выставить Маркова умнее и предусмотрительнее, чем он был. Командарм
действительно, находясь в заключении, считал себя по-прежнему полководцем,
ждал грядущей войны и, как мог, прогнозировал ее ход и свои действия, если
вдруг ему довелось в ней участвовать. Так что его, Берестина, знания
только наложились удачно на мысли Маркова.
Невыносимо горько было думать, что совсем другая вышла бы война, если
бы Красной Армией на самом деле руководили Марков, Тухачевский, Егоров,
Уборевич, Блюхер, Кутяков, Каширин и еще почти тысяча таких, как они,
заслуженно носивших свои ромбы и маршальские звезды, а не полуграмотные
выдвиженцы, не то что не написавшие, а и не прочитавшие ни одного
серьезного теоретического труда, вроде Ворошилова с Буденным. Мало,
чрезвычайно мало уцелело талантливых военачальников: Жуков, Василевский,
еще два-три... И все? Остальные платили за науку миллионами солдатских
жизней! Остановили врага горами тел, реками крови! И до самого конца войны
несли потери в два, три, пять раз больше, чем немцы. А могло бы быть...
- Давай, Павел Васильевич, пока эти разговоры отставим. - Берестин
усилием воли отогнал от себя сто раз передуманные мысли. - А пойдем-ка в
ресторан. Горячего съедим да кофейку выпьем.
Они заказали цыпленка с грибами (подавались, оказывается, и такие
блюда), бутылочку сухого шампанского и мало кем спрашиваемого, но
имевшегося в меню кофе. Глядя на мелькающий за окном томительный закатный
пейзаж - сиреневые сумерки, багровая полоса над лесом, к которой с
грохотом и выкриками гудка несся скорый поезд, одинокие будки обходчиков и
скудные деревеньки с почерневшими соломенными крышами, взблескивающие
озерца и речки, - они негромко беседовали, теперь уже не о войне и
тюрьмах, а о вещах простых и приятных, и намеревались просидеть так по
меньшей мере до полуночи.
Однако судьба или политическая практика тех дней срежиссировали
иначе. В проходе вдруг появился вальяжный, несмотря на колесный образ
жизни, директор ресторана и хорошо поставленным голосом уважающего себя
лакея попросил товарищей пассажиров рассчитаться и освободить помещение,
так как сейчас состоится спецобслуживание. Почти тут же подошел официант.
Рычагов полез было в карман, но Берестин его остановил.
- Вы, уважаемый, нам не мешаете, - сказал он официанту. - Мы еще не
поужинали. Принесите лучше еще по сто коньячку к кофе.
- Не могу, - сочувственно сказал официант. Клиенты ему правились,
хотя он, конечно, не мог знать, кто они такие: Берестин пришел в ресторан
в гимнастерке без знаков различия, как тогда ходила тьма ответственных и
полуответственных работников, а Рычагов поверх белой рубашки с галстуком
надел легкую кожаную куртку, еще испанскую, и тоже выглядел то ли
гэвээфовцем, то ли вообще не поймешь кем. - Прошу рассчитаться.
- Пригласите директора.
Директор явился. С лицом хотя и почтительным, но также и хамоватым,
по причине той воли и власти, что сейчас стояла за ним.
- Товарищи, попрошу. Не обостряйте. Если не догуляли, возьмите с
собой. И приходите завтра. Рады будем обслужить. А сейчас попрошу.
- Не свадьбу же вы тут собираетесь играть? У вас тридцать восемь
мест, а нас двое. Как-нибудь поместимся. - Берестин старался говорить
вежливо и даже изобразил некое заискивание. Но директор закаменел.
- Попрошу, иначе могут быть серь-ез-ные неприятности.
- Ну-ну! - Берестину стало интересно, и он увидел, что и Рычагов
заиграл желваками. Не понравилось ему, только что вдохнувшему свободы,
вновь почувствовать некий аромат произвела. - В таком случае, уважаемый,
оставьте нас. Мы свои права знаем...
Слова о правах прозвучали дико для директора. Он резко повернулся и
исчез.
