- А ведь то, что ты придумал, - сказал Берестин, - нашим пришельцам
здорово не понравится. Они нас зачем послали? Выиграть войну и установить
мировое господство. А ты затеял десталинизацию, демократизацию общества.
Не сковырнут ли они нас с тобой?
- До конца войны - не должны бы. И я еще думаю: неужели Воронцов без
дела сидит?
- Побачим. Пока главное - первый удар выдержать. Я знаешь до чего
додумался? Нам ведь вообще всеобщая мобилизация может не потребоваться.
Сам считай - пленными тот раз в первые месяцы потеряли почти четыре
миллиона. Территорию сдали, на которой еще миллионов семьдесят жило, по
военным расчетам - семь миллионов призывного контингента Одномоментно. И
каждый год еще по столько же... Значит, не допустив немцев до Москвы и
Сталинграда, мы уже компенсируем как минимум десять миллионов призывников.
Отсюда следует, что при нормальном развитии событий можно в два-три раза
снизить мобилизационное напряжение. Нравится?
- Выходит, можно будет отказаться и от курсов офицерских
трехмесячных, пацанов на убей не гнать, дурость свою покрывая. Оставим
нормальные училища с полной программой, а потери во взводных командирах
лучше покрывать на месте из кадровых сержантов и старшин. Первый год
наступать нам не придется, в обороне справятся, зато от роты и выше будем
иметь полноценный комсостав.
- И обязательно восстановить старое правило, чтоб раненые
возвращались только в свои части...
- И отпуска чтоб были. Две недели через полгода. Немцы до самого
конца домой ездили, а у нас, как в орде, забрали - и все, домой после
победы...
- Все сделаем, но сейчас поближе заботы есть, - прервал поток идей
Новиков. - Я приказы подготовил. Жуков принимает Киевский округ. Пока он
там нужнее, чем в штабе. Петров - Прибалтийский. С Павловым - как хочешь
решай. В ЦК Белоруссии я звонил, подтвердил тебе полный карт-бланш по всем
вопросам. Уже начата переброска четырех армий из Сибири и ТуркВО к тебе и
трех - к Жукову. Сразу по приезде начинай скрытую мобилизацию и программу
дезинформации. Остальное будем согласовывать по телефону Жаль мне с тобой
расставаться, одиноко здесь... - Новиков помолчал, глядя через окно на
плывущие над Кремлем пухлые, белые пронизанные солнцем кучевые облака. -
Сейчас едем на дачу. Приглашены Жуков, Шапошников, Петров, если успеет
прилететь, Тимошенко, Кузнецов, Василевский, еще люди... Надо Карбышева
тоже взять. Последняя тайная вечеря.
На Ивановской площади уже стояли длинные черные машины.
...Вагон плавно раскачивало на закруглениях, потом он выходил на
очередную прямую, и только частый, ритмичный стук колес, иногда
срывающийся на торопливую дробь, напоминал, что Берестин с Рычаговым все
же в поезде, а не в каюте старого парохода,
Вагон им достался роскошный - много начищенной бронзы, полированного
дерева, хрусталя и бархата, купе раза в полтора больше, чем в послевоенных
СВ немецкой постройки, постельное белье и салфетки накрахмалены до
жестяной твердости.
Поезд шел сплошными лесами, возникали и мгновенно исчезали позади то
подсвеченные закатным солнцем меднокожие кондовые сосны - совсем как на
Валгалле, то глухие заросли темной, почти черной лиственной зелени, а то
вдруг поезд вылетал на большую прогалину и в глаза ударял вечерний свет,
купе наполнялось золотистой искристой дымкой, чуть сплющенный багровый
сгусток солнца повисал между зубчатой грядой горизонта и низкими
лимонно-серыми облаками. Тогда казалось, что даже через толстые зеркальные
стекла доносится в купе запах нагретой солнцем сосновой коры, свежей
весенней зелени, пропитанных шпал и паровозного дыма. Мгновенное видение
исчезало, в вагоне становилось почти темно, мимо окон вновь неслась
сплошная мелькающая полоса.
- Что ли, свет включить? - с сомнением спросил Берестин.
