А.Н. Житинский
АРСИК
повесть
У меня все в порядке. Я прочно стою на ногах. Мои дела идут превос-
ходно.
Я кандидат физико-математических наук. Мне еще нет тридцати. Это все-
ляет надежды.
Я люблю свою работу. Я не люблю нытиков. Кто-то сказал, что у меня
комплекс полноценности. Это так и есть. Не вижу в этом ничего предосуди-
тельного.
У меня маленькая лаборатория. Она отпочковалась от лаборатории моего
шефа профессора Галилеева. Шеф понял, что нам будет тесно под одной кры-
шей. Заодно он постарался избавиться от балласта. Ко мне перешли две ла-
борантки, Игнатий семенови и Арсик.
Главный балласт - это Арсик.
По-настоящему его зовут Арсений Николаевич Томашевич. Все в институ-
те, начиная от уборщиц и кончая директором, зовут его Арсиком и на "ты".
Он мило и застенчиво улыбается. Это обстоятельство мешает от него изба-
виться.
Арсик не бездарен, но бесполезен. К сожалению, мы учились с ним в од-
ной группе и вместе пришли сюда по распределению. Я говорю - к сожале-
нию, потому что теперь мне это не нужно. Меня зовут Геннадий Васильевич.
Я предпочитаю, чтобы меня называли Геннадием Васильевичем. Это не мелочь
и не чванство. Мне необходимы нормальные условия для работы. Я не могу
терпеть, когда отношения в лаборатории напоминают приятельскую вечерин-
ку.
Арсик зовет меня Гешей.
Игнатий Семенович, который вдвое старше меня, обращается ко мне по
имени и отчеству. О лаборантках я не говорю. Но Арсик этого не понимает.
Когда вышел приказ о моем назначении, я собрал свою лабораторию и
рассказал, чем мы будем заниматься.
- Вам, Арсений Николаевич, - подчеркнуто сухо сказал я, - придется
сменить тему. Она не вписывается в мои планы.
Арсик посмотрел на меня наивно, как дитя. Он долго соображал, что к
чему, а потом лениво спросил:
- Геша, а правда, что глаза - зеркало души? Вот я все время думаю -
какое зеркало? Вогнутое, выпуклое или, может быть, плоское?
Игнатий Семенович вздрогнул. Он не был близко знаком с Арсиком, пото-
му что до образования моей ллаборатории работал в другой комнате. Лабо-
рантки Шурочка и Катя уткнулись в стол, и уши у них покраснели. Они
сдерживали смех. Они полагали, что в словах Арсика есть скрытый смысл
или подтекст.
Они тоже плохо его знали. В речах Арсика никогда не было подтекста.
Если он спрашивал о зеркалах, значит, именно они его в настоящий момент
интересовали.
Я не мог сразу поставить его на место. Я знал, что он просто не пой-
мет, чего от него хотят.
- Полупроницаемое, - сказал я, стараясь улыбаться. Я имел в виду зер-
кало души.
- Угу, - сказал Арсик, выпятив нижнюю губу. - Это само собой.
- А тему ты все-таки сменишь, - сказал я.
Он пожал плечами. Кроме зеркал, его сейчас ничего не интересовало.
Мы все занимаемся физической оптикой. Это древний раздел физики. Сей-
час он бурно развивается, благодаря лазерам, световодам и прочим вещам.
Меня интересует волоконная оптика. Вернее, ее стык с цифровой техникой.
Мне видятся оптические цифровые машины с огромным быстродействием и ка-
налы связи с гигантским объемом пропускаемой информации. Это стратеги-
ческое направление моих исследований.
Я убежден, что жизненная стратегия необходима каждому. Она позволяет
отличить главное от второстепенного. Выбрать правильную жизненную стра-
тегию удается не всем. Я считаю, что мне это удалось. Теперь мне предс-
тояло включить подчиненных в эту житзненную стратегию. Я чувствовал, что
с Арсиком придется помучиться.
У него никогда не было четких планов относительно себя. Он занимался
физикой на задворках, рыл боковые туннели, украшал науку ненужными поб-
рякушками. Последняя его тема звучала так: ~Исследование влияния цвето-
вых спектров на всхожесть и произрастание растений". Шеф сказал, что она
имеет прикладное значение для сельского хозяйства. Арсик выращивал лук
на подоконнике, облучая его разными спектрами. Весной, в период авитами-
ноза, мы этот лук ели.
