- Следует также напомнить о деле "врачей-вредителей". Собственно,
никакого "дела" не было, кроме заявления врача Тимашук, которая, может быть,
под влиянием кого-нибудь или по указанию, ведь она была негласным
сотрудником органов госбезопасности, написала Сталину письмо, в котором
заявляла, что врачи якобы применяют неправильные методы лечения...
Складывалось впечатление, что письмо Тимашук появилось на свет в
пятьдесят третьем году, после чего и были арестованы "врачи-вредители".
Наверное, многие убеждены в этом и поныне, хотя рассекреченные архивы
свидетельствуют о том, что кремлевская докторша обратилась со своим письмом
в сорок восьмом году, а если быть точным, 29 августа. То есть за пять лет до
возникновения дела о "медицинских убийствах".
Попробуем сконструировать сцену на Валдае в той интерпретации, которая
содержалась в не известном широкому кругу читателей "доносе" доктора
Тимашук.
РАСХОЖДЕНИЕ В ДИАГНОЗЕ
Двадцать восьмого августа 1948 года заведующую кабинетом
электрокардиографии Кремлевской больницы Лидию Феодосьевну Тимашук пригласил
к себе в кабинет начальник Лечебно-санитарного управления Кремля Петр
Иванович Егоров.
Сорокадевятилетний профессор медицины имел звание генерал-майора, но
военную форму надевал крайне редко - разве что по случаю годовщины Дня
Победы. В Лечсанупр Кремля он пришел в 1947 году и возглавлял его в течение
пяти лет, до ареста по "делу врачей". После прекращения этого дела в связи
со смертью Сталина вышел из тюрьмы, но на прежнюю должность уже не вернулся.
Был заведующим кафедрой и проректором Центрального института
усовершенствования врачей, в последние годы жизни (1964-1967) возглавлял
сектор Института медико-биологических проблем.
Когда Тимашук вошла в кабинет Егорова, там находились академик Виноградов
и профессор Василенко. Обоих она хорошо знала по совместной работе.
Владимиру Никитовичу Виноградову в ту пору уже исполнилось шестьдесят
лет. Он был старожилом "Кремлевки" - с 1934 года заведовал терапевтическим
отделением. После снятия обвинения по "делу врачей", в отличие от Егорова,
вновь вернулся на улицу Грановского, на прежнее место работы. Скончался в
1964 году, будучи в преклонном возрасте: ему исполнилось 82 года.
Владимир Харитонович Василенко, пятидесятилетний профессор-консультант
Лечсанупра, тоже был хорошо известен своим высокопоставленным пациентам. Он
дожил до глубокой старости, перешагнув девяностолетний рубеж. Умер в 1987
году.
- А вот и Лидия Феодосьевна, - сказал Егоров, увидев Тимашук. - Садитесь,
пожалуйста.
Петр Иванович отличался исключительной вежливостью и галантными манерами.
- Нам предстоит вылет на Валдай, - сказал он, взглянув на часы. - Товарищ
Сталин обеспокоен состоянием здоровья Андрея Александровича Жданова,
который, как вы знаете, отдыхает там на своей даче. Нам выделен специальный
самолет. Лидия Феодосьевна, вы готовы лететь прямо сейчас?
Конечно, женщине требуется какое-то время на сборы, но что за вопрос,
если это указание самого товарища Сталина?
Через два часа они уже были в воздухе.
Около двенадцати дня Тимашук сделала Жданову электрокардиограмму.
- Ну и что вы скажете, коллега? - спросил доктор Майоров, старейший
работник Лечсанупра, пришедший туда еще в 1929 году. - Какой результат?
- Думаю, что это инфаркт миокарда. В области левого желудочка и
межжелудочковой перегородки.
- Не может быть! - вскричал опытнейший Майоров. - Давайте сюда
кардиограмму.
Прилетевшие из Москвы медицинские светила склонились надданными,
полученными Тимашук. После обмена врачебными терминами Майоров решительно
произнес:
- Лидия Феодосьевна, ваш диагноз - ошибочный. Никакого инфаркта у
больного нет.
- А что это, по-вашему?
