личных телохранителей Багида под защитой двоих костеруких уводили своего
хозяина все дальше и дальше от смерти. Прорубиться сквозь шестерых для двух
офицеров Свода было делом не простым, но вполне посильным. Однако, на это
требовалось время. А за это время Багид наверняка скроется за какой-нибудь
неприметной плитой потайного выхода. И тогда вся кровавая баня окончательно
потеряет смысл. Потому что долг аррума Опоры Вещей отнюдь не в том, чтобы
кровавить "облачный" клинок о плоть смердов. Долг аррума -- вырвать корень
зла, а сухие ветви скверны могут испепелить и "лососи".
В висках Эгина грохотали "молнии Аюта". Его сердце билось, как
припадочный кожаный щит-барабан танцующего мага из Северной Лезы. Волосы на
голове аррума шевелились от незримых порывов потустороннего ветра. Эгина
распирал поток силы. Сила переходила из рассеченного горла бородача в его
левую руку, отдавалась упругими толчками во Внутренней Секире, пенным
потоком мчалась через сердце и, опускаясь в правую руку, вся без остатка
вливалась в рукоять "облачного" меча. Меч темнел на глазах и теперь он был
черен, как грозовое небо над океаном. Грохот сокрушительных валов, бьющихся
о вековые скалы, срывался с его совершенного, как сами небеса, клинка. Затем
поток силы начал неспешно слабеть. Все, что Эгин мог взять у кольчужника, он
взял без остатка. Взял стремительно и беспощадно.
-- Хвала Шилолу! -- заревел Эгин, словно уязвленный медведь-шатун,
отбрасывая левой рукой Есмара к стене -- прочь от рушащегося топора и прочь
от испепеляющей кары, заключенной в Измененной стали его клинка.
То, что он показал полтора часа назад главному конюху перед входом в
дом Багида, было ничем по сравнению с тем, что происходило сейчас.
Ровно на один удар сердца "облачный" клинок обратился пламенем.
Пламенем без края. И ровно одного удара сердца арруму хватило, чтобы
перечеркнуть мечом лестницу крест-накрест, зачеркнув тем самым жизни
шестерых врагов...
Смрад горелого мяса и железной окалины ударил в ноздри. Кровавой
плотью, лопнувшими кольчугами, обугленными костями противников усыпало всю
лестницу. Есмар, белый, как полотно, с трудом удержался на ногах, борясь с
приступом тошноты, подкатившим к горлу. Наверху захрипел раненый алебардой
Гнук, а Эгин, на ходу подхватывая со ступеней уцелевший топор мужика, чью
жизнь он забрал без остатка, обратив смертью для его же собутыльников, уже
спешил вниз. И изо всех сил старался не смотреть себе под ноги.
-- Есмар, за мной! -- бросил он уже с самого низа лестницы.
x 2 x
Эгин присел, держа меч над головой в "стойке скорпиона", и прислушался.
Коридор, освещенный обычными факелами, не то что оружейный зал, был пуст. Ни
Логи, ни Багида, ни его телохранителей. И слева, и справа на расстоянии
двадцати шагов коридор сворачивал в неизвестность.
Долго прислушиваться Эгину не пришлось. Он не успел даже
сосредоточиться, чтобы пустить в ход Взор Аррума, когда из-за правого
поворота донесся громкий стон, взрыв брани, грохот железа и хриплый рык
Логи. Эгин опрометью бросился туда.
Один из телохранителей Багида, которые прежде поддерживали его под
руки, лежал сразу за поворотом с перекушенным горлом. В его сведенных
предсмертной судорогой пальцах были зажаты клочья шерсти Логи. А в десяти
шагах от Эгина второй телохранитель, распластанный Логой, судорожно шарил по
полу в надежде подобрать свой оброненный меч тернаунского кавалериста. И
если пятки телохранителя находились еще в коридоре, то его голова -- в
помещении, открывшемся, похоже, совсем, совсем недавно. Об этом
свидетельствовали две каменных плиты, распахнутые внутрь коридора подобно
двум дверным створкам. И там, в глубине этого потайного помещения, Эгин
чувствовал присутствие Багида. Перепуганного, обозленного, но живого.