Кто-то назвал Арсика поэтом от физики. Ненавижу красивые слова! Это
все равно что физик от поэзии.
Шеф не вмешивался в деятельность Арсика. По-моему, он махнул на него
рукой. Уволить Арсика не было возможности, заставить его заниматься нас-
тоящим делом тоже. Когда представился случай, шеф спихнул его мне. Но у
меня на учете каждый человек. Лаборантки не в счет, Игнатий Семенович
тоже, потому что ждет пенсии и все время читает реферативные журналы. Он
думает, что науку движет образованность. Образованности у него навалом,
а головы нет. Науку движут головы.
У Арсика голова есть. Это самое печальное.
Я не против окольных путей и поэтических вольностей. Иногда открытия
делаются на задворках. Но когда в лаборатории всего две головы, это не-
позволительная роскошь.
Поэтому первым делом я сменил Арсику тему и убрал лук с подоконника.
Арсик отнесся к этому безучастно. Как я потом понял, его уже интересова-
ли другие вещи.
Я предложил Арсику заняться оптическими каналами связи. Себе я оста-
вил оптические цифровые элементы.
- Что с чем будем связывать? - спросил Арсик.
- Не прикидывайся дурачком, - сказал я. - Сам прекрасно знаешь.
- Геша, я тебя люблю, - заявил Арсик. - Ты сейчас такой узенький.
Лаборантки снова прыснули, понимая сказанное фигурально. Но я насто-
рожился. Я уже привык понимать Арсика буквально. Почему он назвал меня
узеньким?
Через несколько дней мы с дочкой гуляли в парке. Было воскресенье. В
этом парке есть карусель, качели и загородка с кривыми зеркалами. Мы
пошли в кривые зеркала. Там развлекались несколько человек с детьми. В
загородке я увидел Арсика. Он неподвижно стоял у вогнутого цилиндричес-
кого зеркала. При этом он не смотрел в зеркало, а смотрел куда-то поверх
него, пребывая в задумчивости. Я подошел сзади и взглянул на наши отра-
жения. Мы с Арсиком были узенькими, острыми и длинными, как копья. Лицо
Арсика было печальным. Может быть, благодаря вытянутости. Он тряхнул го-
ловой, повернулся и быстро вышел из павильона. Меня он не заметил.
Кто-то рядом надрывался от хохота. Я обошел зеркала, держа дочь за
руку. Ничего смешного я там не нашел. У меня из головы не выходил Арсик
перед цилиндрическим зеркалом.
Между тем Арсик окунулся в работу по новой теме. Он достал световоды
и принялся плести из них какую-то паутину. Одновременно он занялся ко-
лекционированием репродукций. Он увешивал стены лаборатории репродукция-
ми картин. Художественные симпатии Арсика были разнообразны: старые мас-
тера, импрессионисты, абстракционисты. Некоторые репродукции он вешал
вверх ногами, некоторые боком. Лаборантки потом их перевешивали пра-
вильно. Арсика это не занимало.
Против картинок я не возражал.
Арсик смастерил доску густо усеянную оптическими датчиками. С другой
стороны от доски отходили световоды. Их было огромное количество. Арсик
сплел из них толстый канат, а концы вывел на свою установку. Теперь он
целыми днями сидел за установкой, а доску с датчиками подвешивал к сте-
не, закрывая ею какую-нибудь репродукцию.
Он занимался этим месяц. Наконец я не выдержал.
- Как твои успехи? - спросил я.
- Что такое успехи? - рассеянно спросил он.
- Результаты, выводы, данные, - терпеливо разъяснил я.
- Данные есть, - улыбнувшись, сказал Арсик. - Но довольно безуспеш-
ные.
Я напомнил ему, что его дело заниматься каналами связи. Изучать про-
пускную способность и так далее.
Арсик посмотрел на меня, как бы припоминая что-то, а потом поднял
указательный палец и помахал, подзывая к себе. Он поманил своего непос-
редственного начальника.
В лаборатории стало тихо. Даже Игнатий Семенович оторвался от рефера-
тивного журнала и с интересом наблюдал, что будет дальше. Я поднялся со
своего места и неторопливо подошел к Арсику. Я старался делать вид, что
ничего особенного не происходит. Хотявнутри меня колотило от злости.