- Функциональное расстройство на почве склероза и гипертонической
болезни.
- Да, Лидия Феодосьевна, придется вам переписать свое заключение, -
поддержал Майорова начальник Лечсанупра профессор Егоров. - Инфаркта здесь
действительно нет.
- Но ведь показания ЭКГ не совпадают с диагнозом "функциональное
расстройство", - пыталась она возражать.
- Ну, если вы не согласны, - примирительно сказал Егоров, - тогда
напишите не в такой категоричной форме, а более осторожно. Доктор Карпай,
между прочим, так и поступала на предыдущих ЭКГ.
Врач С. Е. Карпай, признанный специалист по функциональной диагностике,
была одним из авторов "Атласа электрокардиографии", по которому учились
студентымедики. Ее авторитет был высок. Выходит, и она соблюдала
"осторожность"? Впрочем, речь шла не о рядовом пациенте...
Каждый врач при осмотре больного находит "свою" болезнь и доказывает ее
приоритетность. Не был исключением и случай со Ждановым. Трудно объяснить,
чем вызвано расхождение в диагнозе - ведомственными или начальственными
амбициями. Но уступать коллегам не хотел никто.
После долгих споров и пререканий Егоров настоял, чтобы Тимашук все же
переписала диагноз, исключив из него упоминание об инфаркте миокарда.
Кардиолог указание своего начальника выполнила. В конце дня высокая
медицинская комиссия благополучно отбыла в Москву.
А назавтра утром Егоров снова пригласил Тимашук и сказал, что на
аэродроме ждет специальный самолет и надо немедленно лететь на Валдай - со
Ждановым совсем худо.
ПОВТОРНЫЙ ВЫЛЕТ
В самолет поднялись той же группой, что и вчера. Тема разговора была одна
- причины резко ухудшившегося здоровья высокопоставленного пациента.
Когда прибыли на место, узнали некоторые подробности.
Рано утром больной встал с постели и направился в туалетную комнату. Там
его и обнаружили в беспомощном состоянии.
- Тяжелый сердечный приступ, - доложил начальнику Лечсанупра и
прилетевшим с ним консультантам лечащий врач Майоров. - Острый отек легких,
резкое расширение сердечной мышцы...
"Ну, а я что говорила? - прочли медицинские светила в глазах Тимашук. -
Теперь-то вы понимаете, кто был прав?"
На торжествующего кардиолога старались не смотреть.
- Петр Иванович, Владимир Никитович, - обратилась к своим начальникам
Тимашук. - Может, новую электрокардиограмму сделать?
Тимашук показалось, что Егоров и Виноградов переглянулись.
- Как можно, Лидия Феодосьевна, - укоризненно произнес Егоров. - Разве вы
не видите, в каком состоянии больной? Сделаете ЭКГ завтра.
- Почему завтра? - возразила Тимашук. - Зачем тогда меня сюда привезли?
- Лидия Феодосьевна, - мягко сказал Виноградов, - есть дела поважнее
вашей ЭКГ. Вы уж извините...
Тимашук обидчиво прикусила нижнюю губу. Снисходительный профессорский тон
покоробил. В груди всколыхнулось уязвленное ведомственное самолюбие.
- Так что, сегодня здесь я не нужна?
- Если хотите, поработайте еще раз со вчерашней ЭКГ, - рассеянно ответил
Егоров.
Он был очень озабочен ухудшившимся состоянием больного и напряженно
размышлял, что можно еще предпринять для его спасения. Совет поработать с
данными вчерашней электрокардиограммы был скорее всего формальный, чтобы
хоть чем-то занять энергичную, искренне уверовавшую в исключительность своей
профессии женщину.
Дорого обошелся Егорову этот рассеянный ответ!
Уязвленная Тимашук восприняла его как предложение подтвердить диагноз
консилиума - "функциональное расстройство на почве склероза и
гипертонической болезни" и не указывать свой - "инфаркт миокарда", на
котором она настаивала вчера и из-за которого у них возник спор.
Повторный сердечный приступ у Жданова вроде бы свидетельствовал в пользу
ее диагноза. И тогда Тимашук решила доказать этим хваленым профессорам, чего
они стоят в действительности!
