трехместного разведчика - на пятьдесят.
- А лучше всего не забивай голову парень, - сказал мне Валентин
Петрович, - умеешь писать, ну и пиши себе. Я вот не умею.
С малокомфортным чувством собственной неполноценности, но и облегчения
тоже я принял его совет к сведению и руководству. А трех недель полета в
качестве волновой частицы хватило для того, чтобы понять, что романтика
хороша только в тщательно отмеренных дозах. Мне сало невыносимо скучно.
Лишенный подобной эмоции капитан, измученный моими глупо-настырными
вопросами, под любыми предлогами скрывался от меня в ходовой рубке, куда
таким, как я, вход был строго-настрого запрещен всеми существующими
Уставами, Наставлениями и даже Временными инструкциями.
В конце концов я откровенным образом затосковал, причем депрессию
углубляло отчетливое ощущение, что дальше будет хуже - времени до финиша
оставалось гораздо больше, чем пока прошло со старта. И еще один интересный
феномен я заметил - вечером, почитав на сон грядущий и выпив кофе, я засыпал
более-менее удовлетворенный - слава Богу, еще один день прошел, а утром
просыпался в тоске - господи, опять начинается бесконечный день.
Потом и бессонница появилась. Часами валяясь на жесткой койке, я с
грустью вспоминал свое пребывание в базовом лагере десантников, на 22-й
планете системы Серых Звезд, где меня принимали так, как положено принимать
гостя с земли, всего месяц назад ходившего по московским бульварам и лично
знакомого с Джоном Рокстоном и даже с Мариной Малаховой. Я еще тогда для
себя отметил, что человечество, практически случайно прорвавшись к звездам,
вполне сохранило эмоции и психологические привычки предыдущей эпохи, и
космопроходцы, особенно выпив по паре рюмок, и космопроходцы, особенно выпив
по паре рюмок, ощущали себя совершенно адекватно и конквистадорам XIX века,
и русскими казаками, покоряющими Сибирь XVII, и просто туристами XX века.
Не только доверчивые девушки-ксенобиологи, но и битые парни из Седьмого
отряда неизвестно к чему готовых космодесантников слушали меня, раскрыв рты,
а на прощание подарили панцирь рубиновой устрицы и первую модель лазерного
штурмового карабина, с которыми сюда высаживались "первопроходники",
отчаянные парни, не знавшие, что их ждет в чужих мирах.
Допускаю, что тогдашний мой организм не выдержал бы угнетающего
воздействия "черной меланхолии", которая поначалу поражала процентов
тридцать людей, опрометчиво выходивших не в привычный косом, а в какую-то
вневременную субстанцию, если бы внезапно и резко все не изменилось.
В тишине моей каюты погудел сигнал вызова, и голос Маркина из динамика
спросил:
- Ты сейчас не слишком занят? Тогда зайти в рубку, есть новости.
И я вошел в святая святых, куда меня не пускали, очевидно, из принципа
и где не было ничего особенно интересного. Два глубоких кресла, дугообразный
пульт с десятком джойстиков и тремя изогнутыми экранами. Один - вне- и
запространственного обзора, остальные - обычные выводы
информационно-диагностических систем.
Стоило ли секретить от меня тесное, ничем не замечательное помещение?
Разве что в рассуждении моей потенциальной склонности к космическому
пиратству.
Капитан обернулся и непривычно доверительно сказал:
- Интересно получается. Курс проложен гладко, я даже протекцию Южного
Креста в трех парсеках обхожу, чтобы с наложением полей не морочиться, да и
движки у нас, сам знаешь, при последнем издыхании. А тут на стыке
подпространств прямо по курсу системка совершенно неуместная
просматривается... Полюбуйся.
- Вам виднее... - деликатно ответил я, мельком взглянув на экран, где
струились контуры взаимопроникающих многомерных торов и гиперсфер. Правда,
цветовая гамма была изумительно красивая. - Насколько я понимаю, два
варианта возможны. Или мы от курса сильно отклонились или новую систему
открыли, в известных координатах не зафиксированную. Второе, по-моему,
лучше...
