Дорога от Риги занимает гораздо больше суток, а душевых в поезде пока
не придумали. Даже в вагонах первого класса. Умыться можно, но и только.
Вряд ли в тесном, не слишком чистом вагонном туалете она снимала корсет и
прочее, чтобы ополоснуться холодной водой.
Так, может быть, она подсела в поезд лишь на ближайшем от Москвы
полустанке?
Тогда и "полковник", передавший ее мне, не наш, а вражеский агент?
И я сам сообщил ему, что не простой курьер, а человек, имеющий право
принимать ответственные решения.
Из этого может получиться совершенно неожиданная коллизия...
Но логика логикой, а если не спал с женщиной больше двух недель и
чувствуешь ладонью все подробности рельефа ее тела, то здравые мысли
отступают на задний план, если не дальше.
Довольно долго Людмила лежала совершенно безвольно, позволяя мне делать
все, что хочется, и в этом был какой-то особый утонченный эротизм. Только
постепенно учащающееся дыхание и легкие сокращения мышц напомнили, что она
жива, а не фторвиниловый муляж.
А потом словно очнулась, сообразила, что происходит и в таком положении
следует делать.
Я часто слышал, что ни одна настоящая женщина не похожа на другую, и с
каждой постигаешь нечто совершенно новое и неизведанное. Я ѕ то сам не мог
похвастаться богатым опытом, последние несколько лет общался только с Аллой,
а еще раньше мои случайные подружки оказывались, как на подбор, очень вялыми
и флегматичными. Похоже, что и в постель они ложились только из вежливости
или потому, что в их кругах было принято время от времени отдаваться
мужчинам.
Но женщина из прошлого оказалась более чем темпераментной.
Обвив меня руками и ногами с такой яростью, словно собиралась
переломать мне кости, Людмила дергалась и билась, словно в эпилептическом
припадке, стонала, вскрикивала и рычала. Не скрою, это буйство низменных
инстинктов возбуждало и затягивало. А вдобавок молодая, образованная,
изысканно воспитанная женщина, переводя дыхание, бессвязно и грубо
материлась, подстегивая меня и комментируя происходящее словами, которые
вокзальные извозчики произносили, понижая голос.
С подобным проявлением страстей я встретился впервые. Впрочем,
возможно, у здешних женщин это принято. Как знак эмансипации и равенства в
борьбе полов.
Благо стены пансионата сложены в четыре кирпича, а толстые двери еще и
занавешены бархатными портьерами. А то, боюсь, на шум сбежались бы обслуга и
жильцы. Если, конечно, подобные эксцессы здесь не являются привычной прозой
жизни.
После потрясающего, как в вагнеровских операх, финала Людмила
отвалилась к стене, нескоро отдышалась, скомкав простыню, вытерла лицо,
грудь и плечи.
- Дай мне папиросу...
я нашарил на столе коробку, едва сумел зажечь огонь дрожащими руками.
- Ты доволен? ѕ наконец спросила она нормальным, даже тихим голосом.
- Угу...
- Я тоже... Молодец, умеешь, давно такого не переживала. У меня ведь,
честно сказать, с весны ни с кем ни разу не было... Разговелась. ѕ Теперь
она ничем не походила на воспитанную тихую скромняшку из кафе. Пожившая,
давно забывшая о предрассудках женщина, как говорится ѕ с непростой судьбой.
Клеопатра с пистолетом за подвязкой. С таким темпераментом ѕ полгода
поститься. Нельзя не посочувствовать. Лукулл, испытывающий муки Тантала.
- Бросить бы все да закатиться с тобой на уютную дачку на недельку. Вот
бы побаловались досыта на теплой печке... ѕ голос ее звучал мечтательно. ѕ А
для чего ты в эти дела ввязался? Тебе не подходит... ѕ спросила вдруг
Людмила как-то по-другому.
- Так жить-то надо. Полгода руль крутить между вокзалами или за один
вечер срубить в два раза больше, да и тебя вот, видишь встретил... С делами
разберемся, гонорар получим, может и в правду душу отведем? Я таких девушек
с роду не встречал...
