опрокидывая его на себя и зашептала: Целуйте, целуйте же!
Нас не надо было угогваривать... Женщина легко отстранила Мануэло и
прикрыла глаза. Мы облепили ее; кто целовал ее длинные загорелые
ноги, кто прижимался губами к ее восхитительно мягкому животу. И вот
мне выпало коснуться ртом ее груди; это была сказка! Я услышал ее
возбужденное дыхание... Играла - обязательно! - музыка. Я обнял
женщину и припал губами к ее обнаженной груди, как летом к источнику.
Нежнейшая кожа защекотала мне щеку, а ее чуть шероховатый сосоквдруг
набух и вздрогнул. Я целовал его, даже слегка покусывал, втягивая в
рот. Женщина вскрикивала и ее руки прижимали нас к себе: над второй
грудью ее трнудился Бертран, сын французского консула в Росарио.
... А потом меня сменил еще один, и еще... Мы обдвили Элеонору и
наконец она застонала глубоко и сладко, девочки за партами замерли и
женщина, лежа на матах, прошептала со смехом: Хватит, хватит,
сеньоры. Бертран в это время изо всех сил поглаживал пах доньи
Элеоноры и на его пальцы брызнула какая-то влага.
После этого был душ.
И вот сейчас донья Элеонора вошла в класс. Мы встали и спели ей, как
полагалось, начальную строфу Гимна. Потом женщина легла на небольшое
ложе и, посмотрев на нас, спросила:
- Мальчики, кто из вас справился с домашним заданием?
Оказалось, что все.
Курсу онанизма у нас посвящали много времени. Не возбранялось этим
заниматься в коридорах и классах Школы. Только следовало после
принимать душ.
Ч А С Т Ь 1
И З Ч Р Е В А
Мир рухнет, когда мы научим
мыслить собственный цилиндр.
Хуан Эрнест.
ГЛАВА 1. Каллебрюкке, 5-го, 12.00.
Старый сарай с щелястой крышей, обвисшими лохмотьями коры. Над
крышей нависли хилые кроны. В пятистах метрах - гуд Вольво, по
превосходному асфальту, шлейфы газа и дыма, пыль, грязная бумага из
окон Турбо-Твайна, гигантского пассажирского чулка автобусных заводов
Кевпахена, бутылки пепси, суета, жизнь.
А тут тишина и нет ничего, кроме запустения, сладковатого духа
прелого сена и теленка, что когда-то был здесь. Из сена торчат две
пары голых пяток - одни загрубевшие, твердые, мужские, а вторые,
розовенькие, как сдобные, нежная кожа. Кристин и Вольф здесь уже с
самого утра, Матиас-булочник уже развез утреннюю выручку, а они
сделали почти все, и теперь просто лежат, касаясь лениво друг-друга
теплыми губами. В углу, уперев держатели в сено стоит красая Хонда,
мотоцикл Вольфа. Тишина... Но Вольфу мало уже чувствовать голую грудь
Кристи, влажную, ведь только-что он сидел на ней, а девушка тонкими
пальчиками трудилась над его членом и он, откинувшись назад, целовал
ее прохладные ноги, наконец член брызнул и Кристи задрожала,
подставляя розовые соски под белую влагу... Нет, это не то, Вольфом
овладевает настойчивое желание, он гладит, щупает за горячие соски
девушку, шероховатые, крупные, как кайзеровский пятак, стискивает ее
ноги... Девушка часто дышит, хватает его за руки, но он увлечен
другим, он быстро переворачивает ее на спину
- Ааа... Ммм... Дурак, что ты...
Кристи не хочет она уже сыта но бес искушения силен. Она не
сопротивляется, угли не остыли...
Какое у нее покорное тело, и мягкий живот, так - хлоп, животом на
сено и вот уже голые лопатки и гладкие ягодицы, ну, покрути ими,
Кристи, покрути, они матовые, мерцают изнутри, как яблочная кожура, а
я положу ладони на твою грудь, Кристи, упругую, и прижмусь бедрами к
твоим ягодицам. Член у Вольфа поднялся, как Ахилесово копье, он
болтается и шлепает девушку по ляжкам.
- Что тебе нужно, Вольф... Мммм...
- Подожди... Делай так...
- Я лучше пойду, дурак...
