протокол, в очень резкой форме отчитал его, обвинив в искажении существа
показаний арестованного. Наверное, это произошло из-за безграмотности
Рюмина, не умевшего как следует составить протокол.
Министр до того возмутился, что потребовал от начальника следственной
части отстранить Рюмина от дальнейшего ведения следствия, строго наказать в
партийном и дисциплинарном порядке и рассмотреть вопрос об откомандировании
из центрального аппарата.
Далее Рюмин сказал мне, что учесть замечания Абакумова по протоколу не
представилось возможным, так как Этингер внезапно скончался в тюремной
камере. Да и оценки Абакумова, на взгляд Рюмина, были ошибочными. И тогда он
написал на министра заявление-жалобу. Через знакомых из Главного управления
охраны сумел передать Маленкову для вручения Сталину.
Вскоре Рюмина и Абакумова пригласили на заседание
Политбюро. Его вел Сталин. Зачитали рюминское заявление. Затем слово
предоставили Абакумову. Он был страшно взволнован и напрочь отрицал
рюминские обвинения в свой адрес, называл следователя авантюристом. Сталин
очень корректно пытался успокоить Абакумова и попросил его не допускать
грубых выпадов против Рюмина. Абакумов в конце обсуждения вопроса признал
свою вину, но только лишь в том, что в органы госбезопасности смогли
проникнуть такие недостойные и безграмотные люди, как Рюмин. "За это я готов
нести соответствующее наказание", - сказал он.
По словам Рюмина, подводя итог обсуждения вопроса, Сталин еще раз пытался
успокоить Абакумова, заявив ему, что по решению Политбюро будет назначена
комиссия в составе Маленкова, Берии, Шкирятова и Игнатьева, которой
поручается глубоко и всесторонне проверить заявление Рюмина. Чтобы она
объективно во всем разобралась, Абакумову желательно в течение недели не
появляться в здании МГБ.
Рассказывая мне об этом, Рюмин несколько раз повторил, что он попал в
очень сложную ситуацию и не хотел бы возвращаться назад в Архангельск.
Внимательно выслушав бывшего однокурсника, я был потрясен. В моей голове
не укладывалось то, что он мне рассказал. Профессора Этингера я знал, он был
главным терапевтом-консультантом нашей центральной поликлиники МГБ СССР. В
1947 году он спас мою жену, находившуюся на грани смерти. Госпитализация в
руководимую им клинику 2-го медицинского института и содействие в
приобретении крайне дефицитного тогда американского пенициллина вернули жену
кжизни. Я неоднократно беседовал с Этингером, и у меня сложилось о нем очень
хорошее мнение как о враче и человеке.
Беседа с Рюминым произвела на меня страшно удручающее впечатление, и я
помню ее дословно по сей день. Я не мог понять, как такой малограмотный
человек мог попасть на следственную работу, да еще в центральный аппарат
МГБ. По себе знаю, какую тщательную проверку проходил каждый из нас, прежде
чем попадал на Лубянку. Ни один оперативный работник не зачислялся в
центральный аппарат военной контрразведки без личного согласия Абакумова.
Как мне потом стало известно, с прикомандированием Рюмина к следственной
части МГБ СССР произошла нелепая роковая ошибка. В 1950 году Абакумов,
являясь министром госбезопасности, проводил всесоюзное совещание
руководителей следственных служб республиканских, краевых, областных органов
госбезопасности и особых отделов военных округов и флотов. Участником этого
совещания от особого отдела Архангельского военного округа был Рюмин.
В конце совещания Абакумов обратился к присутствовавшим: все ли им ясно,
есть ли у них к нему какие-либо вопросы? И тут поднялся Рюмин, бойко заявив,
что вопросов нет, поставленные задачи ясны и дело теперь только за ними,
участниками совещания. После того как все разошлись, Абакумов
поинтересовался у начальника следственной части Лихачева: кто этот боевой
подполковник? Лихачев назвал его фамилию - Рюмин из Архангельска. Абакумов
порекомендовал посмотреть его, возможно он подойдет для работы в
следственной части. Лихачев воспринял эти слова как прямое указание и сделал
все необходимое, чтобы понравившийся министру подполковник оказался
прикомандированным к центральному аппарату.
