Вдруг я почувствовала сверхестественную смелость и закричала, что
готова вынести все!
Тетка немедленно встала и осыпала меня поцелуями.
Монах связал мне руки и закрыл глаза повязкой. Пытка возобновилась,
но это было еще более страшно. вскоре, оцепенев от боли, я стала
неподвижна, ничего более не чувствуя...
Однако поверх ударов мне слышались неясно какие-то крики, хохот,
всплески ладоней, шлепающих по телу. Смех был бессмысленный, судорожный -
предвестник каких-то ликующих чувств. Через минуту лишь один осипший от
сладострастия голос моей тетки царил над этой страшной вакханалией звуков,
над этой кровавой сатурналией.
Позже я поняла, что это зрелище моей тетке нужно было, чтобы будить
желания, каждый мой подавленный вздох вызывал бурный порыв сладострастия
уставший палач закончил пытку. Все еще без дыхания, я была в ужасном
состоянии, близком к смерти.
Однако, овладевшая собой, я начала ощущать какой-то страшный зуд...
мое тело трепетало и горело. Я невольно сделала скользящее движение
вызванное непонятным мне зудом. Вдруг две руки нервно схватили меня и
что-то теплое, продолговатое стало биться в мои бедра... скользнуло ниже и
неожиданно прокололо меня. В эту минуту мне почудилось, что я разорвана
пополам. Вне себя от ужаса я вскрикнула и почувствовала, что в меня до
конца задвинули твердое тело, раскрывшее меня. Мои окровавленные бедра
раскинулись в стороны, мои нервы напряглись, а жилы надулись. Сильное
трение, которое я ощутила и которое производилось с невероятной быстротой,
так меня разожгло, что мне стало казаться испытание раскаленным докрасна
железным стержнем.
Вскоре я впала в какое-то блаженство. Густая и горячая жидкость
влилась в меня с молниеносной быстротой, прожигая насквозь и щекотя
сердце. Я превратилась в огненную лаву!!!
Я почувствовала, что во мне бежит острое и едкое истечение, которое
вызвало во мне яростные телодвижения и, наконец, в изнеможении я упала в
какую-то бездонную пропасть неслыханного наслаждения.
Фанни: Галиани, какая картина! Вы вселяете в нас дьявола!
Галиани: Это еще не все. Мое наслаждение сменилось вскоре дикой болью
я была ужасающе изнасилована. Более 30 монахов по очереди набрасывались на
этот пир... пир дьявола. Моя голова повисла. Разбитое, надломленное тело
свалилось на подушки, подобно трупу. В состоянии близком к смерти я была
отнесена на постель.
Фанни: Какая отвратительная жестокость!
Галиани: О, да... отвратительная и губительна вернувшись к жизни и
выздоровев, я поняла ужасную развращенность мое тетки и ее страшных
соучастников. Я поклялась в смертельной ненависти к ним. И эту ненависть я
перенесла на всех мужчин. Мысль об их ласках переворачивала все мое
существо. Я не хотела больше такого унижения, я не хотела быть игрушкой их
прихоти. Но мой проклятый темперамент требовал исхода. Лишь намного позже
меня вылечили от ручного блуда уроки девушек монастыря искупления, но их
роковая наука погубила меня навсегда!
Тут рыдания заглушили пресекающийся голос графини. Ласки не оказывал
на нее действия. Я стремился переменить разговор и обратился к Фанни:
- Теперь за вами очередь, прекрасная Фанни. Вы в одну ночь
посвятились во все тайны? Ну, расскажите, как и когда вы узнали впервые
радости чувств?
Фанни: О, нет, скажу вам прямо, я на это не решусь.
Альоиз: Ваша застенчивость, по меньшей мере, здесь не ко времени.
Фанни: Дело не в том, но после рассказа графини все то, что я могу
рассказать будет незначительно.
Альоиз: Пожалуйста, не думайте этого, наивное дитя! К чему колебания
разве не связали нас одни чувства, одно наслаждение? Вам нечего краснеть,
мы уже много совершили и о многом можем говорить.
Галиани: Моя прелесть. Мы вас поцелуем, чтобы заставить вас решиться
посмотрите на Альоиза! До чего он в вас влюблен, Фанни, он вам угрожает!
