверху. Трудно поверить но это была
лавочка!
А соорудил ее Любин отец который, как мы помним, мастер
был не очень знаменитый, но делал все прочно. Лет
пятнадцать назад прилегающие к Скалбе леса и поля были
объявлены лесопарковой зоной. Стало быть для отдыха
трудящихся необходимо возвести лавочки. Петр Васильевич и
возвел!
Теперь Демин и Славка сели на эту лавку верхом, как на
коня, только лицом друг к другу. Каждый хотел сказать
важное. Славка уже сделал вдох, чтобы начать свою историю
про... Но Демин первым начал, словно ни с того ни с сего
стал говорить - о матери, о завоевании сарая. Славке вроде
бы и страшно было слушать его и жалко, а в то же время
думалось прибавляет! Потому, что он просто не мог в это
поверить "благополучный мальчик"!
Демин замолчал и теперь бы Славке начать, что вот и у
меня старик тоже. Но ведь никакого "тоже" у - него не было.
Имелись некие случаи из школьной практики "как мы один раз
Марьяшу довели" и прочие мелочи которые сейчас никак не
подходили. Мелькнуло в башке мол, надо и ему, что-то
придумать на манер деминского рассказа. И почувствовал это
не придумаешь. Это или было с тобой или нет!
Тогда очнулось самое важное, что было в Славке - его душа
его умение сострадать. И Славка стал просить Демина, что
давай переезжай ко мне к нам. Квартирища трехкомнатная на
три рыла жильцов. А родители мои хотя и вроде твоей матушки
только...
И тут испугался, вдруг когда-нибудь его мать с отцом
сделают с ним то же, что деминская мать с Деминым. И он
сказал, что родители такие же только. Посчастливей
поудачливей - вот как надо было докончить, но Славка не
нашел этого точного слова.
В Скалбе Градус оказался на следующее утро в половине
одиннадцатого. Волнение вовсю раскручивало свою
динамо-машину... Ну? Сказал Свинца или нет? Словно кто-
то подтолкнул его в спину "Что ж ты сынок?" Так Усач сказал
бы! Свинца? Не должен! На тебя настучать - на себя
настучать.
Но страшно было - ноги не шли. "А риск сынок? Взял
чемодан и беги. И год живешь без звука. Кто не рискует,
тот не пьет шампанское!"
Тебе-то хорошо, сказал он невидимому Усачу... Хотел
подняться на платформу - оттуда была видна сосна с мопедом и
касса "Стоп! Они тебя разыскивать могут. Девка тебя
видала, Крыса раскололся. Но где ты? Может вообще отсюда
урыл куда подальше! Надо сесть у сосны и ждать бабу - не
мельтешить. Баба приходит от одиннадцати до двенадцати!.."
У сосны Градус оглянулся - никого невольно присел за
кусты вынул ключ, стал открывать замок. Спокойно же ты
спокойно! Кому я тут на фиг нужен? Если, что увижу - уйду!
Он открыл замок бросил его на землю, чтобы никогда больше
не поднять нисколько не думая, что мать этим замочком
пользовалась лет двадцать наверное.
И вдруг у него за спиной произнесли:
- Извините, это ваш мопед?
Градус глотнул воздуха "А!" Повернулся резко. Подумал:
надо на "вы". И не смог, сказал с диким каким-то хрипом,
потому, что за сутки почти не сказал никому ни единого
слова.
- Ну мой. А твое какое дело?
Он мог вообще не участвовать в этой истории. Ведь он
свидетель был просто свидетель. И показания свои выложил.
Но, что-то мешало Александру Степановичу Глебову жить
спокойно. И он отправился в милицию... Зачем? Ну
просто... Может они его снова порасспросят - что-то
всплывет.
Однако милиция была холодна озабоченна никто с ним
говорить не хотел. Та симпатичная следовательша куда-то
уехала. В ее кабинете сидел капитан Камушкин. А у них как
известно, отношения не сложились.
Глебов тихо прикрыл дверь. Опустился на стул напротив
Любиной: комнаты буду ждать!
Любы он не дождался, но так вышло, что из-за неплотно
прикрытой двери к Глебову приполз разговор. Капитан
Камушкин давал кому-то данные для ориентировки.
- Да, Гарусов Геннадии Максимович! - резко кричал он. -
Девятнадцать. Рост средний., что? Без особых без особых
примет говорю! Нос прямой лоб со впадиной, лицо
одутловатое, надбровные дуги выражены глаза карие небольшие,
глубоко посаженные. Ну, а где я тебе возьму особые? -
Наступила пауза. Потом Камушкин опять закричал - Мопед у
него примета! Черный лакированный на передней вилке золотые
змеи. Я не видел так хозяин сказал. На бачке буквы золотом
"эс", точка "вэ" точка Все!
Глебов нисколько не верил, что найдет. Да он как бы и
искать не собирался. Все же походил часа два по поселку.
Кончай, глупости это все! Вернулся домой и словно забыл обо
всем. Но не забыл. Когда на следующее утро жена Виктория
строго попросила его взять Таню и сходить за огурцами для
засолки, он подумал опять поищу!
Овощной был у станции. И здесь Глебов посадил трехлетнюю
свою Таню на плечи журавлиным шагом пошел по шпалам - там
было он знал сырое место. А Танька распевала модные детские
песни и крепко держалась за отцовские уши как за уздечку.
Наконец Глебов увидел дорожку. По ней уже можно было пройти
к отделению банка и "Овощам-фруктам".
Вдруг в кустах он увидел мопед! Золотые змейки! (На
самом деле Свинцов-то пытался изобразить два языка пламени).
И буквы на бачке. Глебов испугался. Таня сидела у него на
плечах держась левой рукой ему за лоб, а правой за ухо. Он
оглянулся. Куда ж Таню-то деть? А! В банк можно!
Он вбежал в помещение так громогласно, что женщина
выдающая деньги невольно посмотрела на лежащий у нее под
"прилавком" пистолет.
- Мне ребенка надо у вас оставить! - тихо, чтобы не
слышала Таня заговорил Глебов - На несколько минут!
Он больше ничего не сказал. Да он и не мог больше ничего