- Умный, ты Игорь, не зря я тебя учил. Тебе б каравеллой "Санта Мария"
командовать, - непонятно к чему заметил капитан, сунул в рот реликтовую
трубку, которую при мне никогда не закуривал, но постоянно носил в нагрудном
кармане, и начал набирать команды на терминале бортового компьютера.
... Вторая, она же и последняя планета безымянного желтого карлика
поразила не только мен, но и много чего повидавшего на своем веку Маркина.
Человека, который действительно успел прожить, условно говоря, эпоху от
сорокатонных колумбовских каравелл до турбоэлектроходов в двести пятьдесят
тысяч регистровых тонн, не сходя с мостика.
Или, соответственно, от перкалевых бипланов, до реактивных
истребителей. А в нашем случае - от кое-как долетевших до Марса ракет на ЖРД
до супергалактических звездолетов. В истории такие переломные эпохи
встречаются не слишком часто, но все же... И имена людей, сумевших себя
проявить на этих переломах, человечество ранит свято.
Когда наш "Кондотьер" вышел геостационарную орбиту и включились системы
универсального обзора, Валентин Петрович привстал в кресле и произнес нечто
настолько энергично-архаическое, что я даже удивился. И показал мне рукой на
цветную обЦемную картинку...
Внизу переливался и вспыхивал солнечными бликами ультрамариновый океан.
Увенчанные белыми гребнями валы разбивались о круто падающие в воду скалы.
Вправо, насколько доставал взгляд, тянулись покрытые непроходимыми лесами
хребты. А левее и прямо по курсу до горизонта раскинулась перспектива пляжей
всех оттенков золотого и оранжевого цветов. Такой роскошной панорамы не
увидишь и на Земле, не говоря о прочих, до сего момента открытых планетах.
- Однако... - недоверчиво протянул Маркин, и я отчетливо понял, что имя
в истории на отныне надежно обеспеченно. Открывателей ТАКИХ миров не
забывают.
Все стандартные процедуры дистанционного исследования однозначно
подтвердили абсолютную землеподобность и полную безвредность атмо-, био-,
гидро- и литосферы сказочной планеты.
Пока капитан завершал предусмотренный инструкциями предпосадочный
облет, я мучительно пытался уйти от назойливо лезущих в голову слащавых и
заведомых банальностей, подбирая имя для свежеобретенного рая. И снимал,
снимал пейзажи планеты на все свободные бортовые видеокамеры.
Осела взметенная посадочным выхлопом корабля коралловая пыль, последний
раз пробежали по дисплеям колонки цифр, окончательно зафиксировав не просто
безопасный, но совершенно курортный уровень всех мыслимых характеристик
внешней среды, автоматика открыла выходной шлюз, и вскоре площадка лифта
мягко коснулась грунта.
Мода на приличествующие случаю афоризмы и крылатые фразы давно прошла,
и на почву планеты мы ступили молча.
Да и какие слова могли передать настроение людей, годами, как Маркин,
или месяцы, как я, не видевших синего неба, не вдыхавших пахнущий
магнолиями, орхидеями, выброшенными на берег водорослями, морской солью,
йодом, горячим песком и Бог знает чем еще воздуха, не слышавших отдаленного
прибоя у нефритовых скал и шелеста умирающей у самых ног волны... И вдруг
сразу все это получивших.
Мы шли возле самой воды, там, где мокрый песок глаже и тверже
городского тротуара. Маркин - налегке, а я, вспомнив какой-то пункт старой,
но не отмененной инструкции, а скорее всего из той же превратно понятой
романтики, нес на ремне карабин.
- Охота тебе шею тереть, - пожал плечами капитан, когда мы выходили из
корабля. - Сколько летаю, ни разу не слышал, чтобы даже десантникам такая
штука реально пригодилась. И планет с агрессивной фауной никто не обнаружил,
а если даже таковая найдется, вряд ли одним стволом от нее отобьешься...
