Появился Болдин.
- Нет его, пойди найди.
- В спальную комнату не пойду.
Опять подключился Плеханов, в два голоса они настояли:
- Ну посмотри. Люди же ждут.
Вместе с ними я снова поднялся в дом. Вся группа попрежнему сидела в
холле. О чем-то негромко переговаривались, вполне спокойно, без видимого
напряжения. Я уловил главное: в Москве что-то случилось. Но нашей службы это
не касается. Болдин и Плеханов присоединились к группе, а я направился в
кабинет. Опять - пусто. С минуту постояв, развернулся и мимо всех молча
направился к себе.
Вскоре вернулся Плеханов.
- Что случилось-то? - снова попытался я выяснить.
- Да дела какие-то у них...
Заговорили о радикулите, как это произошло. Как еще раньше Раиса
Максимовна вызвала начальника отдела и велела заменить хрустальные люстры в
домике на пляже на другие - попроще. И опять в тон общего разговора спросил:
- Для чего группа-то, Юрий Сергеевич?
Он снова засмеялся и повторил:
- Да успокойся ты, успокойся, все в порядке.
Тут я снял домофонную трубку. У Горбачева должен загореться огонек, если
он на месте - поднимет трубку... Но Плеханов объявил:
- Не трогай. Телефон не работает.
Тут я понял: хрущевский вариант. Вся связь отключена.
Мы вышли на улицу, остановились возле нашего подъезда. На выходе из
гостевого дома появились визитеры. Плеханов громко, через дорогу, спросил:
- Ну, что там?
Болдин так же громко ответил:
- Да ничего... Нет, не подписал.
Ответил разочарованно, но спокойно, как будто и предполагал, что так оно,
вероятно, и будет.
Плеханов двинулся им навстречу, и они о чем-то беседовали.
Если бы Михаил Сергеевич хотел изменить создавшееся положение!
Ребята были у меня под рукой. В моем подчинении были резервный самолет
Ту-134 и вертолет. Технически - пара пустяков: взять их и в наручниках
привезти в Москву. В столицу бы заявились, и там еще можно было накрыть кого
угодно. Было еще только 18-е... Что же Горбачев - не смекнул? Не знал
исхода? Но как же тогда мы, охрана, могли догадаться?
Для меня, как начальника охраны, главный вопрос: угрожало ли что-нибудь в
тот момент жизни президента, его личной безопасности? Смешно, хотя и
грустно: ни об угрозе жизни, ни об аресте не могло быть и речи. Прощаясь,
обменялись рукопожатиями. Делегация вышла от Горбачева хоть и расстроенная,
но, в общем, довольно спокойная: не получилось, и ладно, они этот исход
предполагали. Что будет дальше, не знали ни Горбачев, ни те, кто к нему
пожаловал.
О чем они там советовались после неудавшейся беседы - не знаю. Плеханов
двинулся ко мне и завел в кабинет.
- Михаил Сергеевич продолжит отдых. Генералов остается начальником охраны
на объекте, а вместо тебя... Кого ты оставляешь?
Вошел Климов.
- Вот, Олег будет выполнять твои обязанности. А тебе - три минуты на
сборы, полетишь с нами в Москву.
Я - работник КГБ. Генерал КГБ. Там, в КГБ, я получал зарплату, много лет
назад там, в КГБ, я давал присягу и этой могущественной организации был
всецело подчинен, более того, именно Плеханов непосредственно ввел меня в
кабинет Горбачева, и он же своей властью отстраняет меня от работы.
Разговоры о том, чтобы вывести охрану президента СССР из-под крыши КГБ,
велись давно. Александр Николаевич Яковлев убеждал в этом Горбачева. Во всех
цивилизованных странах охрана подчинена президенту. Мы, охрана, и я в том
числе, были "за". А Плеханов - против.
- Президента станет охранять только его личная охрана, - говорил он
Горбачеву, - а так этим занимается весь КГБ.
Теперь с моей стороны речь шла об элементарной воинской дисциплине.
- Это приказ? - спросил я.
- Да! - ответил Плеханов.
- Вы меня отстраняете? За что?
- Все делается по согласованию.
- Давайте письменный приказ, иначе не полечу. Дело серьезное, вы завтра
откажетесь, а я как буду выглядеть?