Через несколько дней после той беседы с Рюминым в министерство прибыла
высокопоставленная комиссия ЦК. А еще спустя несколько дней мы узнали, что
наш министр арестован. В те же дни Рюмин был введен в штат следственной
части старшим следователем по особо важным делам. Потом последовали
присвоение полковничьего звания и назначение на должность заместителя
начальника следственной части с возложением на него руководства
расследованием по поступившему в МГБ заявлению об "убийцах в белых халатах".
Прошло немного времени, и нас ознакомили с новым приказом о назначении
Рюмина заместителем министра госбезопасности по следствию.
Начались аресты врачей, а вслед за ними и руководящих работников
министерства госбезопасности. В тюрьму попали почти все заместители
министра, некоторые начальники ведущих управлений и другие работники. Вместо
них пришли соратники Берии по НКВД - Гоглидзе, Цанава и другие.
(Архив газеты "Новости разведки и контрразведки")
Из рассказов нежелательного свидетеля
("Нежелательным свидетелем" называл себя генерал-лейтенант Павел
Анатольевич Судоплатов, прослуживший в органах госбезопасности с 1921 по
1953 год. 15 лет провел в советской тюрьме. Реабилитирован в 1992 году.
Скончался в 1996 году.)
Внутренняя борьба за власть в период с 1948 по 1952 год вызвала новую
волну антисемитизма - возникло "дело врачей". Хотя оно и было частью
антисемитской кампании, одними евреями не ограничились. Скорее можно
сказать, что "дело врачей" явилось продолжением борьбы, в которой сводились
старые счеты в руководстве страны. Сталин с помощью Маленкова и Хрущева
хотел провести чистку в рядах старой гвардии и отстранить Берию. Главными
фигурами в пресловутом "деле врачей" должны были стать Молотов, Ворошилов и
Микоян, эти "последние из могикан" в сталинском Политбюро. Однако вся правда
в отношении "дела врачей" так никогда и не была обнародована, даже в период
горбачевской гласности. Причина в том, что речь шла о грязной борьбе за
власть, развернувшейся в Кремле перед смертью Сталина и захватившей по
существу все руководство.
Принято считать, что "дело врачей" началось с истерического письма
Сталину, в котором врачи-евреи обвинялись в вынашивании планов умерщвления
руководителей страны с помощью неправильных методов лечения и ядов. Автором
письма была приобретшая скандальную известность Лидия Тимашук, врач
кремлевской поликлиники. Письмо Тимашук, однако, было послано Сталину не в
1952 году, накануне арестов врачей, а в августе 1948 года. В нем
утверждалось, что академик Виноградов неправильно лечил Жданова и других
руководителей, в результате чего Жданов умер. Тогда реакция Сталина
выразилась в презрительном "чепуха", и письмо пошло в архив. Там оно и
оставалось без всякого движения в течение трех лет, пока его не извлекли в
конце 1951 года. Письмо понадобилось как орудие в борьбе за власть. О письме
знали все члены Политбюро - знали они и о сталинской реакции. Однако самое
важное заключается в том, что Тимашук никого не обвиняла в заговоре. В
письме она лишь сигнализировала об имевших место недостатках и упущениях,
наполовину выдуманных, в обеспечении лечением руководителей партии и
государства. По этой причине текст письма так до сих пор и не опубликован, в
нем излагаются, по существу, взаимные претензии лечебного персонала друг к
другу, как правило, склочного характера. Об этом мне уже во Владимирской
тюрьме рассказывал полковник Людвигов, помощник Берии по делам Политбюро и
Совета Министров.