- Что тут они затевают? - спросил Рычагов.
- Вот сейчас и посмотрим.
Действительно, буквально через минуту по вагону словно пронесся
леденящий ветер. Скрипя заказными сапогами, отсвечивая руном шпал, глядя
сверляще, возле столика возник старший лейтенант госбезопасности.
- Хотите больших неприятностей? - резким, жестяным голосом спросил
он, явно привыкший, что сам факт его появления вселяет, как минимум,
трепет.
- Нет, - честно ответил Берестин.
- А будут.
- Отчете же?
- Вам приказано!
- Нам ничего не приказано. И не может быть приказано, потому что
здесь ресторан, а не Лубянка. Это к слову. Нас попросили. Мы не снизошли.
Что дальше?
Чекист, похоже, обалдел от невиданной наглости. И, возможно, даже в
чем-то усомнился. Но поскольку к тонким душевным движениям не привык, то
быстро взял себя в руки.
- Предъявите документы!
- Знаете, лейтенант, не мешайте нам. Идите, займитесь делом. -
Берестин отвернулся от него и взял за ножку бокал.
Очевидно, чекист попал в ситуацию, выходящую за пределы его
компетенции. И убыл - за консультацией или подкреплением.
- Может, не стоит, товарищ командарм? - осторожно спросил Рычагов.
- Ничего, сиди и не вмешивайся.
События развивались. Вновь появился давешний старлейт - в
сопровождении капитана того же ведомства и еще какого-то штатского.
- Вот, - торжественно сообщил старлейт, указывая на Берестина.
Капитан был моложе, но строже. И либеральничать не намеревался.
- Встать! Вы задержаны!
- 01 Это интересно. Ваши полномочия?
Капитан положил руку на кобуру.
- Остальное - у меня в купе. Прошу!
Под конвоем Берестин с Рычаговым вышли в коридор, через гремящую
площадку перешли в соседний вагон, и капитан довольно грубо втолкнул
Алексея в полуоткрытую дверь.
- А теперь - документы!
Алексей спокойно протянул удостоверение. И с удовольствием смотрел,
как капитан его раскрывает. Челюсть у него не отвисла, но глаза
округлились.
- Товарищ командарм...
- Всем выйти! - резко сказал Берестин. Никто ничего не понял, но и
тон его, и вид капитана словно вымел остальных из купе.
- Товарищ командующий... Я не знал, меня не предупредили...
- Фамилия, должность?
- Капитан Лавров, старший уполномоченный при протокольном отделе
НКИД.
- Ну и что? Что за цирк вы устроили?
- В поезде едет немецкая военная делегация. По программе у них ужин.
- Сколько их?
- Четыре человека.
- И ради этого вы позволили себе?!..
- Товарищ командующий, я не знал... Мне приказано обеспечить условия
и не допустить...
- Для этого надо выгнать из ресторана больше двадцати советских
людей? В том числе двух генералов, четырех полковников? Да и остальные,
наверное, не менее уважаемые товарищи!
- Я не знал... - тупо повторил капитан.
- Вы - кретин. Это даже не оскорбление, а диагноз. И должность
участкового в Верхоянске - самое лучшее, на что вам следует рассчитывать.
Причем с вашей точки зрения, я непростительно гуманен. Учтите это. Если у
меня будет время, я о вас не забуду. Можете кормить своих немцев на общих
основаниях. Или в купе им подавайте. Сам, раз такой заботливый! О нашем
разговоре доложите по команде. И если вы еще не в курсе, знайте, что с
завтрашнего дня ваше ведомство распускается. Кончилась лафа с бериевскими
цацками, - Берестин показал на полковничьи знаки различия капитана и
нашивки на рукавах. - У меня все.
Он вышел в коридор, оставив окаменевшего капитана в купе. Рычагова до
сих пор блокировали два сотрудника, хотя руками и не трогали.
- Пошли, товарищ генерал, - благодушно сказа Берестин. - А то у нас
кофе остынет. Если уже остыл - потребуем свежего за их счет...