Плеханов взял лист бумаги, ручку, сел писать.
- У меня веыя на пляже, - сказал я.
- Пришлют. Три минуты на все.
Я собирал то, что было под рукой, а он писал приказ.
Вошел Болдин.
- Поехали!
Плеханов:
- Сейчас. Один момент.
Он протянул мне письменный приказ.
- На, ознакомься.
Арест - не арест? Оружие не отобрали. Я достал из сейфа пистолет и
подвесил его на ремне.
У выхода из дома увидел доктора.
- Не поминайте лихом, будьте здоровы.
Конечно, мои начальники хорошо понимали, что оставить меня на даче
нельзя, на сговор с ними я бы никогда не пошел, продолжал бы служить
президенту верой и правддй, как это было всегда. Это значит, что я
обязательно организовал бы отправку Михаила Сергеевича в Москву, не говоря
уже о налаживании связи со всем миром, повторяю, и экипажи дежурных самолета
и вертолета, и все наличные силы на территории дачи подчинялись мне.
Могу поставить себе в достоинство: мои шефы, зная меня хорошо, даже не
пытались войти со мной в сговор.
Выехали на трех "Волгах". На заднем сиденье возле меня сидел Плеханов,
впереди начальник крымской "девятки" полковник Лев Толстой. По дороге ни с
кем не обмолвился ни словом...
... Много я размышлял потом. А если бы Горбачева действительно приехали
арестовывать? Силой? Мы бы не дали. Завязалась бы борьба. Но если бы Крючков
или его заместитель, или тот же Варенников предъявили ордер - мы бы
подчинились. Подчинение воинской дисциплине - мой долг, этому я присягал.
Если суждено было случиться тому, что случилось, хорошо, что все
произошло именно так. Без замыслов ареста, угроз, насилия, шантажа. То есть
в данном случае подчинение дисциплине не разошлось с нравственным пониманием
долга.
Какая там физическая угроза устранения... Даже душевный покой президента
в тот день че нарушили. Мы улетели, а он отправился на пляж. Загорал,
купался А вечером, как обычно, в кино.
Забеспокоился он много позже, спустя более суток. То есть вечером 19
августа, когда Янаев на пресс-конференции объявил его, Горбачева, больным...
Ельцин, придя к власти, быстро сделал правильный, очень важный шаг -
личную охрану вывел из-под власти КГБ, сделал ее действительно личной,
подчиненной только ему...
... Внуково - 2.
Суета. Бегают солдаты.
Баранников. Шахрай. Станкевич. Подъехал Бессмертных. Меня удивило, что
Баранников - министр внутренних дел, не знал, в каком самолете летит
Горбачев.
- Во втором? - спросил он меня.
- В первом.
Подошел Станкевич.
- Вы разве здесь? А я думал - там.
- Меня отозвали.
Прилетел самолет, и начался спектакль.
Могу в чем-то ошибиться, но, всю жизнь профессионально занимаясь
безопасностью первых лиц страны, утверждаю: был поставлен спектакль. Самолет
приземлился и встал, чуть дальше, чем обычно. Как объяснял потом всей стране
Руцкой: "Если вдруг аэропорт блокирован, тут же прямо и взлетаем". Глупость!
У них же связь с землей. Там, в воздухе, они все знали - кто встречает, кто
где стоит.
Подали трап. Открылась дверь. В проем выглянул начальник личной охраны
Руцкого и с автоматом наперевес картинно сбежал по трапу вниз. Подошел к
Баранникову, о чем-то пошептался с ним и также картинно вбежал обратно - в
самолет.
Только после этого снова открылась дверь. Появилась личная охрана
Горбачева, все - с автоматами наиеревес, как будто только что вырвались с
боем из тяжелого окружения, за ними появился сам Горбачев, за ним Бакатин,
Раиса Максимовна... Далее - интервью, его знаменитые слова, которые войдут в
историю, о том, что там, в Форосе, он "... контролировал ситуацию".
Спустили и задний трап, там тоже охрана...
Потом Голенцов, мой второй заместитель, сопровождавший президента,
рассказывал, что, когда самолет приземлился, Раиса Максимовна спросила:
- Кто встречает?
Голенцов перечислил всех, в том числе и меня.
- А этому что здесь надо? - спросила она.
