забот. У меня есть кое-какой опыт общения с магами. В наши
времена самым знаменитым среди них считался Тиресий. И что вы
думаете, мы позволяли ему вмешиваться в нашу жизнь - скажем,
выступать на политических собраниях, управлять каким-нибудь
государством или командовать войском? Нет! Наш вождь,
Агамемнон, отнюдь не являлся образцом всех совершенств, но он
был _человек_, и он не водил слишком тесной дружбы ни с
богами, ни с духами. Бойтесь людей, взявшихся говорить от
имени богов!
- Но он _настоящий_ Фауст!
- Ну и что? Это еще отнюдь не значит, что именно он -
настоящий обладатель знаменитого _фаустовского духа_. Не имя
красит человека, а человек прославляет свое имя. Если уж
говорить о героизме, то я вижу здесь только одного героя -
вас, мой милый Мак. Да-да, вас, человека, не обладающего
какими-то особыми знаниями и сверхъестественными
способностями, но тем не менее пытающегося действовать
самостоятельно.
От этих слов Одиссея на душе у Мака полегчало. Он выпил
кружку ароматного настоя, поднесенную трактирщиком, разбудил
Маргариту, заставил ее тоже выпить душистое травяное зелье, и
поднялся с лавки, поддерживая под руку свою подругу.
- Я поеду дальше,- сказал он.
- А Фауст? - спросил Одиссей.
- Он гонится за мной следом.
- А, отлично! - сказал Одиссей и легонько пихнул локтем
Ахиллеса, похрапывающего в углу кабинки на лавке.- Ты слышишь,
Ахиллес?
Ахиллес вздрогнул.
- А?.. Что?..- спросил он, открывая глаза.- Ты звал меня,
Одиссей?
- Приготовься, друг,- тихо, но внятно проговорил Одиссей,
наклонившись к нему.- Фауст близко! Он скоро явится сюда.
Одиссей и Ахиллес! Теперь Мак не сомневался, что эти двое
сумеют задержать Фауста.
- Идем, Маргарита,- обратился он к своей спутнице.
- Иду,- ответила она, подавляя зевоту.
Они вышли из трактира. Вскоре раздался стук лошадиных
копыт на дороге, ведущей в Сен-Менехольд.
8
Фауст прискакал к трактиру через двадцать минут после
того, как уехали Мак с Маргаритой. На лбу его вскочила
огромная шишка; но, если не считать еще нескольких царапин и
легких ушибов, удар головой о ствол дуба и падение с коня не
сильно повредили ему.
Елена, с развевающимися по ветру волосами, была
прекрасна, как всегда.
Перешагнув порог трактира, Фауст столкнулся с Одиссеем.
- Я знаю вас! - воскликнул Одиссей.- Вы Фауст!
- Ну и что же? Я не скрываю своего имени,- ответил ученый
доктор.
- Значит, Елена Троянская с вами!
- Да, она со мной,- сказал Фауст.- Только она,
прекраснейшая из земных женщин, достойна быть моей подругой.
Кто вы и что вам нужно от меня?
Одиссей назвал себя и поманил рукой Ахиллеса, чтобы
представить своего друга. Фауст выслушал его со
сверхчеловеческим хладнокровием. Если он и был удивлен, то
ничем не выдал своих чувств.
- Мы,- обратился к Фаусту Одиссей, положив руку на
богатырское плечо Ахиллеса,- требуем назад прекрасную Елену.
Тот демон, который отдал ее вам, не имел никакого права
похищать эту женщину из Тартара, уводить ее от мужа.
- Об этом не может быть и речи,- холодно ответил Фауст.-
Мне лично нет никакого дела до чьих-то прав. Мне дали Елену, и
она останется со мною.
- Кажется, я уже слышал нечто подобное раньше,- сказал
Одиссей, взглянув на своего товарища и вспомнив те далекие дни
войны греков с Троей, когда Ахиллес не хотел отдавать
Агамемнону свою пленницу, прекрасную Брисеиду, и был готов
защищать ее с оружием в руках. Но вождь греков проявил
упорство, и разгневанный Ахиллес скрылся в своем шатре,
уклоняясь от участия в боях. Это чуть не послужило причиной
гибели всего греческого войска<<72>>.
