- Арсик, поясни свою мысль, - сказала Катя.
- Любовь - это нечто желто-зеленое, - продолжил Арсик. - В основном
три спектральные линии.
- Желто-зеленое! - возмутилась Шурочка. - Ты, Арсик, ничего в любви
не понимаешь!
- Совершенно верно, - сказал Арсик. - Но длины волн, соответствующие
любви...
- Арсений, - сказал я. - Не отвлекай народ по пустякам.
Теперь уже лаборантки с возмущением уставились на меня. Они, конечно,
полагали, что любовь важнее измерительного устройства, над которым они
корпели. И вообще важнее всего на свете. Эта мысль старательно насажда-
ется искусством, литературой и средствами массовой информации. По радио
только и слышно, как поют "Любовь нечаянно нагрянет...", "Любовь -
кольцо, а у кольца начала нет и нет конца..." и прочую галиматью. Любовь
между тем встречается так же редко, как талант. Никакие песенки не помо-
гут стать талантливым в этом вопросе. То, что так занимает моих лаборан-
ток, имеет отношение только к продолжению человеческого рода. Я глубоко
уверен, что он будет продолжаться и впредь без сомнительных украшений
естества дешевыми мотивчиками и ссылками на любовь при каждом удобном
случае.
- Очень странно, Геннадий Васильевич, - заметила Шурочка. - В вашем
возрасте встречаются мужчины, которые еще способны любить.
- Зато в вашем возрасте, Шурочка, редко встретишь человека, способно-
го думать и рассуждать. К сожалению, - сказал я.
- Подумаешь! - обиделась Шурочка. - И носитесь со своим умом, никому
он не нужен.
- Диспут окончен! - объявил я. - Все обсуждения переносятся на после-
рабочее время.
В лаборатории стало тихо. Шурочка и Катя демонстративно работали. Ар-
сик припал к окулярам установки, крутя пальцами какие-то ручки. Глаза
его были закрыты окулярами, но рот расплывался в блаженной улыбке. Потом
губы сложились трубочкой, и Арсик издал звук, похожий на поцелуй.
- Я вас любил, любовь еще, быть может... - сказал он.
- Арсений! - негромко, но внушительно сказал я.
Арсик оторвался от окуляров. В глазах его была безмятежная мечта-
тельность. Она совершенно не соответствовала моим представлениям о рабо-
те, физике, деловой атмосфере и научном прогрессе. Она не соответствова-
ла также моему настроению. Уже два месяца мы топтались на месте. Мы
транжирили время. У меня даже появилась мысль, что все мы ждем пенсии,
как Игнатий Семенович. Не все ли равно, сколько ждать: два года или
тридцать лет? Все эти соображения действовали мне на нервы и выводили из
себя.
- Будь любезен через три дня представить мне письменный отчет о про-
деланной работе, - сказал я Арсику.
Самое интересное, что больше всех испугался Игнатий Семенович. Он
сделал сосредоточенное лицо, стал рыться в столде, достал кучу толстых
тетрадей с закладками, всем своим видом изображая деятельность. Арсик
же, не меняя позы, протянул руку вниз и вынул оттуда листок бумаги. Он
черкнул на нем несколько строк, изобразил какую-то схему и, подойдя ко
мне положил листок на мой стол.
- Вот, - сказал он. - У меня готово.
Там было написано.: "Отчет о проделанной работе. Появилась одна идея.
Оптическое запоминающее устройство". Дальше шла схема и несколько фор-
мул.
Первым делом я подумал, что Арсик издевается. Но потом, взглянув на
формулы, я убедился, что идея заслуживает внимания. Арсик предложил за-
поминающий элемент, представлявший собою систему трех зеркал сложной
формы. В одну из точек системы вводится объект. Его изображение удержи-
вается в системе бесконечно долго, благодаря форме и расположению зер-
кал. Оно как бы циркулирует в системе в виде отражений, даже когда само-
го объекта уже нет. Арсик нашел способ удерживать отражение в зеркалах
после снятия оригинала! В системе существовали две особые точки: точка
ввода оригинала и точка вывода изображения. Конечно, Арсик предложил
только принцип, требовалось рассчитать детально форму зеркал, их распо-
ложение и координаты особых точек. Но идея была великолепная.
- К каналам связи это не имеет отношения, - извиняющимся тоном сказал
Арсик.