Фанни: Нет, нет оставьте, Альоиз! Я не в силах больше ... Галиани,
как вы похотливы, Альоиз уйдите.
Альоиз: Курций во всеоружии и поразит вас, если вы не расскажете нам
одиссею своего девичества.
Фанни: Вы принуждаете к этому?
Альоиз и Галиани: Да, да!
Фанни: Я росла до пятнадцати лет в полном неведении. Уверяю вас, даже
в мыслях не останавливалась на том, что мужчина отличается от женщины. Я,
без сомнения, жила беззаботно и счастливо. Но вот, оставшись одна, я
почувствовала, как будто томление по простору. Я разделась и улеглась
почти голая на диване... мне это так стыдно вспоминать. Я растянулась и
раздвинула бедра, я двигалась туда и сюда. Не понимая, что со мной
делается, я принимала самые непристойные позы. Гладкая атласная обивка
дивана какой-то свежестью доставляла мне сладкое ощущение. Как я свободно
дышала. Какое это было благостное и восхитительное ощущение, которое
испытывало мое тело. Мне казалось, что я таю в лучах прекрасного солнца,
становлюсь сильнее, больше.
Альоиз: Фанни, вы поэтичная душа!
Фанни: Я вам совершенно точно описываю свои чувства. Мои глаза с
упоением блуждали по моему телу, руки ловили мою шею, грудь. Скользя вниз
они останавливались и я против воли тонула в грезах. Слова любви
непрестанно звучали у меня в голове со своим неясным смыслом. Наконец, я
нашла, что я очень одинока, меня посетила какая-то жуткая пустота. Я
поднялась с дивана и оглянулась вокруг. Некоторое время я оставалась в
задумчивости. Голова моя печально поникла, руки опустились.
Потом, оглядывая себя снова и трогая себя снова, я спрашивала себя:
все ли во мне закончено? все ли мое тело выполняет свое назначение?
Интуитивно я понимала, что есть что-то, чего мне недостает и я желала
этого всей душой. Вероятно, я имела вид помешанной, потому что я нередко
ловила себя на том, что я безумно смеюсь. Руки мои раскрылись, словно для
того, чтобы охватить предмет моего вожделения. Я дошла до того, что обняла
сама себя. Я стиснула мои члены и ласкала, мне непрерывно было нужно
живое, чужое тело, которое можно было обнять и приласкать... в мое
странной иллюзии я хватала себя, воображая свое тело чужим.
Через стекло больших окон вдали виднелись огромные деревья и газоны,
так манило пойти туда и поваляться на зелени, затеряться в чаще листьев. Я
любовалась небом, мне хотелось улететь наверх, исчезнуть в синеве,
смешаться с тучами и ангелами. Я могла сойти с ума. Кровь горячо прилила к
голове. .. вне себя от восторга, я откинулась на подушки и одну из них
зажала между ногами, а другую обняла руками. Я безумно целовала ее, даже
улыбалась ей. Мне казалось, что она наделена способностью чувствовать.
Вдруг я остановилась. Я вздрагивала и мне казалось, что я тону и исчезаю.
Ах, боже мой! - воскликнула я, вскакивая в испуге, чувствуя себя
совсе мокрой. Ничего не понимая в том, что во мне произошло, мне стало
страшно, я бросилась на колени, моля бога простить меня, если я поступила
дурно.
Альоиз: Милая невинность! Вы никому не доверились, не рассказали
того, что вас так напугало?
Фанни: Нет, я никогда никому этого не рассказввала, не осмелилась бы
... еще час назад я была невинной. Вы дали разгадку моей шарады.
Альоиз: О, Фанни, это признание переполняет меня счастьем! Мой друг,
ну прими еще доказательства моей любви, Галиани, будьте свидетельницей
моей любви, смотрите, как я полью сейчас этот божественный юный цветок
небесной росой.
Галиани: Какой огонь! Фанни, ты уже обмираешь, о-о-о она
наслаждается,
Альоиз: Я расстаюсь с душой. Я ....
И сладкая страсть кинула нас в опьянение, мы оба унеслись на небо.
