помнишь отчеты времен Второго Вздоха Хуммера и те, с нашей западной границы,
девкатр, если он того желает, может проходить сквозь большинство "неплотных"
веществ, не причиняя вреда ни им, ни себе. Например, пятьдесят лет назад
девкатр прошел сквозь кедровый лес так, что там не загорелось ни одной
иголки. Через воду, как мне кажется -- еще проще. По той же причине, кстати,
против девкатра бессильно пламя. Он сам как пламя -- порою испепеляющее,
порою холодное.
-- Ну это ясно, -- отмахнулась Вирин. -- Значит...
Вирин осеклась.
Ни малейшего облачка пара. Ни всплеска. Только настырное, рассерженное
гудение.
Девкатр вышел из воды в ста шагах по правому борту от "Лепестка
Персика" и теперь смотрел прямо на Вирин. А Вирин смотрела на него.
-- Подавай "полный поворот фронта", "готовность" и "бой", -- устало
вздохнула Вирин.
-- Что -- и это все? -- ахнула Сайла. -- То есть я хочу сказать... он
нападает на нас? Но почему?
-- Да откуда мне знать! -- вспылила Вирин, торопливо надевая шлем с
непривычно большим назатыльником и протягивая такой же Сайле. -- Откуда
вообще знать, что творит чужая душа на самом краю бездны?! Может, она
принимает нас за морское чудовище, или за свою злую мамашу, или за саму
смерть с арканом и мешком?!
x 3 x
А вот и Смотритель, надо полагать.
Кожа Эгина, образ кожи Эгина -- впрочем, какая ему была теперь разница,
если душа, обживая любую новую обитель, приноравливается называть новые
образы их старыми привычными именами -- испытала боль. И, поскольку боль
после смерти была Эгину далеко не внове, он поначалу не заметил, что эта
боль отлична от той, что доставляли ему пиявки на стенах его узилища. Более
острая, и в то же время перемещающаяся, вызывающая образ кинжала, которым
кто-то чертит на коже таинственные знаки.
Эгин даже не пытался представить, сколько прошло времени с начала
возникновения этого образа до того момента, когда он смог узнать в нем
несколько слов, которые невесть откуда взялись на его коже.
"Здравствуй, варанец. Чтобы ответить -- вспомни главного конюха Багида
Вакка."
Конечно, как только Эгин распознал фразу, он, прежде чем удивиться ее
появлению, против воли вспомнил главного конюха. Вспомнил первую встречу с
ним в Вае, когда тот привез приглашение от Багида. И вторую, а заодно
последнюю встречу на Медовом Берегу -- когда нашел его лежащим в
раздавленном южном панцире близ руин дома Люспены.
"Хорошо. Я, которого ты знаешь как конюха Вакка -- в действительности
зовусь Руамом, сыном Аффисидаха. Хочу, чтобы ты знал -- мы с отцом
победили."
Главный конюх? Откуда?! Неужели девкатр может вмещать три семени души?!
Но с каким еще отцом они победили? То есть понятно, что его отца звали
Аффисидах, но это имя Эгину не говорило ровным счетом ни о чем. При чем
здесь вообще отец?
"Мой отец -- великий маг, который сегодня пришел на Медовый Берег,
чтобы уничтожить вас всех, но был убит Прокаженным. Я пришел, чтобы
насладиться победой, которая тем слаще, что сегодня ("Сегодня? Значит, все
еще "сегодня"?" -- изумился Эгин, уверенный, что провел в безвременье долгие
годы) мы уже изведали поражение. Прокаженный, как и ты, ввергнут моим отцом
в небытие. Вам нет возврата. А мы во плоти девкатра, которая станет вашей
Проклятой Землей навеки, будем вместе всегда. Вместе -- я и мой отец."
И тут Эгин наконец понял. Авелир в день встречи с ним, с Эгином, принял
облик Куха. Авелир, чтобы говорить с Лагхой от лица Ибалара, принимал облик
какого-то северянина (имени уже не упомнить), чей облик, в свою очередь,
Лагха воспринимал за подлинное тело Ибалара. Значит... Значит Ибалар, с
которым Авелир по-братски поделился своим бессмертием, впоследствии взял
обличье какого-то неизвестного Аффисидаха и выставил себя этим Аффисидахом
перед его собственным сыном, этим проклятущим Руамом! "Я и мой отец", ха-ха!