Нет это все таки - яблоки, румяные бока, такие он мальчишкой рвал
у старого Шнудцера, он гонял еще мальчишек вилами... Так, он
раздвигает ей ноги... Ну...
- Дурак!
Она вдруг отталкивает его, выскальзывает и садится на мотоцикл.
Груди ее, острые, белые, как у козы, торчат в стороны, у коз того
Шнудцера, что за ерунда, причем Шнудцер? Она пьяна до изумления, ее
босые ноги крепко упираются в ручки внизу и Влоьф видит пушок на
ладыжках... К члену Вольфа, тугому, палкой, пристали соринки. Парень
встает и идет к мотоциклу, садится сзади, девичьи голые ляжки опять
дразнят его. Вольф притягивает ее за теплеющие нагие бедра ближе.
Янтарь солнца падает на золотистые тела, они уже в другом мире, где
нету шоссе, Старого Матиаса... Кристи крутит ручки смеется...
- Не крути ничего, шлюха... - нехотя бормочет Вольф.
Он уже посадил ее сверху на член и почувствовал легкую боль. Он
коленями и шершавыми пятками прижал ее нежные ноги к мотоциклу. И вот
вдруг он вталкивает вставший член в ее тело меж ягодиц, расширяя
горячее отверстие...
- Аааа... - девушка чувствует, как ладони прижали ее обнаженные
груди, бедра ноют и пляшут...
Что? Неужели они поехали? Не может быть... Ладони Вольфа гладят ее
голый живот и упругий член покачивается в ее теле спазмом
наслаждения, девушка подается назад, глубже, пусть он войдет в нее,
ну... Кристи тяжело дышит, на лбу выступает пот из-под светлых
волос... Голые парень и девушка несутся на мотцикле по аллее меж
вязов, как, уже?..
Ооооо... Никто еще так властно не раздвигал ее тело, еще одно
движение твердой палки, так, не заставлял ее так вскрикивать и так
дрожать ее гибкие узкие бедра. Кристи вцепляется в ручки руля и
стонет, исторгая из себя наслаждение, что бешено греет низ живота,
пусть... Пусть он целует ее нежную шею, пусть щиплет грудь, пусть
терзают, царапают его ступни ее кожу... Он занимается в Атлетических
классах, он шумно дышит, на них несется асфальт, вязы, ошарашенный
прохожий, а член Вольфа все качается сзади и парень налегает на
нее...
У них сейчас столько энергии, что они могли народить новую
цивилизацию. Небо чистое, солнце блестит на листьях - моет и
впрямь... И вот мотоцикл качнуло - они вылетели на шоссе и Вольф,
обхватив Кристи, грубо дернул ее к себе. Яички его прижались к ногам
девушки, теперь Он вошел в е с ь.
- Аааааа!.. Ммм...
Вольф не выдержал и впился зубами в душистую, розовую, как яблоко
- да! кожу ее плеча. Кристи, вскрикнув, выпустила руль..
...Удар в Турбо-Твайн, ревевший и сигналивший им вот уже полчаса.
Удар, который смял красную Хонду и раздавил обоих, как лягушат, они
даже и не услышали.
ГЛАВА 2. Хофбург, 5-го, после 19.00.
Из дворика, засаженного аккуратными деревьями, скрывавшими
подлинно немецкий, бюргерский дом из красного кирпича, вышел
человечек лет сорока. Лицо его напоминало физиономию костяной фигурки
Лешего, плюс тонкие очки и тросточка в руке. Помахивая тросточкой,
человечек сел в большой синий Мерседес-250 и тронул с места.
Человечка звали Клаус Альтшуллер Эшерби, и был он доктором
Висбаденского Университета. Клаус Эшерби прожил свои сорок лет весьма
бурно... Учился он в знаменитом Гетингене, и его всегда интересовали
почему-то вещи, далекие от нейрохирургии, коей он обучался. На первом
году он наделал шуму своей диссертацией "О социально-психологических
аспектах онанизма". Опекунски Совет был шокирован... Вскоре до него
начали доходить сведения, что Эшерби платит известной проститутке
Марлен, худой грубой девице и ходит с ней по этажам. Марлен находила
клиента, раздевалась, и пока выкуривала сигару, сидя в постели и
скрестив ноги, Эшерби тщательно снимал размеры ее груди и другие
показатели. Затем истомившийся клиент ложился с ней в постель и когда
Марлен, тяжело дыша, покачивалась верхом на сопящем партнере, Эшерби
разбирал свои бумажки... Потом он снова обмерял ослабшую, теплую
Марлен, и, обязательно попрощавшись, церемонно уходил...
