провели в теплоте и в сыто-сти. И все уцелели!
Когда мои практичные и прозорливые родители решали,-- продолжал
незнакомец,-- кем мне быть, вариант с плясками и баяном обсуждался ими
неоднократно. Отец был против, упирая на то, что я способен играть только на
нервах родителей. Мать же настаивала на том, что баян не скрипка
Студебеккера (она, очевидно, хотела сказать: Страдивари), а пляска не балет,
что свистеть, топать и охать может научиться даже такой бездарный растяпа,
как я. Но в музыкальную школу меня не приняли из-за абсолютного отсутствия
музыкального слуха. Смешно? Бывает абсолютный музыкальный слух. Очень редко,
говорят, бывает. Но еще реже встречается абсолютное отсутствие музыкального
слуха. Так вот, я принадлежу к числу этих исключительных личностей. Для меня
что "до", что "ре", что "соль"-- все едино. Я даже "Чижика" одним пальцем не
смог научиться играть за целый год. Тоже своеобраз-ный рекорд. Так вот, эта
моя уникальная способность и позволила мне стать обладателем самой
уникальной профессии в стране: я специалист по безобразным звукам, с помощью
которых можно парализовать живот-ных. И человека тоже. Собственно говоря,
это и предназначено для людей. Опыты только проводятся на животных. А я пока
единственный человек, способный переносить такие звуки. Не веришь? Я тебе
дам адресок. Приходи. Я тебе такое покажу, что глазам... и ушам, конечно...
своим не поверишь. Нажимаешь кнопку, и даже лошади немедленно с копыт долой.
Ты только об этом не трепись никому, это секрет. Это, брат, посекретнее
атомной бомбы. Хотя какой это секрет-- атомная бомба?
НАШ ЧЕЛОВЕК
-- Ты, Лаптев, в общем и целом наш человек,-- сказал мне тогда товарищ
Горбань,-- но вот мудришь как-то не по-нашему.
-- Я мудрю именно потому, что я есть наш человек,-- сказал я.-- А если
уж наш человек начинает мудрить, то делает это всегда не по-нашему.
Обратитесь к нашей истории, и вы сами...
Покинув товарища Горбаня, я преисполнился чувства преданности идеалам
коммунизма.
Заявляю категорически
И на этом твердо стою,
Что и я в поход исторический Прошагаю в общем строю.
Прозвучит команда -- настанет срок --
"Становись!", "Равняйсь!", "Шагом марш!".Заиграют оркестры не шейк, не
рок,
А забытый походный марш.
В громовом "Ура!" и моя будет часть. Автомат, а не рюмку сожму рукой. И
в атаке общей убитым пасть
Я смогу, как любой другой.
На пересечении улиц Горького и Робеспьера ястолкнулся с Антипо-дом.
-- Что с тобой?-- спросил он.-- Уж не впартию ли вступать собрался?
Услышав это, я несколько сник.
Только дело в том, что атак таких Не дождешься и тысячу лет. Потому
снесу предыдущий стих
Для практических нужд в туалет.
Я И АНТИПОД
-- Каждый человек равен любому другому,-- говорю я.-- Более того, он
равен всему человечеству. Всему космосу. Это одна из моих исходных
предпосылок.
-- Прекрасно,-- усмехается он.-- А младенцы? А старики? А боль-ные? Но
ладно, допустим, что люди одинаковы абсолютно во всем; если отвлечься от их
общественных отношений, то первое, с чем имеют дело люди в своей социальной
жизни, есть неравенство: я имею в виду отношение начальствования и
подчинения, без которого невозможно объединение людей в единое общество. Это
есть неравенство не только в том смысле, что положение начальника в каком-то
отношении пред-почтительнее, чем положение подчиненного, но прежде всего в
самом факте осознания превосходства одного человека над другим. И заметь,
это неравенство всеми признается как нечто справедливое.
-- Я не об этом,-- говорю я.-- Я имею в виду некоторую мораль-ную
установку человека по отношению к другим людям и миру вообще. Для человека
все бытие разделяется на "я" и "не-я" естественным образом.