"Не смей!"
Но чудовищная боль, которая затопила Эгина расплавленным оловом, не
смогла разрушить беспощадный строй его мыслеобразов, которые он двинул
против своего бесплотного врага. Врага, уже изведавшего от аррума не одно
поражение и тем приученного быть побежденным.
"Ты... не есть... сын той сущности... которая именует себя
Аффисидахом... Тухлая жаба, балаганный фокусник, император лжецов Ибалар
обманул тебя даже здесь, в посмертии, о воистину безголовый Руам!"
x 4 x
Взвизгнули флейты. Четыреста разноцветных стрел устремились навстречу
девкатру.
И хотя Сайла надела свой шлем весьма бестолково и мало что смогла
разглядеть, увиденного ей вполне хватило, чтобы едва не свалиться в обморок.
Большинство стрел не попало в девкатра и должно было пройти мимо. Но
вместо этого они, поравнявшись с тварью, равно как и те, которые вошли в его
Измененную плоть, разом обратились разноцветными сполохами пламени. И когда
четыреста вспышек разорвали в клочья призрачную пелену иллюзии, Сайла
увидела монстра, закрывающего полгоризонта. Это был девкатр,
распространившийся в частицы воздуха и полностью готовый к нападению. О
ужас!
-- А-атлично! -- рявкнула Вирин. -- Давай дальше!
Но Куна-им-Гир, видимо, и без своей начальницы знала что надо делать.
Знали это и мужчины-флейтисты, распоряжавшиеся темпом, очередностью и
цветами стрел -- всем, что в совокупности и составляло Танец Ткачей.
Следующий залп был куда более замысловатым. Вышколенные лучницы знали,
в какой момент в зависимости от поданной команды им надлежит стрелять, хотя
со стороны их действия выглядели смятенным хаосом. Стрелы вылетали то с
правого фланга, то с левого, то из центра, по пять, по двадцать, по две.
Девкатр, похоже, не был готов к такому повороту событий и, неподвижный,
раздираемый многоцветными вспышками, казался приблудным миражом из пустыни
Легередан.
-- Что они делают? -- спросила Сайла, понемногу привыкая к этому
грандиознейшему иллюзиону на памяти Великого Княжества Варан.
-- Они пришивают его к месту, -- злорадно ответила Вирин. -- Чтобы не
рыпался. А потом вышьют на нем Фигуру Небытия.
Всего Первая Фигура растянулась на три коротких колокола. А вот Вторую
Фигуру довести до конца не удалось. Потому что девкатр, уже наполовину
"пришитый", вдруг заливисто взревел и в его реве к огромному ужасу Сайлы
было что-то от членораздельной человеческой речи. И, стоило стрелам Второй
Фигуры начать вспыхивать вокруг него отблесками погребального костра,
девкатр сорвался с места и, переместившись по своему обыкновению с
удручающей быстротой, застыл над самыми верхушками мачт "Лепестка Персика".
Тотчас наверху что-то лопнуло, на палубу просыпался дождь крохотных зеленых
осколков и подтянутые к верхним реям паруса с радостным треском загорелись.
-- Какой матерый! -- выдохнула Вирин.
-- Этого быть не должно, -- прошептали бледные губы Куны-им-Гир.
Сайла исс Тамай не поняла, что за зеленая мишура просыпалась сверху и
почему "этого быть не должно". Но зато она поняла другое -- обе ее подруги
перепуганы до смерти. Как только могут быть перепуганы две женщины при виде
близкой, неотвратимой и мучительной смерти.
x 5 x
Давай, аррум, давай, побольше краснобайства. Пока он слушает -- надо
говорить. Точнее, мыслить. Хорошо хоть он буквально видит насквозь
распластанное семя моей души и видит, что я не лгу. Потому что он видит мою
память, в которой запечатлена истинная смерть Ибалара в его истинном
обличье, когда я разрубил эвероноту череп.