- Может быть, слышал, а может, и нет,- сказал Ахиллес.-
Это к делу не относится. Отдавайте нам Елену сейчас же! -
прибавил он, обращаясь к Фаусту.
- Ни за что! Уж не думаете ли вы отнять ее у меня силой?
- Фауст выхватил из-под своего сюртука небольшое кремневое
ружье.
- Если бы мы захотели применить силу,- сказал Одиссей,-
мы бы это сделали, будьте покойны. Мы ничуть не боимся вас и
вашего оружия. Но вложи-ка в ножны свой меч, дорогой Ахиллес.
Я придумал кое-что получше.
Одиссей сунул два пальца в рот и свистнул. В ответ
откуда-то издалека донеслись дикие вопли и завывания. Сперва
Фаусту показалось, что это ветер воет в печной трубе, но
вскоре он ясно различил пронзительные, резкие женские голоса.
Дверь трактира распахнулась, и в нее ворвался зловонный
смерч. Фурии не заставили себя долго ждать. Они влетели в зал
в облике огромных черных ворон, распространяя вокруг себя
отвратительный смрад. Они подняли жуткий галдеж, почти оглушив
людей в трактире хлопаньем крыльев и громким криком. В конце
концов они превратились в людей: перед Фаустом стояли три
безобразные старухи - длинноносые, с красными, лишенными
ресниц глазами, одетые в грязные и рваные черные платья.
Алекто была чересчур полной, Тисифона - костлявой и жилистой,
а у Мегеры была очень нескладная фигура: широкие плечи и
талия, плоская грудь, толстая, короткая шея, узкие бедра и
сухие, как палки, лодыжки. Три неразлучные сестры завертелись
вокруг Фауста в бешеной пляске. Они заглядывали ему в лицо,
обдавая зловонным дыханием, визжали и кричали ему в уши,
ухали, точно совы, и каркали по-вороньи, галдели, шумели,
топали и хлопали в ладоши, прыгали, скакали и кривлялись,
словно обезьяны. Фауст старался не обращать внимания на все их
выходки; однако его терпения хватило ненадолго, и он сказал:
- Подобное поведение никак не делает вам чести, дорогие
дамы. Кроме того, вы зря тратите силы, поднимая такой шум. Я -
человек другой эпохи, и вряд ли на меня подействуют ваши
трюки, которым без малого две тысячи лет. Вы для меня - всего
лишь тени далекого прошлого. Вам не удастся меня напугать.
- Если даже мы и не сможем нанести тебе никакого
физического ущерба,- раздался скрипучий голос Тисифоны,- то
послушаем, что ты скажешь, когда мы будем день и ночь визжать
и кричать тебе в уши, не давая ни минуты покоя.
- Какие глупости! Смешно слушать!
- Смешно или грустно, а вот посмотрим, как тебе
понравится народная песня в нашем исполнении,- сказала
Тисифона.- Она как нельзя лучше подходит для таких случаев,
когда нужно поскорее свести человека с ума. А ну-ка, девушки,
грянули!
И действительно, грянули.
Песня оказалась древнегреческой вариацией на тему "Йо-хо-
хо и бутылка рому". Исполнение и впрямь было такое, что могло
довести впечатлительного слушателя до сумасшедшего дома. Три
старые девы истошно заголосили, выводя замысловатые рулады и
безбожно фальшивя. Их пение одновременно напоминало блеянье
козлиного стада, вой стаи шакалов и ослиный рев. Даже самый
отвратительный кошачий концерт показался бы райской музыкой по
сравнению с этой ужасной какофонией. Фауст не смог вытерпеть
ее дольше минуты: дыхание у него перехватило, мысли начали
путаться... Ему казалось, что голова его вот-вот расколется от
всего этого шума, визга и пронзительных воплей. В конце концов
он поднял вверх руки:
- Милые дамы! Я прошу вас сделать небольшой перерыв. Мне
нужно подумать.
И воцарилась желанная тишина.
Пошатываясь, словно пьяный, он побрел через весь зал, к
трактирной стойке, чтобы перекинуться с хозяином парой слов.
Неразлучные сестры собрались в тесный кружок и начали зловеще
перешептываться, бросая на Фауста недоверчивые взгляды. Их
резкие голоса раздавались прямо в мозгу Фауста, приводя ум
несчастного доктора в полное расстройство, вызванное
раздвоением (а точнее, расчетверением) его личности.