В ресторане было пусто. Только минут через двадцать пришедшие в себя
нкидовцы и их кураторы привели наконец своих немцев, скромно усадили их в
дальний угол вагона, не забывая время от времени пугливо озираться.
5
Белостокский выступ, образовавшийся в результате Освободительного
похода 1939 года, представлял чрезвычайно удобную позицию, если бы с
началом войны Красная Армия решила провести восточно-прусскую
наступательную операцию по образцу августовского наступления 1914 года.
Ударом на северо-запад отрезалась вся группа армий "Север" и при удачном
развитии событий выход к Балтике и захват Данцига сломали бы все
стратегические планы гитлеровского командования.
Но на такой вариант Берестин в силу известных обстоятельств
рассчитывать никак не мог.
В прошлый раз этот треклятый выступ стал, пожалуй, главной причиной
разгрома Западного фронта. Почти двадцать стрелковых и механизированных
дивизий оказались отрезаны танковыми клиньями немцев, под Волковыском и
Новогрудском схвачены тугой петлей окружения и через две недели
героических и безнадежных боев - вслепую, без знания обстановки, без связи
с высшим командованием, а на пятый день войны уже и без боеприпасов,
горючего и продовольствия - эти двадцать дивизий, почти триста тысяч
вооруженных людей, перестали существовать. В других условиях они могли бы
совершить многое.
...Под крыльями Р-5 долго тянулись сплошные массивы леса, кое-где
прорезанные нитками дорог. Беловежская пуща. Берестин смотрел сейчас на
великолепно-дикий вид внизу не как турист (хотя и посещал эти места
туристом), а как и положено командующему, рекогносцируя незнакомый театр в
предвидении грядущих сражений.
Весь этот огромный район - почти тридцать тысяч квадратных километров
- пересекают всего три мощенные булыжником дороги, и их мощно намертво
блокировать незначительными силами, все остальные оттянув для действий на
флангах фронта, там, где вторая и третья танковые группы немцев нанесут
главные удары. Если бы это в свое время понял Павлов... А он вытянул
дивизии в нитку вдоль границы, и две армии, третья и десятая, сразу же
оказались в глубоком вражеском тылу, и уже им пришлось отступать по трем
узким дорогам в безнадежной попытке выскочить из захлопнувшейся мышеловки.
Пешком, под непрерывными атаками с воздуха...
В небо прямо по курсу воткнулись шпили двух гигантских костелов,
красного и белого, форпостов католичества на границе православного мира, и
самолет покатился по траве аэродрома. Здесь Маркова по протоколу встречали
командарм-10 генерал-майор Голубев с чинами штаба.
Город с тех пор, как его видел Берестин в семьдесят девятом,
изменился мало. Не было, конечно, новых зданий, зато он увидел много
старинных, не сохранившихся после войны и придававших городу особую
прелесть. Белый костел, построенный совсем недавно, в тридцать восьмом,
сверкал свежей штукатуркой. А центральная улица, Липовая, была совсем
такая же, и на месте стоял отель "Кристалл". Алексей подумал, что его
поселят в нем, лучшего в городе не было, но кортеж проскочил дальше,
свернул за угол и через глубокие арки с филигранными чугунными воротами
въехал во двор "Восточного Версаля" - дворца графов Браницких. Здесь
помещался штаб десятой армии.
Многое во дворце осталось так, как было при поспешно сбежавших
хозяевах, по крайней мере, в тех помещениях, которые Берестин успел
увидеть. Ему отвели две богато обставленные комнаты на втором этаже, с
окнами в парк и огромным балконом.
Приказав собрать на двадцать часов старших командиров и
политработников армии, Алексей остался один. Вышел на балкон. Да, к концу
века от всего дворцового великолепия действительно оставалась жалкая тень.
Нрав был экскурсовод. Парк, запущенный, конечно, за два года, выглядел
прелестно со своими прудами, искусственными водопадами и гротами, с
аллеями, посыпанными желтым песком и толченым кирпичом, шпалерами деревьев