- Посмотри сюда, - сказал Арсик, придвигая ко мне окуляры своей уста-
новки.
Я взглянул в окуляры и увидел красивую картинку. Над зеленой лужайкой
висела наклоненная фигурка мальчика. Мальчик был обнаженным. Краски на
картине были поразительной чистоты. На заднем плане возвышался готичес-
кий замок.
- Ну и что? - спросил я, отрываясь от окуляров.
- Красиво, правда? - мечтательно сказал Арсик. - особенно эти яблоки.
Я не заметил на картине яблок, но проверять не стал. Я вернулся на
свое место и попытался продолжить расчет элемента. Но выходка Арсика
сбила ход моей мысли. Я поднял голову и увидел, что Арсик все еще любу-
ется картинкой, а канат световодов тянется через всю комнату к доске с
датчиками. Доска висела на стене, прикрывая одну из репродукций.
"Когда все ушли на обед, я подошел к стене и приподнял доску. Под нею
была абстрактная картинка. Плавные линии, точки, запятые, нечто похожее
на амебу, и тому подобное. Надпись под картинкой гласила: "Пауль Клее".
Она была сделана от руки.
Я снова приник к окулярам, но ничего не увидел. Арсик выключил уста-
новку, уходя на обед.
Несколько дней я размышлял над картинкой, увиденной в окулярах. Она
не выходила из головы. Летающий мальчик на фоне готического замка. В
воскресенье я почувствовал настоятельное желание сходить в Эрмитаж. Я
вспомнил, что не был там лет семь.
Мне не хотелось говорить жене, куда я иду. Это вызвало бы удивление и
распросы. Я сказал, что мне нужно пройтись, чтобы обдумать одну идею. К
таким моим прогулкам жена привыкла.
У входа в Эрмитаж стоял Арсик. Он переминался с ноги на ногу и погля-
дывал на часы. Над Невой дул ветер. У Арсика был озябший вид. Мне пока-
залось, что он стоит здесь уже давно.
- А, привет! - сказал Арсик. - Я тебя давненько поджидаю.
У него была такая манера шутить. Этим он прикрывал свое смущение. Ви-
димо, он назначил здесь свидание и пытался это скрыть. Личная жизнь Ар-
сика всегда была покрыта мраком.
- Ну, тогда пойдем, - сказал я.
- Нет, прости, я не только тебя жду, - помявшись, сознался он.
Я пожал плечами и пошел к дверям. Открывая дверь, я оглянулся и уви-
дел, что Арсик не спеша удаляется по набережной, засунув руки в карманы
плаща.
Я походил по залам, посмотрел Рембрандта, итальянцев, поднялся на
третий этаж. Там я неожиданно встретил своих лаборанток Катю и Шурочку.
Они стояли перед картиной Гогена. Я быстро прошел за их спинами в следу-
ющий зал и наткнулся на Игнатия Семеновича. Старик смущенно потупился и
пустился в длинные объяснения, почему он здесь. Как будто это требовало
оправданий.
- Я тоже люблю иногда сюда приходить, - сказал я.
Мы разошлись. Картины больше не интересовали меня. Я размышлял над
этим совпадением. Я хорошо знаю теорию вероятности. Она допускает такие
вещи, но редко. Потом я придумал логическое объяснение. Репродукции Ар-
сика сделали свое дело. Своим молчаливым присутствием на стенах они про-
будили в нас интерес к живописи. Оставалась маленькая загвоздка. Почему
мы все пришли в Эрмитаж одновременно? Но в конце концов, почему бы и
нет! Выходной день, на неделе мы заняты, так что все понятно.
На следующий день репродукции исчезли со стен. Арсик снял их все до
единой и сложил в шкаф. Потом он долго возился с доской, прилаживая к
ней источники света и разные фильтры, с помощью которых он облучал лук.
Шурочка и Катя трудились над моей установкой, водя пальцами по схеме.
При этом они успевали что-то обсуждать. Мелькали мужские имена и местои-
мение "он". Игнатий Семенович читал журналы и делал выписки. Время от
времени он жаловался, что пухнет голова. Меня это особенно раздражало.
- Между прочим, красный цвет не имеет никакого отношения к любви, -
сказал вдруг Арсик.
Лаборантки тут же прекратили работу и уставились на Арсика. Тема люб-
ви была для них животрепещущей.