После минутного отдыха я счел своим долгом приступить к своему
рассказу.
- Я родился, когда мои отец и мать были полны сил и молодости. Мое
детство было счастливо и протекало без слез и болезней. К тринадцати годам
я был почти уже мужчиной. Волнение крови и вожделение живо давали себя
знать. Предназначенный к принятию церковного сана, воспитанный со всей
строгостью, я всеми силами подавлял в себе чувственные желания. Ночью во
мне природа добивалась облегчения, но я боялся этого, как нарушения
правил, в котором сам не был виноват. Это противодействие, это внутренняя
борьба привели к тому, что я отупел и походил на слабоумного, когда мне
случайно встретилась молодая женщина, то она мне казалась живосветящейся и
источающей чудесный огонь. Разгоряченная кровь приливала к голове все
сильнее и чаще. Это состояние длилось уже несколько месяцев когда однажды
утром я почувствовал, что все мои члены сводит судорогой. При этом я
испытывал страшное напряжение, а затем конвульсию, как при падучей. Яркое
движение предстало передо мною с новой силой. Моим взорам открылся
бесконечный горизонт, воспламененные небеса, прорезанные тысячами летящих
ракет, ниспадая плавающих, наливающихся дождем сапфировых и изумрудных
искр. Пламя на небесах утихло - теперь голубоватый огонь пришел ему на
смену. Мне казалось что я плавал где-то в мягком и приятном свете луны.
Я бредил любовью, наслаждением в самых непристойных выражениях, а
руки мои сотрясали мой высокомерный приап.
Впечатления, сохранившиеся от изучения мифологии, смешались теперь с
видениями. Я видел Юпитера и с ним Юнону, хватающего ее за перул. Затем я
присутствовал при оргии, при адской вакханалии в темной и глубокой пещере,
охваченной зловониями: красноватый свет и отблески синие, зеленые
отражались на телах сотен дьяволов с козлиными туловищами в самых
причудливых и страстных позах. Они качались на качелях держа свои ...
наготове и залетая на раскинувшуюся женшину, с размаху вонзая ей свое
копье между ног. Другие, опрокинув непристойную набожную монахиню вниз
головой, с сумашедшим смехом кувалдой всаживали ей великолепный огненный
приап и вызывали в ней с каждым ударом парекопизы неистового наслаждения
третьи, с фитилями в руках зажигали оружие, стреляющее пылающим приапом,
который бесстрашно принимала в мишень своих раздвинутых бедер бешеная
дьяволица. Повсюду слышалсяь гиканье и хохот, вздохи, обмороки
сладострастия.
Я видел, как старый дьявол, которого несли на руках четверо,
раскачивал гордо свое оружие сатанически-любовного наслаждения. Всякий
падал ниц при его приближении.
Это было издевательским подражанием процессам святых тайн. Временами
дьявольский приап волнами изливал потоки жертвенной жидкости.
Когда я начал приходить в себя от этого грозного приступа болезни, я
почувствовал себя менее тяжко, но утешение духа усилилось.
Около моей постели сидели три женщины, еще молодые, одетые в
прозрачные белые пенюары. Я думал, что у меня продолжается головокружение,
но мне сказали, что мой мудрый врач, разгадав мою болезнь, решил применить
единственно нужное мне лекарство. Я тотчас схватил белую упругую ручку и
осыпал ее поцелуями, а в ответ на это свежие губы прильнули к моим губам.
Это сладкое прикосновение меня наэлектризовало.
- Прекрасные подруги, воскликнул я, - дайте мне счастья! Я хочу
бескрайнего счастья, я хочу умереть в ваших обьятиях! Отдайтесь моему
восторгу, моему безумию!
Тотчас же я отбросил все, что меня покрывало, и вытянулся на постели
выпрямился высоко мой ликующий приап, кроме того я подложил под бедра
подушки...
- Ну вот, вы, пленительная рыжеволосая девушка, с такой упругой и
белой грудью, сядьте к моему изголовью лицом и раздвиньте ножки. Хорошо
восхитительно! Светлокудрая, голубоглазая, ко мне! Ну, иди, сядь верхом н
высокий мой трон, царица! Возьми в руки этот пылающий скипитер и спрячь