Не отвечая на мое предложение и будто забыв свои прежние слова, она
протянула мне сгоревший до мундштука окурок.
- Брось в форточку. Еще будем?
- Курить?
- Нет...
- А ты хочешь?
- Хочу. Но спать еще больше. Давай утром продолжим...
Мне на первый раз тоже было достаточно, да и завтра день легким быть не
обещал. За нашими играми я не обратил внимания, что в городе начали
постреливать. Не слишком часто и где-то ближе к окраинам, но хлопали время
от времени приглушенные расстоянием винтовочные выстрелы.
Людмила отвернулась лицом к стене и очень быстро задышала так, как
дышат по-настоящему спящие люди.
Я спать (в буквальном смысле этого слова) в одной постели с женщинами с
юности не выносил. Поэтому, стараясь не задеть случайную любовницу, тихо
поднялся, собрал с пола свое имущество, с подоконника прихватил пистолет и
выскользнул в потайную, с этой стороны оклеенную обоями и лишенную ручки
дверь.
В собственном помещении почувствовал себя гораздо свободнее.
Неплохо б кофейку выпить, да и рюмку коньяка, но от самовара добрейшей
хозяйки я самонадеянно отказался, а тащиться по длинному коридору к общему
титану не хотелось. Проще обойтись. Я открыл пошире форточку, погасил свет,
закурил и попытался разобраться в обстановке. Все неожиданно и резко
усложнилось. К тому, что начало происходить, я совершенно не готовился. И
спрогнозировать день завтрашний не мог. Надежда лишь на то, что мне опять
подскажут и помогут. Но как же вышло все-таки, что приключение, начавшееся
два с лишним месяца тому назад на станции московского эмбуса, привело меня
пока что в постель чужой и не внушающей доверия женщины, за окном комнаты
которой ѕ зловеще-мрачная карикатура на мой любимый город.
А ведь еще совсем недавно воображалась мне совсем другая жизнь... Когда
вот так же, глядя в ночной потолок, я лежал в своей каютке на
крейсере-разведчике "Рюрик" и предвкушал свидание с Землей и с Аллой.
Или когда на три недели позже проснулся среди ночи...
Глава 3
"... Итак, на чем же мы остановились?" ѕ подумал я, вставая. В комнате было
темно, только слабый свет луны, то и дело скрываемой рваными, летящими по
черному небу облаками, позволял сориентироваться и найти окно. Мой
совмещенный с общепланетным информационным полем интерком бездействовал уже
три дня. Узнать ни московское ни здешнее поясное время я не мог. Сам по себе
ничтожный, этот факт вновь кольнул сердце запоздалой болью. А уж пора бы и
привыкнуть. Правда, хоть и испытал я в жизни многое, особенно за последний
месяц, в такие ситуации мне, старому космическому и газетному волку,
попадать не доводилось. Время все-таки в человеческом сознании занимает
несколько особое место. С пространством любой протяженности и как угодно
искривленным дело иметь психологически проще.
Я нащупал непривычно устроенную защелку балконной двери, вышел на
прикрытую сверху крутыми скатами крыши небольшую лоджию. Поежился от порывов
холодного океанского бриза. Здешний октябрь ѕ это весна, примерно наш
апрель, причем не слишком теплый. Шальные ветры набирают разгон прямо с края
ледникового щита Антарктиды и, ничем не сдерживаемые, обрушиваются на
скалистые берега Южного острова. В моей тонкой фланелевой пижаме долго не
простоишь. Но минут десять можно ѕ чтобы слегка продрогнуть и потом вновь
нырнуть под теплое одеяло, постараться, чтоб не вернулись вызывающие
бессонницу мысли.
Внизу справа, в полусотне метров под обрывистым берегом, маслянисто
переливалась и отражала лунный свет черная вода узкого фиорда. А впереди и
сзади, и по левую руку смутно угадывались окружающие фиорд и небольшую,
почти круглую площадку на берегу высокие иззубренные скалы. Мы вошли сюда
вчера под вечер, и я едва успел бегло ознакомиться с топографией этого
таинственного места. Последние двое суток перехода выдались нелегкими,
Тасманово море сильно штормило, спать можно было лишь условно, урывками по
часу ѕ полтора, сменяя друг друга у штурвала "Призрака", да и
психологическое мое состояние было не очень радужным. Андрей изЦяснялся со
мной какими-то недомолвками, тщательно избегая любой конкретности по поводу
наших пространственно-временных координат. Надо сказать, что он при этом не
забывал извиняться, несколько смущенно улыбаясь. Мол, ему самому не все до
конца понятно, а делиться непроверенной информацией и внушать необоснованные
надежды ѕ не в его правилах. При этом он вел себя так, будто очень чего-то
опасается.
Сразу после боя с катерами мы легли на курс чистый вест и шли им полным
ходом не меньше шести часов, потом повернули строго на зюйд. Если принять за
исходную позицию точку последней обсервации, мы сейчас должны были огибать
по пологой дуге Австралию с севера. Глухой гул работающих на пределе турбин,
стеклянно отсвечивающие вывалы воды из-под острого фортштевня, кипящая
кильватерная струя, бьющий в лицо холодный и соленый ветер сами по себе
должны были бы радовать душу, но сейчас только усиливали тревогу.
Я спросил Андрея, надолго ли нам хватить топлива при такой скорости.
- На пару суток хватит. Да зря тебя это волнует. Лишь бы высочить, там
и без солярки, под парусами дойдем, а нет ѕ так и того не потребуется...
- Ты, кроме катеров, еще чего-то боишься? Чего?
- Совершенно чего угодно. Пикирующих бомбардировщиков "Штукас",
подводных лодок, линейных крейсеров типа "Худ" и "Гнейзау"... Раз такие дела
пошли.
Ответ прозвучал не слишком внятно, но прояснять мои недоумения Новиков
не стал.
Он часто, стоило лишь на минуту приоткрыться небу, брал обсервацию,
ловко орудуя массивным секстаном и сверяясь с не менее древним механическим
хронометром. После чего долго рылся в толстом своде астрономических таблиц.
Настоящий каменный век навигации. Оптимизма это в меня не вселяло. Все
остальное время Андрей проводил в рубке, нацепив на голову массивные
обрезиненные наушники вращая верньеры тоже весьма старомодной радиостанции.
Вообще складывалось впечатление, что яхта "Призрак" на самом деле была
построена и оснащена где-то в первой половине прошлого века, а потом лишь
регулярно проходила планово-предупредительные ремонты, в ходе которых на ней
добавлялось современной оборудование, но старое отнюдь не демонтировалось.
Для антуража или... На такой вот случай.
Занимаясь своими делами, Андрей предоставил нам с Аллой возможность
почти бессменно стоять у штурвала и обмениваться соображениями и домыслами.
Мы шли на юг, погода постепенно налаживалась, океан снов стал
приобретать тропическую синеву.
И вот только сегодня, точнее уже вчера около полудня, Новиков вроде бы
завершил свои труды и успокоился наконец. Как пиратский капитан, сбросив с
хвоста погоню королевских фрегатов.
- Поздравляю, - сказал он мне, опершись локтями о дубовый планширь
мостика, - похоже, мы прорвались.
- Прорвались через что? ѕ спросил я.
- Ну как бы тебе это понятнее обЦяснить? ѕ снова чуть улыбнулся он. ѕ
По-моему, через два или три временных барьера и парочку реальностей. И
теперь мы в известном смысле дома.
- Дома ѕ у кого?
- Если угодно ѕ у нас с Ириной. В том месте пресловутого континуума,
где мы можем существовать, не опасаясь никаких исторических катаклизмов, за
исключением метеорологических и, так сказать, проистекающих от более-менее
разумной деятельности конгениальных нам людей. ѕ Сконструировав эту
маловразумительную фразу, он извлек из кожаного портсигара свою обычную
бледно-оливковую сигару, предложили мне, но отказался, неторопливо ее
раскурил, после чего сказал нормальным тоном:
- Давай Игорь, по возможности отложим основательный разговор до берега.