Телохранителю, из последних сил удерживающему левой рукой пасть Логи у
самой своей шеи, наконец удалось нащупать рукоять меча и ухватиться за него,
как утопающий хватается за брошенный ему канат. Но Эгин был уже рядом. Ухнул
отпущенный Эгином топор, телохранитель взвыл от страшной боли в
раздробленной кисти, его левая рука мгновенно ослабла и челюсти Логи сошлись
на его кадыке. По коридору разнесся гулкий стук каблуков. Это спешил Есмар.
x 3 x
Это было и жалкое, и страшное зрелище. Большое продолговатое подземелье
с очень низким потолком. Среднее между тюрьмой, казармой и склепом. Страшная
вонь падали, которую явно старались перебить какими-то дешевыми благовониями
и тем самым только усиливали общий смрад. Грубые лежанки вдоль стен. Даже не
лежанки, а так -- связки длинных жердей. Бурые потеки на стенах. Пол с
небольшим наклоном в сторону одного из углов. Там -- прямоугольное
отверстие. Нужник? Сток? В изголовье каждой лежанки -- большой пучок
засушенных трав, запах которых давно растворился в общем смраде. И, что
больше всего удивило Эгина -- два ряда вечных хрустальных светильников под
потолком. Пыльных, заляпанных, но в точности таких, какими были украшены
коридоры Свода Равновесия и фехтовальный зал Багида. Светильников,
заливающих все мертвенным темно-голубым светом. Заливающих всегда. Днем и
ночью. Зимой и летом.
"Кто бы здесь ни жил, живется ему препогано", -- подумал Эгин. Он почти
не сомневался в том, что попал в жилище костеруких. Его удивляло лишь одно
обстоятельство: где же сами устрашающие обитатели этой горе-казармы?
Багид Вакк, землевладелец, был в самом конце подземелья. Там от пола
начинались каменные ступени, упирающиеся прямо в потолок. А над ними
находился железный люк. И вот к этим-то ступеням ковылял Багид Вакк. Ковылял
на четырех костях, слабо перебирая по полу ногами и помогая себе руками.
Ковылял, потому что самостоятельно ходить, по-видимому, не мог, потому что
его телохранители были мертвы, а костерукие, выпустив наконец альбатроса,
изготовились к последней схватке.
Маскарад был окончен. Наличники на шлемах костеруких были подняты,
перчатки, скрывающие страшную костяную конечность, сброшены на пол. Наконец
Эгин получил возможность рассмотреть Переделанных Человеков при свете.
Их лица сохраняли сходство с человеческими. В той, приблизительно,
мере, в какой детский рисунок корабля сохраняет сходство с кораблем.
Казалось, все, что в человеческом лице может быть упрощено, свелось к
примитиву и окостенело. Ломаные плоскости скул, носа, лба и подбородка,
покрытые крупными ромбовидными чешуями. Округлившиеся желтые глаза,
испещренные мелкими прожилками -- словно две растрескавшихся янтарных слезы.
И -- руки. Если правые руки Переделанных были человеческими, но столь же
огрубевшими, как и лица, то левые больше походили на крабьи клешни. Но
клешни не раздвоенные, а "распятеренные", что ли -- Эгин не мог подобрать
лучшего слова. Да, пять костяных когтей сходились в один смертоносный конус,
имеющий в ударе пробивную силу стального тарана. Либо расходились, становясь
невиданными ножницами, уловителями мечей или более чем трехлезвийной секирой
в колющем ударе.
Странно. По впечатлениям от встречи с костерукими в Кедровой Усадьбе
Эгину казалось, что они не так далеко ушли в своем Изменении от людей. Эгин
не знал, что в Кедровой Усадьбе судьба сводила его накоротке со сравнительно
неудачными тварями, а здесь он повстречал самых отборных бойцов Багида. И
если бы сорок обитателей казармы не ушли в сумерках к реке, не канули в нее
тяжелыми бревнами и, подхваченные течением, не направились к Вае, то у него,
аррума Опоры Вещей, вообще не было бы сейчас никаких шансов. Никаких.