- Не стоит, так лучше, - отозвался Рычагов. - Приятно, лес за окнами,
солнце вот... А я два месяца вообще дневного света не видел.
- Что, даже на допросы не водили? - тоном знатока спросил Андрей.
- Днем не водили. Все по ночам. А окно в камере синей краской
замазано. И после шести утра спать нельзя, а приводили с допросов в
полшестого. Только зарядка и выручала. Я, когда в Китае был, научился.
Почти без внешних движений, а все мышцы разминает, как хороший татарин в
Сандунах.
- Слушай, давай не будем про это: и я в тюрьме три месяца, да в
Особлаге три года. Так и будем друг друга развлекать?
- Вы правы, не будем. Давайте о приятном... - Рычагов едва заметно
улыбнулся, будто действительно представил что-то приятное. Впрочем, после
встречи с женой он сильно изменился и опять стал похож на того Нашу,
которым был в свои недавние лейтенантские и полковничьи годы.
На вагонном столике громоздилась исконная русская дорожная пища:
жареная курица (Лена постаралась, Берестин как увидел эту курицу, так
прямо изумился), баночка паюсной икры, твердокопченая колбаса и купленные
на придорожных базарчиках отварная картошка, соленые огурцы, розовое сало.
И то, что к такой закуске полагается, тоже имелось. Напивали они
понемногу, отпивали по глотку, чтобы растянуть удовольствие и возможность
неформального общения. Но больше половины бутылки "Московской" уже
одолели.
- Я, товарищ командующий, вот о чем думаю... Я с ним последний год
очень часто встречался, видел, что он старается сделать все возможное,
чтобы подготовиться к войне. Но в то же время войну он себе представлял
совершенно не так. Будто она должна вестись не с настоящим противником, а
с таким... Воображаемым. Который будет делать только то и тогда, что нам.
нужно. Ни Халхин-Гол, ни финская на него никак не повлияли. Отчего он и на
Жукова так взъярился, когда тот Павлова раздолбал... Хотя сразу после игры
Павлова немедленно снимать надо было! Ему не фронтом, ему полком
только-только командовать, на расстоянии прямой видимости... Я погорел как
раз за то, что пытался принимать немцев всерьез. Не зря Берия говорил, что
Сталина больше всего возмутили мои слова насчет того, что "мессершмитты"
лучше "ишаков"... А сейчас товарища Сталина будто подменили. Неужели
понял?... - И опять Рычагов непроизвольно оглянулся, не стоит ли за спиной
кто.
Берестин коротко хмыкнул. Рычагов поднял на неге глаза, но ничего не
спросил. Продолжал свое.
- И мне приказано сейчас делать то, что я безуспешно пытался делать
тогда, когда это было гораздо более возможно...
- Я советую тебе, Павел Васильевич, в такие дебри не лезть. Считай,
что не зря доказывал свое, кое-что и запомнилось. Товарищ Сталин слишком
долго слушал Берию и Ворошилова с Буденным, а они умели говорить то, что
ему хотелось слышать. Кавалеристы! - Это прозвучало, как грубое
ругательство. - Теперь, похоже, он решил жить своим умом. Ну и слава богу.
Но мы с тобой исполнители, вот и давай порассуждаем, что еще можно успеть,
исходя из реальности. Что ты предлагаешь сделать в первую очередь?
Рычагов долго молчал, жевал мундштук папиросы. Видно было, что ему не
хотелось отвечать. Но все же он решился.
- Я, Сергей Петрович, вот что скажу. Завоевать превосходство в
воздухе мы сейчас не в силах. Немцы сильнее нас качественно. Но я с ними
воевал в Испании. Грамотные летчики. Техника пилотирования хорошая и даже
отличная у многих. Но умирать они не любят.
- Я, кстати, тоже не люблю, - вставил Берестин.
- Тут другой момент. Немец вообще, если есть явный шанс гробануться,
в бой предпочитает не ввязываться. Если зажмешь - да, дерется, но как
только сможет - из боя выскочит. Поэтому мы втроем с Серовым и Полыниным
нападали на десять - пятнадцать немцев из "Кондора" и били их, как собак.