- Ничего, Валентин Петрович, не помешает. В крайнем случае, просто так
постреляем, потренируемся. Для чего-то же их вообще делают, эти
смертоубийственные устройства...
- Вольному воля, - не стал больше спорить командир.
Следующее открытие, сделанное на первом же километре похода, потрясло
нас не меньше, а даже пожалуй, сильнее, потому что планет во Вселенной
достаточно, и среди них могут быть всякие, а тут...
Мы обошли массивный, похожий на руину водонапорной башни утес,
громоздившийся посреди пляжа, и увидели легкое, тропического вида бунгало из
разноцветного пластика. Стол и несколько раскладных стульев на открытой
веранде, закопченные камни импровизированного мангала и все прочие
культурологические признаки неопровержимо свидетельствовали, что совсем
недавно здесь отдыхала и развлекалась небольшая дружная компания безусловных
гуманоидов.
- Тур-р-ристы... - Маркин явно хотел сказать что-то еще, но сдержался,
и приступил к систематическому изучению находки.
Выводы были несомненны и для честолюбивых наших надежд убийственны. Не
более чем пару недель назад на этом месте радовалась жизни группа
отдыхающих, безусловно с Земли.
- Ну ладно, это я понимаю, - бурчал себе под нос капитан, - прилетели,
повеселились... Но почему в навигационных дополнениях об этой системе ничего
не сообщили? Я же сам все корректировки принимал...
Я представил, что скандал, который он устроит в службе навигации и
картографии после прибытия на Землю, тоже может обессмертить имя Маркина,
хотя бы и в устных преданиях.
- Но ведь можно допустить, что они отсюда еще куда-нибудь полетели по
свободному графику и просто не успели еще сообщить об открытии. Или вообще
решили оставить планету для себя... Как хорошую грибную полянку... -
постарался я смягчить гнев законника- капитана.
- Да они-то, туристы, ладно. Но у них же и профессиональный навигатор
был, который правила знает. А впрочем... - и начал вспоминать похожие
случаи. Как однажды три года летал в составе космофлота не внесенный ни в
один реестр, а следовательно, фактически не существующий линейный крейсер. И
ничего...
А эти туристы все же были молодцы, не только о себе думали, оставили в
бунгало приличное количество деликатесов и напитков. Вполне достаточное,
чтобы мы могли вознаградить себя за скудный корабельный стол и разбитые
надежды.
Мы развели костер из выброшенных на берег обломков неведомых далеких
лесов, зажарили консервированный шашлык, запили его безалкогольным
шампанским и вполне натуральным виски "Джим Бим", искупались в жидкой бирюзе
теплого океана, предвкушая два, а то и три дня внепланового отдыха. Капитан
надеялся, что за это время сюда не нагрянет очередная партия курортников, а
я, напротив, только об этом и мечтал. Смущало только, удобно ли будет
оставить Маркина одного, а самому присоединиться к туристам и вернуться
домой на круизном лайнере? Себе в оправдание я приводил довод, что капитан -
человек привычный, устал от моего общества, а меня наоборот, от одного
воспоминания о тесных броневых отсеках начинало мутить.
Светило почти коснулось близких изумрудно-черных гор своим краем, с
моря потянул приятно освежающий бриз, и Маркин поднялся с шелковистого
песка, предложив заняться подготовкой к ночлегу. На корабль сегодня было
решено не возвращаться. Планета, очевидно, безжизненна, а система защиты
крейсера такова, что и армия крестоносцев не сумеет его раскупорить всей
мощью своих стенобитных машин.
Уже ступив на край веранды, я машинально повернул голову вправо, туда,
где из-за скал виднелась зазубренная игла звездолета, и буквально похолодел.
Эффект был таким, будто за шиворот мне плеснули жидкого азота.
Окружающий пейзаж медленно, бесшумно и жутко менялся. Пляж, только что