Лога, отпраздновавший сегодня три победы над человеческой слабостью,
поджал уши и очень осторожно, выгнув спину, начал подкрадываться к
костеруким.
-- Осторожно, Есмар! -- предостерегающе выбросил руку Эгин, заслышав за
своей спиной тяжелое дыхание эрм-саванна. Сам Эгин, выставив "облачный"
клинок, на котором не утихало суровое ненастье, мелкими шагами пошел на
сближение с костерукими.
Интересно, насколько твари сообразительны. Интересно, насколько они
умны. Столь ли далеко зашли Изменения в их душах, как в телах? Эгин еще не
знал, что тело Переделанного Человека напрочь лишено святого семени души.
Что их плоть полнится одним-единственным желанием -- поглощать сердца живых
тварей. Ибо плоть Переделанного Человека знает о себе, что она есть
совершенство, обремененное единственным изъяном. Полным отсутствием сердца.
И плоть Переделанного Человека вечно голодна. Она вечно жаждет чужих сердец.
Все больше и больше.
Лога быстро учился. Пока Эгин пробивался в нижний коридор, Лога дважды
едва не попал под стремительный удар костяной молотоглавой змеи и успел
понять, что нападать на костеруких можно только под их правую руку. Только
под правую!
Мнимые вялость, медлительность, почти оцепенение противников не могли
длиться вечно. Да и всей-то вечности было -- каких-то десять ударов сердца.
x 4 x
Гнук дрался так, как подобает настоящему солдату Ее Сиятельства. С
первого мгновения боя, когда только его молот обрушился на затылок
вышагивающего перед ним факельщика в красной рубахе, Гнук понимал, что
обречен встретить свою смерть здесь. Здесь, в чужом, враждебном доме на
Медовом Берегу, который так далек от Ре-Тара и так непохож на его родную
Суэддету...
Когда на шум боя от парадного входа подоспели двое алебардистов, Гнук
был ранен в первый раз. Трехлезвийный топор-копье пропорол ему правый бок.
Он убил обоих.
Потом появились другие. Дурно вооруженные -- кто длинным ножом, кто
топором, кто бичом (эти двое с бичами были бы самыми опасными, если бы их
озлобленные односельчане расступились и предоставили им действовать
самостоятельно) -- но в числе не менее десяти. Гнук долго дрался с ними,
истекая кровью и получая новые раны, которым не было суждено со временем
зажить и обратиться почетными шрамами-отметинами его доблести. Дрался
трофейной алебардой. Она была сподручнее в свальном беспорядочном бою, когда
лучшее, что можно сделать -- держать своих противников на почтительном
удалении. Гнук убил еще двоих и ранил троих. Потом ему вновь пришлось
взяться за молот, ибо древко алебарды не выдержало удара топора и в руках
Гнука осталась лишь бессмысленная палка длиной в три локтя.
А потом появился тот самый щуплый малый в пурпурной рубахе, расшитой
золотыми птицами и морскими единорогами. Тот, который привел их сюда, в
Серый Холм. В руках у него были два цельножелезных метательных топорика.
Малый стоял за спинами потного, разъяренного мужичья, по-птичьи склонив
голову набок. Он прислушивался к тому, что происходит в подземелье, хотя,
казалось бы, человеческим ушам было не под силу уловить хоть что-то сквозь
лязг боя. Малый не спешил пустить в ход свое оружие. Не спешил -- словно бы
ждал чего-то.
x 5 x
-- Взять его! -- гаркнул Эгин Логе, ткнув пальцем в направлении Багида,
который добрался до верха лестницы и теперь дрожащими руками перебирал ключи
в увесистой связке.
-- Живым!!! -- добавил Эгин вслед исполнительному псу. Эгин никогда не
славился особым взаимопониманием с животным миром и у него не было
уверенности в том, что Лога понял его правильно.
Есмар был мертв. И оба костеруких были мертвы тоже. Их отрубленные
головы беззвучно шевелили шершавыми серыми губами. Их смертоносные костяные
когти-лезвия слепо скребли по полу. Но они были безопасны. Следовательно --
мертвы.
Эгин уцелел только благодаря Логе, который в блистательном прыжке,
