от Парижа. На площади Сен-Мишель он увидел дилижанс и,
заплатив сантим, занял свое место среди других пассажиров.
Экипаж, запряженный четырьмя лошадьми, загромыхал по парижской
мостовой. Он тащился, останавливаясь на каждом углу; некоторые
пассажиры выходили, на их место садились новые. Наконец карета
выехала на проселочную дорогу, петлявшую среди полей и
перелесков.
Мак вылез из дилижанса у Версальского дворца и направился
прямо к парадному входу. Часовой в великолепной малиново-белой
форме - цвета королевы - преградил Маку путь, угрожающе подняв
пику:
- Эй, ты! Куда лезешь? Чего тебе надо?
- Я хочу попросить королеву об аудиенции...
- Она никого не принимает сегодня.
- Доложите ее величеству, что доктор Фауст просит принять
его,- сказал Мак.- Она наградит вас. А я кое-что прибавлю от
себя.
И Мак протянул часовому золотую монету.
- Благодарствую,- сказал тот, принимая монету и опуская
ее в карман.- А теперь убирайтесь-ка отсюда прочь, да поживее,
иначе я арестую вас за попытку подкупа.
2
Просторный особняк архангела Михаила стоял на вершине
пологого холма в одном из привилегированных райских районов.
Михаил только что вышел в сад - розовые кусты, растущие под
окнами, требовали ухода. Подняв голову, он увидел Илит,
молоденькую практикантку-ангелицу, бывшую ведьму, которая
быстро поднималась вверх по мраморным ступенькам.
- Ах, это ты, Илит. Рад тебя видеть,- сказал Михаил,
отложив в сторону лопатку и вытирая руки.- Не хочешь ли
лимонаду? Жарковато сегодня. Типичная райская погода, не
правда ли?
- Спасибо, я не хочу лимонаду,- ответила Илит, глядя на
Михаила.- Я пришла по одному очень важному делу.
- Хорошо,- сказал Михаил.- Расскажи мне, что случилось.
- У меня есть доказательство того, что Мефистофель ведет
нечестную игру.
- Ага!..- воскликнул Михаил; однако в его голосе Илит не
расслышала особенной тревоги.- Впрочем, этого следовало
ожидать. Ведь он же демон.
- Но это еще не все,- продолжала Илит.- У меня есть
доказательства того, что _вы_ тоже играете нечестно.
- Я?..
- Да, вы,- твердо ответила Илит.
Михаил немного помолчал, обдумывая услышанное. Затем
спросил:
- Ты ведь недавно попала в наш круг, не так ли?
- Да,- сказала Илит.- Недавно. Но я не понимаю, какое
отношение это имеет к...
Михаил поднял руку, повелевая ей замолчать.
- Поскольку ты у нас недавно, ты не можешь знать нашу
жизнь, всех ее тонкостей. Ты еще не успела достаточно хорошо
изучить ее. Тебе ничего не известно о важнейших законах - о
диалектике, о великой гармонии, уравновешивающей Добро и Зло в
мире, сплетающей их в единое целое и определяющей для каждого
из них его собственную линию поведения. Так совершаются
поступки, весьма удивительные на первый взгляд...
- Я никогда не слышала ни о какой великой гармонии,-
сказала Илит.- Но разве это важно и имеет хоть какое-нибудь
отношение к предмету нашего разговора? Речь идет об
отъявленном мошенничестве.
- В этом мире важно _все_, моя дорогая, и все вещи в нем
взаимосвязаны. Рассмотрим, к примеру, такой силлогизм: раз
Добро и Зло противостоят друг другу, они должны вести свою
вечную борьбу на равных, понимая, что бороться - не значит
одержать полную и окончательную победу. Добро и зло зависят
друг от друга, ибо одно немыслимо без другого. Ты поняла мою
мысль?
- Думаю, что поняла,- неуверенно сказала Илит.- И все
же...
- Итак, суть в том,- перебил ее Михаил,- что Добро и Зло
равны между собою. Если мы немного отвлечемся от рассуждений о
смысле Добра и Зла, об их роли в нашем мире, и опустимся на
тот уровень, где начинается их взаимодействие - взаимодействие
двух противоположных сил, - мы увидим, как каждая из них
проявляет себя в каком-то конкретном случае. Мы ведем борьбу,
мы хотим одержать окончательную победу над противником;
однако, снова поднимаясь на более высокий уровень, мы видим,
что такая победа не только невозможна, но и нежелательна. Ты
понимаешь?