-- А почему это не на "мы" и "не-мы"?-- возражает он;-- Что является
изначальной личностью-- коллектив или отдельный чело-век, "я" или "мы"?
Причем коллектив достаточно большой и сложный. Исторически "я" есть
вторичное по отношению к "мы". А в условиях нашего общества тем более.
-- Я исхожу уже из факта существования "я",-- говорю я.-- И. настаивая
на своем постулате, я имею в виду не реальное равенство, которого нет (это я
сам знаю), а субъективное состояние "я".
-- Любая,-- говорит он,-- субъективная претензия, не подкреплен-ная
реальными возможностями, вырождается в шизофрению. Ты мо-жешь сколько угодно
внушать себе, что ты равен всякому другому человеку, целому обществу и даже
человечеству. - Но либо это есть мания величия, то есть предмет внимания для
медицины, либо нечто ничего не значащее. Если ты рядовой солдат, то сознание
реальности солдатского положения не может затмить никакая маниакальная
пре-тензия быть равным генералу. Лишь делая военную карьеру и стремясь стать
генералом, ты можешь реализовать свою идею равенства солдата и генерала в
рамках признания реальности своего общества. Есть еще
другой путь: вырваться из данной социальной структуры. Если ты при этом
покинешь армию общепризнанным способом, ты попадешь в дру-гую ситуацию
неравенства. Есть лишь один способ сразу уравнять себя со всеми: исключить
себя из общества вообще, например, дезертиро-вать. Твои призывы на деле суть
призывы изолироваться от общества, что на практике означает паразитирование
за счет общества.
-- Я не изоляции от общества учу, а самообороне,-- говорю я.-- Ничто не
спасет людей от неумолимых законов природы и общества, если они не откроют в
самих себе средств самозащиты от них. Я и учу людей методам самообороны от
превосходящих сил природы и истории.
-- А я,-- отвечает он,-- учу их методам нападения путем использова-ния
неумолимых сил природы и истории. Как ты думаешь, к кому придут люди?
СУЕТА СУЕТ
А вот этот человек-- детский вор. Ворует коляски, одежду, игрушки.
Детишек заманивает в подъезды и раздевает. Угоняет коляски с младен-цами.
Младенцев, конечно, выкидывает. Их не продашь, ха-ха-ха! У него есть
помощница, которая до неузнаваемости переделывает украденные вещи и продает.
Оба они хорошие специалисты в своем деле. Он с одного взгляда определяет
ценность вещей и степень риска. Потому еще ни разу не сидел в тюрьме, хотя
работает не один десяток лет. Оба они жуткие пьяницы, как и следует быть
талантливым русским людям. Оба получают мизерную пенсию по инвалидности,
хотя в чем состоит их инвалидность, они и сами не могут толком объяснить.
Пенсия им нужна лишь для прикрытия. Они регулярно дают нужным людям взятки,
и те организуют им пенсии. Кроме того, они дают взятки милиционерам. В
последнее время этого вора начал волновать моральный аспект его профессии.
Но отнюдь не в том смысле, что страдают детишки и родите-ли, а в том смысле,
что все труднее становится работать и все меньше становятся заработки, а
взятки все растут и растут. Это чудовищная несправедливость. Вот он и
подумывает сменить профессию и спрашива-ет моего совета, где он мог бы
подвизаться с его богатейшим жизнен-ным и профессиональным опытом. Я
посоветовал ему с помощницей устроиться в детский сад. Конечно, на детской
манной кашке особенно не разживешься. Но с голоду не умрешь. А главное-- они
мо-гут удовлетворить с избытком свою профессиональную любовь к детям.
-- Гениальная идея! -- воскликнул детский вор.-- За один заход можно
увести полсотни пальтишек, шапочек и прочих вещичек. Этого хватит на полгода
безбедной жизни!
Я И АНТИПОД
-- Твой призыв к некоей "внутренней свободе",-- говорит Анти-под,--
есть безответственная болтовня. Никакой "внутренней свободы" без свободы
"внешней" нет и быть не может. Внутренняя свобода есть лишь субъективное
переживание и осознание свободы внешней. Какой-то мудрец утверждает, что
будто бы можно быть внутренне свободным, находясь в концентрационном лагере.