"Ты был клинком превосходной закалки, Руам. Но ты был всего лишь
клинком, всего лишь орудием, а истинным мастером клинка и коварства был
Ибалар. Он не открывался тебе, потому что знал -- ты никогда не простишь ему
убийства отца, даже если он подчинит твою волю себе целиком и полностью. И
ты действительно не простишь этого проклятому эвероноту, чье обличье
таково."
Эгин послал образ эверонота, постаравшись придать ему как можно более
уродливые черты. Впрочем, для этого особых стараний и не требовалось.
"Правда, Руам?"
"Да!"
x 6 x
Лучницы Гиэннеры, теряя самообладание, вместо Второй Фигуры выпустили в
девкатра свои стрелы одним залпом. И еще одним. И еще. Стрелы вспыхивали,
как и прежде, обнажая распространенную плоть девкатра. Тварь снова медлила и
снова было неясно, что происходит и, главное, что может за этим последовать
в любой момент.
На боевую башенку взбежал ее побледневший супруг.
-- Что мы должны делать? Начинать Танец сначала?
Куна-им-Гир бросила вопросительный взгляд на Вирин. Та молчала, закусив
губу.
-- Хорошо, -- сказала Куна-им-Гир неожиданно севшим голосом. --
Начинайте сначала.
С верхушек мачт вниз осыпались огненные хлопья горящих парусов. На
палубе одновременно появились воины пожарной команды (в отличие от лучниц --
все сплошь мужчины) и офицеры личной охраны Сайлы исс Тамай.
-- Госпожа, вам лучше покинуть корабль, -- сказал старший из офицеров,
взбегая по лестнице навстречу спускающемуся вниз супругу Куны-им-Гир.
-- Мы сейчас все его покинем. И не только его, -- с нервным смешком
сказала Вирин.
-- Я не понимаю... -- начал офицер.
-- Сейчас лучницы повторят Танец, -- ничего не выражающим голосом
сказала Куна-им-Гир. -- Если девкатр успеет опередить их, он сожжет нас всех
заживо. Если лучницы опередят его -- плоть девкатра, обратившись огнем,
испепелит "Лепесток Персика" еще быстрее.
-- Отлично, -- горько вздохнула Сайла. -- Хваленая Гиэннера на поверку
оказалась сбродом шлюх-самоубийц.
-- Этого бы никогда не произошло, -- извиняющимся тоном сказала Вирин,
-- если бы тварь не уничтожила охранительный камень на центральной мачте и
не зависла прямо над нами. Все нормальные девкатры должны чураться
охранительного камня как человек -- огня. Но этот девкатр ведет себя подобно
безумцу. Он чересчур прыток и силен даже для девкатра.
Словно бы желая подтвердить слова Вирин, девкатр взревел, стремительно
сорвался с места и исчез. И снова никто толком не смог понять, куда
подевалась проклятая тварь.
-- Наверное, еще раз решил искупаться, -- тихонько сказала Сайла после
минутного молчания, не смея поверить в спасение.
Сиятельная Княжна в определенном смысле не ошибалась. Девкатр
действительно был под водой. Но теперь он удалялся от "Лепестка Персика" со
скоростью мысли.
x 7 x
"Проклятый братец! Его семя души столь черно, что я не смог заметить
его появления во плоти девкатра, хотя он и был здесь с самого начала и
заодно покрывал от меня своего приемного сына! Он лишь ждал удобного
момента, чтобы завладеть плотью девкатра! Чуть не сжег лучниц Гиэннеры."
Они снова были вместе -- Эгин и Авелир. Теперь к ним прибавился еще и
слабеющий с каждым мгновением Руам. Свечение силуэта семени души Руама --
самое слабое из тех, что собрались в тот день немыслимой волею судеб во
плоти девкатра -- постепенно тускнело и меняло образ окраса с
изумрудно-зеленого на нежно-розовый. Ибалар, запечатанный их совместными
усилиями в образ свинцового шара, пребывал за гранью чувствования. Эгин,
впрочем, не имел ни малейшего желания по примеру Руама проникнуть к нему с
торжествующим "мы победили!", а самое главное Авелир и без того прочел в
душе Ибалара перед заточением.
Самым главным был Багряный Порт. И "подводный гром", поджидающий
корабли Свода Равновесия перед цепью.
"Мой беспутный брат был искусным магом при жизни и, как мы только что