- Не совсем,- ответила Илит.- Но продолжайте, прошу вас.
- Из этого следует, что, выступая как равные силы, Добро
и Зло бывают вынуждены прибегать к одинаковым приемам в своей
вечной борьбе. Добро отнюдь не должно связывать себе руки
наивным запрещением совершать "плохие" поступки во имя светлых
идеалов. Зло тоже часто использует "хорошие" средства для
достижения своих целей. Мы видим, моя дорогая Илит, что, в
сущности, не столь важно, что _хорошо_, а что _плохо_, важно
лишь то, что вот здесь,- с этими словами Михаил приложил руку
к груди там, где бьется сердце.
- Значит ли это, что вы пойдете на обман и мошенничество,
словно в этом нет ничего дурного?
- Это значит, - ответил Михаил, глядя в сторону,- что мы
имеем такое же право совершать плохие поступки, как и силы
Тьмы.
- Значит, вы считаете _правильным_ плутовать в игре для
того, чтобы одержать победу?
- Ну, скажем так: я не считаю это неправильным.
- Спасибо, теперь я узнала все, что хотела. Я должна
подумать,- сказала Илит.
3
Смеркалось. Из окон дворца Тюильри лился яркий свет - во
внутренних покоях горели сотни свечей. Резные парадные двери
поминутно открывались и вновь закрывались - люди входили во
дворец или, наоборот, выходили из него, торопливо спускаясь по
широкой парадной лестнице. Изредка среди скромных серо-голубых
республиканских мундиров можно было видеть яркую форму
королевских гвардейцев - малиновую с белым.
Мак сидел на бульварной скамейке напротив дворца,
отгороженный от его высоких резных дверей широким людским
потоком. Он пытался придумать какой-нибудь план.
Аккуратно подстриженные кусты, ограждавшие примыкающую к
дворцу территорию, зашелестели от легкого ветерка. Сквозь шум
листвы Мак едва смог различить другой звук, не похожий на
шорох ветра. Чей-то высокий, чистый голос звал его, то
приближаясь, то удаляясь:
- Фауст! Фауст! Где же вы, Фауст?
Мак оглянулся кругом, пытаясь угадать, откуда исходит
этот голос, но никого не увидел.
- Кто зовет меня? - спросил он, поднявшись со скамейки.
Илит материализовалась рядом с ним. На ней был изящный
черный костюм для верховой езды; высокие сапоги, ловко
обтягивающие маленькие ножки, сияли, словно два зеркала. Ее
длинные темные волосы были подвязаны легким, полупрозрачным
белым шарфом.
- Вы помните меня? - спросила Илит.
- Конечно, помню,- угрюмо ответил Мак.- Вы заперли меня в
зеркальной тюрьме в Пекине, обвинив меня в мошенничестве.
- С тех пор я многое узнала и кое-чему научилась,-
ответила Илит.- Итак, каковы сейчас ваши планы?
Сначала Мак хотел отвернуться от этой красивой, но не в
меру строгой и скорой на расправу женщины-духа, и не говорить
ей ничего. Если уж она такая ловкая и "кое-чему научилась",
пусть сама отгадывает, что у него на уме. Но, подумав, он
решил, что сейчас не время вспоминать старые обиды. Илит могла
быть ему полезна. Поэтому, угадав внутренним чутьем некоторую
выгоду для себя, он ответил:
- Я намерен спасти короля и королеву Франции.
- А почему вы хотите спасти их? - спросила Илит.
- Я и сам толком не знаю,- ответил Мак.- Я с ними не
знаком и ни разу в жизни их не видел. Но надо же мне хоть как-
то проявить себя. Моя роль подходит к концу, и я должен
совершить хоть один выдающийся поступок. Ну и, само собой
разумеется, мне кажется, что спасение французских монархов
будет добрым делом. Черт возьми, ведь они виноваты лишь в том,
что им выпало на долю родиться королем и королевой - в такое
время!.. К тому же, Мефистофель считает, что это будет для
меня подходящим делом.