Я всегда считал, что "дело врачей" затеял Абакумов как продолжение
кампании против космополитов. Однако в 1990 году, попав в военную
прокуратуру, куда меня вызвали как свидетеля в связи с новым расследованием
дела Абакумова в послевоенные годы, я узнал нечто иное. Оказалось, что
инициатором "дела врачей" он не был, напротив, Абакумов, арестованный в 1951
году, обвинялся в том, что скрывал данные о заговоре, целью которого было
убийство Сталина. Делал он это якобы для того, чтобы захватить власть. При
этом Абакумов, по словам его обвинителей, опирался на врачей-евреев и
евреев-сотрудников в аппарате министра безопасности, в частности на
Эйтингона.
Маленков и Берия, несомненно, стремились устранить Абакумова, и оба были
готовы для достижения своей цели использовать любые средства. Суханов,
помощник Маленкова, весной 1951 года принял в приемной ЦК следователя
следственной части по особо важным делам МГБ подполковника Рюмина,
известного своим антисемитизмом. Результат этой встречи стал роковым для
судьбы советской еврейской интеллигенции. В то время Рюмин опасался
увольнения из органов госбезопасности из-за выговора, полученного за то, что
забыл папку с материалами следствия в служебном автобусе. Кроме того, он
скрыл от партии и управления кадров госбезопасности, что отец его был
кулаком, что его родные брат и сестра обвинялись в воровстве, а тесть служил
в армии Колчака.
Надо отдать должное Абакумову: он прекрасно понимал, что
предпринимавшиеся ранее Рюминым попытки представить арестованных врачей
террористами были всего лишь прелюдией к "делу врачей". В течение нескольких
месяцев 1950 года ему как-то удавалось держать Рюмина в узде. Чтобы спасти
карьеру и дать выход своим антисемитским настроениям, Рюмин охотно пошел
навстречу требованию Суханова написать Сталину письмо с разоблачением
Абакумова.
Через тридцать лет после описываемых событий моя родственница, работавшая
машинисткой в секретариате Маленкова (ее непосредственным начальником был
Суханов), рассказала мне, что Рюмин был настолько необразован и безграмотен,
что одиннадцать раз переписывал свое письмо с обвинениями в адрес Абакумова.
Суханов держал его в приемной около шести часов, а сам вел переговоры с
Маленковым по поводу содержания письма Сталину. Лишь Суханов знает, почему
выбрали Рюмина, чтобы обвинить Абакумова в заговоре. Однако он ничего не
сказал об этой стороне дела, когда выступал по российскому телевидению в
июле 1992 года в передаче об истории "заговора врачей".
В своем письме, обвинявшем Абакумова (с подачи Маленкова), Рюмин заявлял,
что тот приказал следственной части не давать хода материалам по
сионистскому заговору, направленному против руководителей советского
государства.
К этому времени уже арестовали за антисоветскую сионистскую пропаганду
целый ряд хорошо известных врачей-евреев. Самый, пожалуй, знаменитый из них,
специалист с мировым именем Этингер трагически погиб во время допроса. Это
случилось еще до ареста Абакумова. Рюмин обвинил Абакумова в том, что именно
он несет ответственность за смерть Этингера, так как специально поместил его
в холодную камеру в Лефортовской тюрьме с целью убрать одного из участников
"заговора врачей" и тем самым помешать ему выдать других
заговорщиковсионистов. Для придания этим обвинениям большей убедительности
на свет было извлечено из архива письмо Тимашук.
Абакумов, более опытный в подобных интригах, чем Рюмин, опасался
чрезмерно раздувать "сионистский заговор", прибегая к слишком явным
фальсификациям. Он предвидел, что Сталин может потребовать реальных улик в
этой весьма рискованной провокационной игре. Кроме того, Абакумов прекрасно
знал, что в делах, где инициатива принадлежала высшему руководству, не