ПОДОПЛЕКА ПОСТУПКА
До сих пор не ясно, какими мотивами руководствовалась скромный врач
"Кремлевки", сочиняя свое знаменитое письмо на имя Власика. В нем
содержались нешуточные обвинения и, в частности, то, что, прилетев повторно
на Валдай двадцать девятого августа, по распоряжению академика Виноградова и
профессора Егорова электрокардиограмма в день сердечного приступа не была
сделана, а назначена на тридцатое августа. "А мне вторично в категорической
форме, - жаловалась Тимашук, - предложено переделать заключение, не указывая
на инфаркт миокарда, о чем я поставила в известность т. Белова А. М."
Майор Белов, как мы уже знаем, был "прикрепленным" к Жданову - то есть
отвечал за его личную охрану.
Наверное, это обстоятельство сыграло определяющую роль в хрущевской
версии подоплеки поступка Тимашук. По его словам, Лидия Феодосьевна была
негласным сотрудником органов госбезопасности. Если это так, то ее письмо -
одно из обыкновенных агентурных донесений, которые секретные сотрудники
составляли по любому, даже малозначительному поводу.
Увы, до сих пор Лубянка не подтвердила и не опровергла слухи о
причастности Тимашук к своей деятельности. Впрочем, такая практика принята в
спецслужбах всех стран - иначе кто будет предлагать им свои услуги? Списки
агентурного аппарата обычно хранятся за семью печатями.
В архиве ЦК КПСС сохранились письма Тимашук, с которыми она обращалась ко
многим видным деятелям партии и государства в период с 1956 по 1966 год.
Среди высокопоставленных адресатов - секретарь Президиума Верховного Совета
СССР Пегов, кстати, ее многолетний пациент; первый секретарь ЦК КПСС Хрущев;
министр здравоохранения СССР Ковригина; президиум XXIII съезда КПСС.
Касаясь истории письма относительно неправильного диагноза и лечения
Жданова, Тимашук постоянно подчеркивала, что ее заявление было продиктовано
лишь исключительно врачебной совестью. Никаких иных причин не было.
Кроме двух названных выше версий, есть и другие. Допускают, что Тимашук
могла написать свое заявление из чувства самосохранения. В пользу этого
предположения говорит и то обстоятельство, что она приложила к своему
заявлению и электрокардиограмму Жданова.
Имеет право на существование и гипотеза уязвленного профессионализма, что
в медицинской среде встречается не так уж редко. Отстоять свою правоту любой
ценой! - этому принципу следовали многие самолюбивые специалисты из разных
областей знаний, вовлекая в свои профессиональные споры Лубянку, Кремль и
Старую площадь, которые, получив очередной сигнал о "вредительской"
деятельности коллеги автора письма, вынуждены были втягиваться в
ведомственные распри. Нередко из-за пустяка возникали громкие политические
дела.
Не из этого ли ряда и история с письмом Тимашук?
ВЫ НЕ НАШ ЧЕЛОВЕК!
Тридцатого августа Жданов умер.
Если бы не эта внезапная кончина, письмо Тимашук, наверное, легло бы в
одну из толстых папок с другими многочисленными агентурными донесениями и
вряд ли когда-нибудь было бы востребовано. Но Жданов скончался, и сигнал
рядового кремлевского врача о неправильном лечении больного приобретал
другое звучание.
В прессе писали, будто с письмом Тимашук был ознакомлен Сталин. Наверное,
это не так. Во всяком случае, на оригинале письма не осталось каких-либо
следов, свидетельствующих о том, что Сталину было доложено это заявление.
Зато есть данные об опрометчивом поступке Власика, который
конфиденциально ознакомил с письмом Тимашук ее начальника - профессора
Егорова. Руководителя охраны Сталина и главного кремлевского врача связывала
глубокая и давняя личная дружба.
Получив от телохранителя Жданова майора Белова заявление Тимашук, генерал
Власик сначала не придал ему особого значения. О письме он вспомнил, когда
пришло сообщение о внезапной смерти Жданова. В свете этого неприятного