Это уже не просто ошибка и не просто ложь. Это преступный обман. Можно ли
быть внутренне свобод-ным, находясь в концлагере? Можно, если ты восстанешь.
Но лишь
очень короткое время, то есть с момента твоего восстания и до момента
твоей гибели. И лишь потенциально. Твое восстание будет лишь претен-зией на
внутреннюю свободу, но еще не самой свободой.
-- Ты прав,-- соглашаюсь я,-- но внутренняя свобода и есть лишь нечто
потенциальное, а не реальное. Она реальна лишь в большой массе людей и в
большом промежутке времени.
-- Зачем тогда мутить людей?-- спрашивает он.-- Ведь они все понимают
буквально, а не метафорически.
-- Но они сами этого хотят! -- говорю я.-- Человеческая жизнь коротка,
а человек стремится ощущать ее масштабами тысячелетий и даже вечности. Что
ему наука! Что ему реальность! Внутренняя свобода, о которой я говорю,
приобщает человека к вечности. Она есть атрибут вечности.
Услышав это, Антипод рассмеялся и напомнил мне строки из моего
"Евангелия":
О человек! Слезу утри! Чтоб не было обидно, Свободен будешь изнутри, А
как извне -- не видно.
И ВСЯЧЕСКАЯ СУЕТА
А вот этот человек, наоборот,-- защитник слабых и обиженных. Он
высококвалифицированный рабочий. Одинок. Все свое свободное время отдает
борьбе за справедливость. Жалуется, что ему при этом попадает больше, чем
тем, кого он защищает; Недавно, например, отсидел пятна-дцать суток за то,
что пытался защитить девушку от хулиганов. Хулига-нов было четверо, и они
все заявили, что это они защищали девушку от него. А девушка, боясь мести
хулиганов, подтвердила их слова. Он спросил девушку, почему она так
поступила. А за нее ответила судья: не лезь, мол, не в свои дела! Ишь,
Дон-Кихот нашелся! И действительно, Дон-Кихот.
Только в наше время быть Дон-Кихотом куда труднее, чем раньше. Вот
сейчас он добивается того, чтобы трещины в их доме заделали. Удивительно,
дом новый, а уже капитальный ремонт нужен! Так его грозят из города
выселить, если он не перестанет писать свои кляузы.
А какие же это кляузы? Холод в квартирах собачий. Стенки мокрые. Так
вот, не знаю ли я способ какой-нибудь... вроде гипноза... чтобы заставить
начальство эти трещины заделать! Иначе их ничем не прой-мешь. Я должен
научить его таким "психицким" приемам. Чтобы он пришел в контору, взглянул
на "этих бюрократов", а те перед ним в струнку чтобы вытянулись: будет, мол,
сделано!
...Бог, повелевающий мелким чиновникам заделывать старые трещины в
новом доме,-- видала ли нечто подобное прошлая история?
И ТОМЛЕНИЕ ДУХА
Я учу людей всему, чему они просят меня научить и чему их никто другой
научить не может. В частности, я учу, как видеть желаемые и при этом
контролируемые волей (активные) сны. Открыл я в себе эту способность так.
Один сравнительно молодой чиновник, делающий успешную карьеру, пожаловался
мне на то, что вынужден быть сдержанным
в быту, иначе обязательно кто-нибудь настрочит донос, и карье-ра
застопорится. А жена ему порядком надоела. Он часто видит во сне потрясающе
красивых молодых женщин, но, как это и бывает всегда во сне, у него с ними
ничего не получается. Нельзя ли найти какой-то выход из положения? Нельзя ли
научиться во сне иметь таких женщин, каких хочется, и удовлетворяться с
ними?
-- Конечно, можно,-- сказал я.-- Но этому надо учиться. Упорно и
серьезно учиться,-- это вам не мясомолочный техникум. Тут халту-рить нельзя.
Чиновник согласился перенести любые трудности. И мы начали занятия.
Методику я изобрел сам. Начали мы с полудремотного состоя-ния и с реальных
действий в таком состоянии. Потом перешли на примитивные волевые действия во
