показались выходом. Не кому-то конкретно, а некоему, скажем так, "общему
разуму". Такому же, как у муравейника. Никто из особей вообще не думает, а
в целом выходит нечто осмысленное. У народа тоже, предположим, есть нечто
подобное.
И вот когда революция свершилась, миллионы наиболее цивилизованных и
просто здравомыслящих людей заглянули в пропасть и ужаснулись, когда
десятки миллионов обывателей с тоской и слезами вспоминают роскошную жизнь
при старом режиме и уже не верят, что она вернется - как над гробом
дорогого человека безнадежно и отчаянно мечтают, чтобы он вдруг воскрес -
взять и все вернуть! Теперь-то всей мощью пропаганды и психологической
науки конца века начать вколачивать в мозги новую систему ценностей! Да
подкрепить все стремительным экономическим подъемом! НЭП, начатый на три
года раньше, без тормозящей коммунистической власти и с мощным финансовым
влиянием - тысяч пять тонн золота для начала хватит?
Думаю, в таком варианте ближайшие полсотни лет никакие радикальные
идеи успеха иметь не будут. Но теоретическую сторону еще предстоит
подработать, не зря мы везем с собой из Стамбула, кроме батальона
офицеров, еще и десяток серьезных экономистов из "бывших", в том числе
крупнейшего знатока денежного обращения профессора Трахтенберга.
Однако есть и еще проблема, не дающая мне покоя с самого последнего
"сталинского" дня. Тогда я убедился, что даже власти диктатора,
подкрепленной абсолютно послушным репрессивным аппаратом, не хватает,
чтобы в корне изменить ситуацию. Я проработал там пять месяцев, и с каждым
днем сопротивление среды возрастало. А что случилось бы, останься я еще на
полгода? Сломал бы это слепое, инстинктивное сопротивление, или оно бы
меня размазало по стенке?
А сейчас? Если взяться с другого конца, стать не диктатором, а этой
самой, якобы неразумной, средой? Активизировать не осмысленный властный
импульс сверху, а противодействие снизу? Неужели не получится? И если нет,
то как быть? Признать, что действительно есть в природе, не бог, конечно,
а абстрактная, ни от чего не зависящая и самодостаточная сила? Логика
истории? Или все-таки тот самый, "некто", что играет со Вселенными, как
Берестин с полками и дивизиями на компьютере? Я снова ощутил себя, на
одно, правда, мгновение, где-то там, на высших уровнях Реальностей. Только
теперь без шока и потери сознания. И пожалел о краткости ощущения. Еще бы
хоть минуту, показалось мне, и проклятые вопросы разрешились бы, все
сразу. Но нет, всего лишь намек, однако намек обнадеживающий. Возможно, в
следующий раз...
Я даже развеселился. Чтобы легкость и душевный подъем не испарились
так же внезапно, как пришли, налил в серебряный бокал немного старого
хереса. Подошел к полкам и снял зеленый с золотом справочник. Архаический
для здешней реальности: "Гражданская война в СССР". А ведь дурак главный
редактор, как его? Доктор исторических наук, профессор Азовцев Н.Н. Какая
же в СССР могла быть гражданская война, коли он возник аккурат после ее
победоносного завершения? Посмотрим, а что же мы имеем на сегодняшний,
пока еще не измененный день?
"25 июля 1920 года Дроздовская и Марковская пехотные дивизии
внезапным ударом отбросили с занимаемых позиций части 3-й и 46-й
стрелковых дивизий Красной Армии и в образовавшийся прорыв устремились
полки конного корпуса генерала Бабиева. В тот же день части русской
белогвардейской армии вышли на подступы к Александровскому (Запорожье).
...На польском фронте войска 1-й Конной Армии и Юго-Западного фронта
продолжали успешное наступление на Люблин. Понеся серьезное поражение, 2-я
польская армия отступала. На всей территории Украины и Белоруссии
восстановлена Советская власть. Она же вновь организовалась в
освобожденных районах Восточной Галиции. Галревком принял декларацию о
создании Галицийской Социалистической Советской республики.