- Все равно здорово! - сказал я. - Рассчитай только все до конца.
- Ой, Геша, не хочется! - взмолился Арсик. - Там же все понятно. Рас-
чет не требует квалификации, - шепотом добавил он и показал глазами на
Игнатия Семеновича.
- Черт с тобой! - буркнул я и подозвал к столу старика.
Игнатий Семенович долго и недоверчиво изучал схему Арсика. По-моему,
он прикидывал в уме, потянет ли расчет.
- У американцев ничего похожего я не встречал, - сказал он наконец. -
Может быть, посмотреть у японцев? Нужно заказать переводы.
- Нет этого у японцев, - сказал я. - Вы же видите. Если бы такой эле-
мент был, все бы о нем знали...
- Да, это, пожалуй, открытие, - с достоинством признал Игнатий Семе-
нович. - Но как быть с авторством? Если я выполню основополагающие рас-
четы...
- Впишем всех, - сказал Арсик. - Гешу, вас и меня.
- Я согласен, - сказал Игнатий Семенович.
- Когда будем патентовать, решим этот вопрос, - сказал я. - Во всяком
случае, я этим заниматься не намерен, следовательно, никакого моего ав-
торства в работе не будет.
Игнатий Семенович пожал плечами и вернулся на свое место с листком
Арсика. Я был вне себя от злости. Только сейчас я понял, как удружил мне
профессор Галилеев, подсунув старика. Игнатий Семенович был рекомендован
как автор сорока статей и обладатель семи авторских свидетельств. Все
эти работы были коллективными. Между прочим, фамилия Игнатия Семеновиа
была Арнаутов. Это обстоятельство позволяло ему, как правило, стоять
первым в списке авторов. Тоже немаловажно, поскольку при ссылках на
статьи обычно пишут: "В работе Арнаутова и др. с убедительностью показа-
но..." И так далее.
Следовательно, Арсик со своей красивой и остроумной идеей попадпл в
рразряд "др.".
"Ну нет! - подумал я. - Арсик будет стоять первым, чего бы мне это ни
стоило".
Таким образом, Арсик откупился от меня идеей, и я позволил ему зани-
маться, чем он хочет. Бог с нми! Если он хотя бы раз в полгода будет вы-
давать нечто подобное, его присутствие в лаборатории себя оправдает.
Лишь бы он не очень мешал своими разговорами о любви и непонятными шут-
ками. Они расхолаживают коллектив.
Вскоре я уехал в командировку. Все были при деле. Игнатий Семенович
раздобыл настольную вычислительную машину и рассчитывал элемент Арсика,
сам Арсик возился с установкой, а лаборантки заканчивали мою схему. В
лаборатории царил приятный моему сердцу порядок. Я уехал с легкой душой,
выступил на конференции и вернулся через три дня.
Войдя по приезде в лабораторию, я сразу почувствовал что-то неладное.
Было какое-то напряжение в воздухе. Все сидели на тех же местах, будто я
и не уезжал, также тыкал в клавиши машины Игнатий Семенович, но что-то
уже произошло. Катя поздоровалась со мной не так, как обычно. Она взмах-
нула своими ресницами, опустила глаза и пробормотала: "Здравствуйте,
Геннадий Васильевич..." А Шурочка тревожно на нее взглянула. Обычно Катя
здоровалась сухо, одним кивком. Арсик приветственно помахал мне рукой.
Другая его рука, левая, лежала на установке и была обтянута у запястья
тонкой ленточкой фольги, от которой тянулся провод к коммутирующему уст-
ройству. Помахав правой рукой, Арсик впился в окуляры и отключился от
внешней жизни.
- Как дела? - спросил я.
- Мы все сделали, - сказала Шурочка.
Катя сидела, отвернувшись.
- Молодцы, - похвалил я и подошел к своей установке.
Катя вдруг вскочила и выбежала из лаборатории, пряча лицо. Я успел
заметить, что глаза у нее полны слез и тушь с ресниц ползет грязноватыми
струйками по щекам.
- Что случилось? - спросил я Шурочку.
- Ничего! - вызывающе сказала она. - Это вас не касается.
- Все, что происходит в лаборатории в рабочее время, касается меня, -
сказал я. - Если я могу чем-нибудь помочь или требуется мое вмеша-
тельство...
- Ваше вмешательство безусловно требуется, - произнес Игнатий Семено-
вич.