Они чувствуют, что я на таран пойду, но не отступлю, и начинают не столько
драться, как друг за друга прятаться, а если ведущего завалишь, остальные
сразу врассыпную. Этим мы и держались три года.
- Так какой из твоих слов вывод?
- Самое главное - чтобы они нас врасплох не застали.
- События будут развиваться примерно так. Одним не слишком приятным
летним утром, на самом рассвете, немцы поднимут всю свою авиацию и ударят.
До тем самым бериевским аэродромам, где полки стоят крыло к крылу - без
маскировки, без зенитного прикрытия, а то и без патронов. Летчики - кто
спит, а кто с барышнями догуливает. И через час от всей твоей авиации
останется... Ну, сам придумай, что. Какой-нибудь генерал Захаров или
полковник Копец на верном "ишаке" собьет штук пять "юнкерсов" или
"мессеров", его потом тоже приложат, и останется генерал Рычагов при
полсотне самолетов против всего люфтваффе. И что ему делать? Стреляться от
невыносимого отчаяния или гнать ТБ-3 днем без прикрытия, чтобы хоть как-то
помочь избиваемой пежоте? Похоже я излагаю?
- Товарищ командующий! - почти со стоном выкрикнул Рычагов. - Почти
то же самое я доказывал до последней минуты, даже там, на Лубянке... Или
здесь самая настоящая измена, или настолько беспросветная глупость, что
представить невозможно! А мне говорят: "Ты паникер и провокатор". Я боюсь
об этом говорить, но мне все время кажется, что враги не мы с вами и
подобные нам, а совсем другие люди. Которые притворяются коммунистами, но
думают только об одном - о своих чинах, о благах, о том, чтобы, упаси бог,
не ошибиться, угадывая мнение...
- И у них не хватает ума даже на то, чтобы понять: успокоительные
цифры, громкие слова и красивые сводки не спасут даже их самих, когда
придет время, не говоря о миллионах других, - продолжил Берестин. - Ты так
хотел сказать?
- Да, товарищ командарм.
- Как видишь, кое-что меняется. С этими "товарищами" мы очень скоро
разберемся, придет час, а пока надо исправлять то, что можно исправить.
Права у нас с тобой неограниченные и надо их на всю катушку использовать.
Чтобы наша с тобой картинка будущего только гипотезой осталась, ты,
генерал Рычагов, с завтрашнего дня облетишь и объедешь весь округ, лично
подберешь два десятка подходящих для полевых аэродромов площадок, в полной
тайне завезешь туда все необходимое, а в час икс перекинешь на эти
аэродромы всю свою авиацию. Еще ты разведаешь на немецкой стороне все их
аэродромы, составишь схемы и графики прикрытия войск округа и воздействия
по тылам противника, создашь службу наблюдения и оповещения, чтоб через
минуту после пересечения их самолетами границы все твои истребители были в
воздухе и перехватили цель, а через двадцать минут бомбардировщики уже
бомбили немецкие аэродромы И чтоб в каждой дивизии были твои представители
для наведения авиации с земли, чтоб непрерывно велась воздушная разведка в
интересах армий и корпусов. Вот тогда у нас, может, что и получится... А
общие соображения по тактике и стратегии предстоящей войны я тебе чуть
позже изложу, когда ты твердо возьмешь округ в свои руки, без оглядки на
Москву, и докажешь, что стоило делать тебя в тридцать лет генералом, и
доложишь мне всю картину в мелких подробностях, вплоть до того, сколько
летчиков на самом деле воевать готовы, а кто только взлетать и садиться
научился, и лучше их в тылу доучить, чем на убой посылать для успокоения
начальства числом самолетовылетов.
- Я все сделаю, товарищ командующий! Но когда вы успели все
спланировать? Вы же три года... - Он осекся.
- Все верно. Только я там, - Берестин показал большим пальцем себе за
спину, - не только лес валил, я еще и думал каждый день и час. И за вас,
летчиков, думал, и за моряков, и за пехоту. Оказалось - не зря.
Говоря эти слова, Берестин не старался, опираясь на свои знания,