Сойдя по трапу, Михаил Сергеевич прошел взглядом мимо меня, поздоровался
с моим заместителем Пестовым.
Я спросил Голенцова:
- Как обстановка?
- В машине поеду я, - ответил он коротко, - остальное расскажу на даче.
Я понял, что моя песенка спета...
Из интервью Р. М. Горбачевой газете "Труд":
Корр.: Раиса Максимовна, думали ли вы когда-нибудь прежде о возможности
такого поворота событий - изоляции, а по сути аресте президента страны?
P. М.: Нет, я никогда не думала, что на нашу долю выпадет и такое
испытание. Эти дни были ужасны...
Корр.: Как вы реагировали на сообщение об ультиматуме заговорщиков?
Р. М.: Испытания начались для нас не с предъявления ультиматума, а
раньше, в тот момент, когда 18 августа, где-то около пяти часов вечера, ко
мне в комнату неожиданно вошел взволнованный Михаил Сергеевич. Он сказал:
"Произошло что-то тяжелое, может быть, страшное. Медведев доложил, что из
Москвы прибыла группа лиц. Они уже на территории дачи, требуют встречи. Но я
никого не приглашал. Поднимаю телефонную трубку - одну, вторую, третью... -
все телефолы отключены. Даже красный..."
Корр.: Простите, нельзя ли пояснить, чю это за красный телефон?
Р. М.: Это особый аппарат Главнокомандующего Вооруженными Силами страны.
"Отключена и внутренняя связь, - продолжал Михаил Сергеевич. - Это изоляция.
Или даже арест. Значит, заговор..."
Да, все было отключено, в том числе телевизор и радио. Ситуацию мы поняли
сразу.
Помолчав, Михаил Сергеевич сказал мне: "Ни на какие авантюры и сделки я
не пойду. Не поддамся на шантаж. Но нам все это может обойтись дорого. Всем,
всей семье. Мы должны быть готовы ко всему..."
Я быстро позвала Ирину и Анатолия - наших детей. Сказала им о
случившемся. И вот тогда мы высказали наше мнение - оно было единым, все
поддержали Михаила Сергеевича: "Мы будем с тобой".
Это было очень серьезное решение. Мы знаем свою историю, ее страшные
страницы...
Психологически эти двадцать или тридцать минут, когда Михаил Сергеевич
стремительно вошел ко мне, когда позвали детей, когда говорили о ситуации,
были очень трудными. Может быть, это был один из самых тяжких моментов, А
потом, когда решение уже приняли, не только я, но все мы почувствовали как
будто какое-то облегчение.
Михаил Сергеевич пошел на встречу с путчистами. Подтвердились самые
худшие предположения: приехавшие сообщили о создании ГКЧП, предъявили
Михаилу Сергеевичу требование о подписании им Указа о введении чрезвычайного
положения в стране, передать полномочия Янаеву. Когда это было отвергнуто
Михаилом Сергеевичем, ему предложили подать в отставку. Михаил Сергеевич
потребовал срочно созвать Верховный Совет СССР или Съезд народных депутатов.
Корр.: Какие чувства владели вами в те первые часы - возмущение, страх,
отчаяние?
Р. М.: Нет, не это. Мучила горечь предательства...
Какое-то время мы думали, что решение Михаила Сергеевича, сообщенное
заговорщикам, его позиция, требования, которые он непрерывно передавал в
Москву, остановят путчистов. Но уже последующие события, в том числе и
проведенная девятнадцатого августа прессконференция членов ГКЧП, показали,
что они пойдут на все.
Корр.: Вы видели пресс-конференцию по телевизору?
Р. М.: Да. К вечеру 19-го после настойчивых требований удалось добиться,
чтобы телевизор включили. Но атмосфера вокруг нас постепенно сгущалась. Мы
уже находились в глухой изоляции. С территории дачи никого не выпускали и
никого туда не впускали. Машины закрыли и опечатали. Самолет был угнан.
На море мы уже не видели движения гражданских судов. Знаете, обычно идут
баржи, сухогрузы, другие суда. Зато появились дополнительные сторожевые и
военные корабли.
"Корр.: Когда вы в первый раз заметили их?
Р. М.: В ночь с 18 на 19 августа, примерно в половине пятого утра. И вот