- Я понимаю,- задумчиво произнесла Илит.- Если
Мефистофель заинтересован в этом, значит, архангел Михаил
должен быть против.
- Думаю, что так. И поскольку вы сама на стороне
Михаила...
- Я сама не знаю, на чьей я стороне,- сказала Илит.- Но я
причинила вам зло однажды и сейчас хочу загладить свою вину.
Чем я могу вам помочь?
- Мне нужно попросить королеву поторопиться. Уже пробило
восемь - на этот час был назначен побег, - а Мария-Антуанетта
еще не выходила из своих покоев.
- Я попробую что-нибудь сделать,- сказала Илит. Она
сделала замысловатый жест своими длинными, тонкими руками - и
растаяла в воздухе.
4
Илит материализовалась в коридоре второго этажа, ведущем
прямо в королевские покои, не сняв с себя, однако, покрова
невидимости. Она тут же оценила преимущества, которое ей давал
амулет-невидимка: во внутренних покоях дворца было неспокойно.
Всюду шатались пьяные солдаты Национальной Гвардии. Они грубо
хватали перепуганных служанок, гоготали, жадно пили красное
вино прямо из горлышек бутылок, ели рогалики, оставляя крошки
на коврах, устилавших паркет. Проскользнув мимо одного из
гвардейцев, уже порядком подвыпившего, Илит отыскала дверь,
ведущую в комнаты королевы, и вошла внутрь.
Мария-Антуанетта полулежала в глубоком кресле. Несмотря
на довольно поздний час, королева не совершала свой вечерний
туалет. Она заснула одетой. Сон королевы был неглубок и
беспокоен; пальцы руки, свесившейся с подлокотника кресла, то
сжимались, то разжимались, словно они ловили в воздухе какой-
то ускользающий предмет или пытались ухватиться за что-то -
быть может, за саму жизнь.
Мария-Антуанетта проснулась, почувствовав присутствие
Илит. Ее голубые глаза широко раскрылись от удивления.
- Кто вы? - спросила королева.
- Не волнуйтесь, ваше величество, я всего лишь добрый
дух, сочувствующий вам,- сказала Илит.- Я явилась, чтобы
помочь вашему величеству вырваться из этого ада.
- О!.. Продолжайте, прошу вас! - воскликнула Мария-
Антуанетта.
- Я буду полностью откровенна с вами, Мария. Ваш побег
назначен на сегодняшний вечер. В восемь часов вы, переодевшись
в платье горничной, должны спуститься вниз по лестнице.
Несколько гвардейцев проводят вас до кареты, которой будет
править верный человек. Карета доставит вас в одно местечко
близ Парижа, где вы должны встретиться с вашим августейшим
супругом и, пересев в более просторный экипаж, продолжить свой
путь в Бельгию.
- Да, так и было условлено,- сказала королева, изумленно
глядя на Илит.- Откуда вы узнали об этом? И что случилось -
неужели план побега оказался неудачным?
- Нет, план прекрасен,- ответила Илит,- но история
говорит, что вы, ваше величество, вышли из дворца и сели в
карету на несколько часов позже назначенного срока. Из-за этой
досадной задержки провалился столь тщательно продуманный и
подготовленный план.
- Я? Я опоздала на несколько часов?..- возмутилась Мария-
Антуанетта.- Это исключено! О, если бы это была какая-нибудь
любовная интрижка - одна из тех, которые, несомненно, припишет
мне история, питающаяся базарными сплетнями, словно я какая-
нибудь бесстыдница вроде этой вульгарной дю Барри, - так вот,
повторяю, если бы я собиралась на любовное свидание, я бы
нарочно медлила, а смуглый красавец в темном плаще и
надвинутой на глаза шляпе топтался бы возле кареты, покручивая
черные усы, не находя себе места от тревоги и закравшейся в
сердце ревности. И вот когда он уже был бы готов совсем
потерять голову, я наконец появилась бы на ступенях дворца.
Ах, как бы это было эффектно!.. Я небрежно бросила бы ему, что
никак не могла найти свою шкатулку с драгоценностями, или что
я забыла свою любимую собачку, или еще что-нибудь в этом роде.
Мое спокойствие так резко контрастировало бы с волнением этого