В Азербайджане Красная Армия взяла Нахичевань.
В Армении велись переговоры с "дашнакскими авантюристами".
...В Туркестане под руководством Фрунзе разрабатывалась Бухарская
операция, долженствующая сокрушить "последний оплот международного
империализма и внутренней контрреволюции в крае" (при том, что с иным
оплотом имелся соответствующий договор о дружбе и сотрудничестве).
На Дальнем Востоке продолжались бои на Амурском фронте".
Да, полное впечатление, что за исключением небольших неприятностей в
Северной Таврии дела у большевиков идут прекрасно. Еще немного, еще
чуть-чуть, и Советская Россия покончит с остатками антинародных сил по
всему многотысячекилометровому фронту и понесет на своих штыках свободу
польскому, германскому, французскому, китайскому и всем прочим
пролетариатам! А потом приступит к "окончательному решению" внутренних
проблем, которых тоже масса.
Но, как писал в знаменитом романе Юрий Тынянов - "Еще ничего не было
решено..."
И вот тут, дописав до этого места, я вдруг остановился, пораженный.
Простейшая мысль, но как она до сих пор не пришла в голову ни мне, ни
кому-то из нас? Или пришла, тому же Сашке, но...
Антон нас заверил, убедил, отправляя сюда, что дарит нам
великолепную, чистую историческую линию, где нет ни аггров, ни форзейлей,
где мы сможем "петь и смеяться, как дети". Но как же так?
Если эта линия вне сферы их воздействия, здесь должно быть что
угодно, но не наш двадцатый год с белыми, красными, мировой войной и
оккупированным союзниками Константинополем. А если все это есть, то должны
быть и пришельцы! Сильвия-то с Антоном как раз в этой реальности работали,
с Черчиллем и царем-освободителем общались... Очередной обман и всего лишь
сдвиг по той же лестнице на два марша ниже? Или я чего-то не понял в его
объяснениях?
Без форзейлей и аггров Россия и мир после десятого века должны были
настолько уклониться в сторону...
Однако что из того? Что толку сомневаться? Был бы рядом со мной
Воронцов, скажи я ему о своих терзаниях, что он мог бы мне ответить? Не
иначе как словами все того же неизменного Гумилева (а он ведь, кстати,
тоже еще жив, и с ним можно довольно скоро встретиться) - ну вот,
предположим, такими:
Среди бесчисленных светил
Я вольно выбрал мир наш строгий
И в этом мире полюбил
Одни веселые дороги.
Когда тревога и тоска
Зачем-то в сердце закрадется,
Я посмотрю на облака,
И сердце сразу засмеется.
И если мне порою сон
О милой родине приснится,
Я так безмерно удивлен,
Что сердце начинает биться.
Ведь это было так давно
И где-то там, за небесами...
Куда мне плыть, не все ль равно,
И под какими парусами.
6
Тихим и неожиданно теплым сентябрьским днем, чуть пасмурноватым, но
все равно светлым - от огненно-желтых и багрово-алых деревьев Бульварного
и Садового кольца - над Москвой появился аэроплан. Ничего особенного,
вроде бы, с Ходынского аэродрома самолеты летали часто, и маленькие
"Фарманы", "Ньюпоры", "Сопвичи", и двухмоторные "Бреге" и "Хэвиленды".
Только этот "Илья Муромец" оказался белогвардейским, о чем говорили и
трехцветные розетки на крыльях, и разрисованный добровольческой символикой
фюзеляж.
Ровно гудя моторами, он сделал круг над самым центром города,
сопровождаемый взглядами десятков тысяч глаз - и испуганных, и
ненавидящих, но по большей части обрадованных и восхищенных.