Через некоторое время супруга ректора Розали забрела в
лабораторные классы. Время было позднее, и чуть подумав, женщина в
туалете поспешно разделась, оставив на себе чулки и белую рубашку
зашла в лабораторию... Эшербине удивился и Розали, улыбаясь, легла на
кушетку, раздвинула полные ноги. Что-то горячее вошло в ее лоно, она
изогнулась и вскрикнула, когда почувствовала, как брызнула струя там,
там, внутри нее... Она открыла глаза и увидела, что из ее паха торчит
резиновый шланг, подключенный к аппарату, а Эшерби стоит рядом в
белом халате и записывает предел закачивания ей - бог свидетель! -
питательной смеси Харрела-Бульницки.
После этой истории доктору дали диплом и поспешно спровадили
подальше в землю Пфальц. Но он и там проводил эксперименты, исследуя
миньет, остался без практики и осел в Хофбурге, перебиваясь статьями
в медицинские издания. Как-то... Стоп! Эшерби поправил
приличествующий, по его мнению черный галстук. Доктор был на редкость
добродетелен, это был подлинный подвижник от науки. Женщины его
интересовали, как объекты для опытов. Как-то Эшерби подсунули
полногрудую проститутку из порта - шутка друзей. Эшерби накормил ее,
напоил коньяком, затем закрепил ее грязные ноги и руки с наколками в
специальном аппарате, с подвижной головкой. Аппарат работал три часа,
после чего, когда проститутка оказалась в обмороке, Эшерби снял
данные и отвез ее в больницу. Эту девицу - Хенрику, можно и сейчас
встретить в Хофбурге, причем ей дали новое прозвище Маракотова
Бездна, а один пьяный железнодорожник из Каллебрюкке даже уверял, что
видел, как в нее входит рельс с полотна, причем без остатка.
Но вернемся к Эшерби. Сейчас он ехал к Тилли. Тилли был его
приятелем, хирургом, оставшимся в конце концов без места. Иногда его
вызывали в Хофбургскую клинику ассистировать: но он тоже был
экспериментатором по натуре и дом его был вечно заставлен бутылями со
сросшимися костями, трехногими младенцами и прочей мерзостью, а в
воздухе густо пахло формалином и крепким баварским... Доктор не стал
стучать. Пройдя прихожую, он попал большую беспорядочную комнату...
Тилли в халате сидел в кресле, а на коленях у него курила девица в
белых джинсах, босиком и с голой пухлой грудью. она играла на губной
гармошке
- Оо, Клаус, как я тебе рад! - заревел Тилли, подымаясь - У меня
для тебя сурприз.
- Опять нагрузился, - брезгливо заметил доктор.
- Э-э, Клаус, мне же надо было угостить девочку. Бутылка сидра...
Идем, я что-то покажу.
И он по железной лестнице повел его в подвал, облицованный белой
плиткой. Автоклавы, шкафы вдоль стен, операционный стол - святая
святых Тилли. Хирург подвел Эшерби к стеклянному кубу, накрытому
белой материей.
Обрюзгший Тилли с трудом закурил сигарету и выпустив из зубастой
пасти клуб дыма спросил:
- Ты, Клаус, слышал вчера, на шоссе Каллебрукке-Хофбург случилась
авария?
- Допустим... А что было?
- Парень с девчонкой, не знаю за каким чертом ехали на мотоцикле,
причем нагишом и как раз - трахались, понимаешь? Ну и угодили под
автобус... А я оказался рядом.
- Ну и что? Хотя это на тебя похоже...
- Конено - обиделся Тилли - это к тебе приходят сами: сделайте мне
глубже, или еще что... А меня ноги кормят. Одним словом, там была
куча мяса да кишок. Но нетронутым сохранился только член этого парня
- как раз в заднице его партнерши.
- Господи боже! - фыркнул Эшерби.
- ... Я его ампутировал, сунул в питательный бульон Жерца, знаешь?
Потом пришил ему яички, пересадил пару участков сетчатки глаза и в
хрящики немного мозгов того парня...
- Мозгов?!
- Ты бы видел - их размазало чуть не до Нейбука! Собрал немного...