"Ох",- думал Фауст, чувствуя, что находится на грани
помешательства,- "я не помню даже, из-за чего я попал в такую
неприятную ситуацию... У меня так сильно шумит в голове, что я
не могу собраться с мыслями... Я должен был что-то решить...
Что именно? Ах, да, Елена... Елена?.. Как я могу думать о ней,
если эти ведьмы чуть не свели меня с ума своими воплями?"
Фауст считал эти мысли своими собственными, но на самом
деле они были внушены ему тремя фуриями, стоявшими в стороне.
"Стоит ли упрямиться и держать у себя Елену",- рассуждал
он,- "если у меня в голове то и дело вертятся обрывки чужих
мыслей - то рецепт приготовления кровавого пудинга, то сто
пятьдесят семь способов жульничества при игре в маджонг...
Приходится признать, что противным старухам все-таки удалось
взять надо мной верх".
И он сказал вслух:
- Ну, ладно, если эта женщина вам так уж необходима,
забирайте ее.
Едва он проговорил это, как Алекто, Тисифона и Мегера
исчезли, словно их и не было. Фауст огляделся: Елены, Одиссея
и Ахиллеса тоже нигде не было видно - очевидно, Эринии забрали
их с собою.
Наконец-то измученный доктор Фауст мог спокойно
перекусить. Он сел за стол и приказал трактирщику подать
каравай хлеба и стакан вина. Жуя хлеб и запивая его вином,
Фауст наслаждался тишиной и покоем. Его, конечно, огорчала
разлука с прекрасной Еленой; однако облегчение, которое он
испытывал, избавившись от преследования Эриний, примиряло его
с этой утратой. Нет худа без добра, думал Фауст; вернув Елену
посланникам из царства Аида, он тем самым развязал себе руки.
Теперь уже ничто не будет отвлекать его от главного дела -
изгнания самозванца Мака и доблестного завершения фаустовских
подвигов в Тысячелетней войне меж силами Добра и Зла.
Допив вино, Фауст встал из-за стола. Времени оставалось в
обрез, и ему нужно было торопиться. Бросив на стол монету,
Фауст вышел из трактира и вскочил на коня. Вскоре он уже
мчался по дороге в Сен-Менехольд, по следам Мака и Маргариты.
9
Мак выехал на широкую поляну. Вдали виднелись деревянные
постройки - это был провинциальный городок Соммевесл, где Мак
ожидал встретить герцога де Шуазёля, одного из самых верных
людей короля.
Герцог де Шуазёль сидел у трактира, глядящего окнами в
лес; перед ним была развернута парижская газета. Герцог
просматривал объявления о купле и продаже лошадей.
- Вы герцог де Шуазёль? - спросил Мак, подойдя к нему.
Герцог отложил газету и взглянул из-под пенсне в тонкой
золотой оправе на стоящего перед ним светловолосого молодого
человека:
- Да, это я.
- Я привез известия о короле!
- И вовремя,- ответил герцог де Шуазёль. Он аккуратно
сложил газету - на первом листе крупными буквами был набран
заголовок: _Парижский Революционный Журнал_. Герцог указал на
одну из передовых статей:
- Вы видели это? Дантон и Сен-Жюст призывают к
кровопролитию. Они требуют казни короля и Марии-Антуанетты.
Подумать только, ведь совсем недавно подобные вещи назывались
инсинуациями, а их авторов сурово наказывали. Но теперь иные
времена. Каждый может писать, что ему только вздумается. И они
еще называют это прогрессом!.. Итак, сударь, где сейчас
король?
- Через некоторое время он будет здесь.
- Когда именно?
- К сожалению, я не могу назвать вам точное время...
- Великолепно! - герцог де Шуазёль дал волю своим
чувствам. Сняв пенсне и вставив монокль в левый глаз, он
строго поглядел на Мака. Его тонкие губы скривились в
иронической усмешке.- Я жду уже несколько часов; жители этого
города готовы напасть на мой отряд - они, видите ли, приняли
нас за сборщиков королевских податей - а вы объявляете, что
король будет здесь _через некоторое время_! Ну, и когда же
наступит это время?
- Когда речь идет о коронованных особах, трудно знать