Загомонила, задрав к небу головы, Сухаревка, гигантский толкучий
рынок на пересечении Садового кольца, Сретенки и первой Мещанской, у
подножия одноименной башни, где торговали всем на свете, от скверных
спичек до поддельных бриллиантов из царской короны. Слухи по стихийному
средоточию экономической и культурной жизни столицы и так уже давно ходили
самые разные: что большевиков бьют на всех фронтах и они стремительно
откатываются к Москве, что армии Тухачевского и Буденного не просто
отступают, а наголову разгромлены поляками, хуже, чем Самсонов в
четырнадцатом, что Буденный застрелился, а Тухачевский бежал в Германию,
что Антанта и финны не сегодня-завтра возьмут Петроград, а в Тамбовских
лесах появился какой-то Антонов, видный большевик, поднявший мужиков
против Советов...
Как и полагается, интенсивность и содержание слухов немедленно нашли
свое отражение в финансовой сфере - вторую неделю, как пошел вверх курс
царских денег, особенно пятисотрублевых "Петров" и сторублевых
"катеринок". За "Петра" сегодняшним утром брали четыре миллиона
совзнаками, а теперь, конечно, запросят и больше.
Невольно приосанились бывшие офицеры, ухитрившиеся избегнуть
мобилизаций и перебивающиеся случайными заработками, и так же дружно
приуныли их коллеги, оказавшиеся на советской службе. Они-то лучше других
знали реальную обстановку и догадывались, чем может грозить им лично
дальнейшее развитие событий.
В кругах "бывших" людей ходили по рукам вырванные из школьных атласов
и энциклопедий Брокгауза и Евфрона карты европейской России с "самой
точной" линией фронта. В зависимости от степени информированности и
оптимизма владельца карты она проходила то южнее Курска, а то и прямо под
Тулой.
"Только вчера приехавший оттуда" зять, брат, свояк, в самом
сдержанном варианте - сосед, рассказывали якобы, какую огромную помощь
получил от союзников Врангель, что белые войска, словно и не было стольких
гяжелых поражений, бьются отчаянно и упорно, а у красных, наоборот,
"лопнула становая жила", и даже вольный батька Махно окончательно
перекинулся "на ту сторону"!
Но все сходились во мнении, что на этот раз Врангель взялся за дело
всерьез, о чем свидетельствовало сравнительно медленное, но
планомерно-неудержимое продвижение его войск на север и по Украине, ничуть
не похожее да отчаянный рывок к Москве Деникина в девятнадцатом. И
большевикам, похоже, не удержаться.
Газеты "Правда" и "Известия" писали о положении на фронтах глухо,
избегая упоминать конкретные географические названия, а больше напирая на
примеры массового героизма красноармейцев и неизбежность восстания
европейского пролетариата. Верили им, разумеется, мало. Русский народ
стремительно постигал науку чтения между строк.
Стало известно об экстренном прибытии в Москву Троцкого с двумя
эшелонами охраны из мадьяров и китайцев и с личным штабом, о том, что ЦК
заседает непрерывно и готовится переезд правительства не то в Кострому, не
то в Вологду, поближе к Архангельску и пароходам.
Чрезвычайка свирепствовала, как никогда. Прокатилась очередная облава
на заложников, все больше из семей военспецов, даже из тех, кто считался
вполне надежным и имел награды.
И вот теперь появился аэроплан! Знающие люди тут же принялись
объяснять всем желающим, что фронт, получается, совсем рядом. Верст
двести, не больше.
...Новиков, заросший трехдневной щетиной, в стоптанных и сто лет не
чищенных солдатских сапогах, в суконном бушлате и картузе с треснувшим
козырьком сидел на ступеньках проходного подъезда углового дома, через
который в случае внезапной облавы легко было скрыться в лабиринте дворов
между Первой и Второй Мещанскими.
Рядом примостился Басманов и еще один офицер, поручик Рудников, до