Арсик оторвался от окуляров и сказал:
- Игнатий Семенович, не желаете ли взглянуть?
Старик испуганно вздрогнул, замахал руками и закричал:
- Не желаю! Не испытываю ни малейшего желания! Занимайтесь этими глу-
постями сами! Растлевайте молодежь!
- Ну-ну, уж и растлевайте! - добродушно сказал Арсик.
- Может быть, мне объяснят, что происходит? - сказал я, тихо свире-
пея.
- Геша, все тип-топ, - сказал Арсик.
Шурочка ушла искать и успокаивать Катю, а я принялся проверять соб-
ранную схему. Это отвлекло мое внимание и позволило забыть о случившем-
ся. Но ненадолго. Через полчаса вернулась Катя с умытым лицом. Под гла-
зами были красные пятна. Проходя мимо Арсика, она прошептала:
- Я тебе, Арсик, этого не прощу!
- Катенька, не надо! - взмолился Арсик. - Это пройдет.
- Я не хочу, чтобы это проходило, - твердо сказала Катя.
Я сделал вид, что ничего не слышу, хотя в уме уже строил разные до-
гадки. Потом подчеркнуто холодным тоном я дал лаборанткам следующее за-
дание и углубился в работу.
Вскоре пришла ученый секретарь института Татьяна Павловна Сизова,
стала требовать очередные планы, списки статей, заговорила о перспекти-
вах и прочее. Между этим прочим она спросила, когда защитится Арсик.
- Никогда! - сказал Арсик.
- Когда напишет работу, - пожал плечами я. - Идея у него уже есть,
осталось оформить.
- А это в науке самое главное, - наставительно заметил Игнатий Семе-
нович, вписывая в журнал цифры. - Да-да! Не головокружительные идеи, а
черновая будничная работа.
И он сурово поджал губы.
- Что вы можете знать о моей работе? - медленно начал Арсик, повора-
чиваясь на стуле к Игнатию Семеновичу. - Разве вы когда-нибудь удивля-
лись? Разве плакали вы хоть раз от несовершенства мира и своего
собственного несовершенства? Музыка внутри нас и свет. Пытались ли вы
освободить их?
Я испугался, что Арсик опять разыгрывает дурачка. Но он говорил тихо
и серьезно. Татьяна Павловна словно окаменела, смотря Арсику в рот. Ста-
рик напрягся и побелел, но возражать не пытался. А Арсик продолжал свою
речь, точно читал текст проповеди:
- Мы заботимся о прогрессе. Мы увеличиваем поголовье машин и произво-
дим исписанную бумагу. А музыка внутри нас все глуше, и свет наш мерк-
нет. Мы обмениваемся информацией, покупаем ее, продаем, кладем в сбере-
гательные кассы вычислительных машин, а до сердца достучаться не можем.
Зачем мне занть все на свете, если я не знаю главного - души своей и не
умею быть свободным? Если я забыл совесть, а совесть забыла меня? Одна
должа быть наука - наука счастья. Других не нужно...
- Я не совсем понимаю, - сказал Игнатий Семенович.
- Ну, я пошла, - пролепетала Татьяна Павловна и удалилась на цыпоч-
ках.
- Извините меня, - сказал Арсик и тоже вышел.
Шурочка, стоявшая у дверей и слушавшая Арсика прикрыв глаза, с экста-
тическим, я бы сказал, вниманием, выскользнула за ним. Катя закусила гу-
бу и ушла из лаборатории, держась неестественно прямо. Остались только
мы с Игнатием Семеновичем.
- Он совсем распустился, - сказал старик. - Демонстрирует девушкам
свои картинки. Сам смотрит на них целыми днями... Это же бред какой-то,
что он говорил!
Я подошел к установке Арсика. На коммутационной панели был расположен
переключатель. На его указателе были деления. Возле каждого деления сто-
яли нарисованные шариковой ручкой значки: сердечко, пронзенное стрелой,
скрипичный ключ, вытянутая капля воды с заостренным хвостиком, черный
котенок, обхвативший лапами другое сердечко, уже без стрелы, и кружок с
расходящимися лучами - по-видимому, солнышко.
- Только ради Бога не смотрите в окуляры, - предупредил Игнатий Семе-
нович.
- А вы смотрели?
- Упаси боже! - сказал старик. - Я один раз посмотрел, когда там жи-
