стакан к глазам.
- Где ты взяла его?
- На кухне.
- В этой квартире? - чем дольше Гарден смотрел на него, тем больше
был уверен, что никогда прежде не видел его.
- Да.
- Из шкафа?
- Да... А в чем дело?
- За занавесками, не так ли?
Он вытянулся на софе и рассматривал стакан в лучах утреннего солнца,
которые проникали в комнату через открытые Сэнди занавески. Это был самый
обычный стакан с прямыми стенками. Он был сделан из чистого стекла без
каких-либо пузырьков или вкраплений - за исключением толстого стеклянного
дна. В нем он увидел какое-то пятно, коричнево-черное с красным. Форма
пятна ничего ему не говорила. Однако цвет был очень знаком - агат, оникс,
гелиотроп, что-то в этом духе. Это было странно - такой дефект не прошел
бы мимо инспектора контроля качества, если не был сделан специально.
Однако стакан был в его руках.
- Все в порядке?
- Да, конечно. Я просто задумался, что это за штука на дне моего
стакана.
- Я что, дала тебе грязный стакан?
- Нет, я не это имел ввиду...
- Мужчины! Вы живете, как свиньи в хлеву, а потом обвиняете женщин,
если что-нибудь не совсем чистое.
- Да я не о том. Сэнди...
- А чья это квартира? - Сэнди уселась на подушки и игриво пнула его
ногой. - Слишком опрятная, чтобы быть мужской, и слишком маленькая, чтобы
делить ее с кем-то.
- Рони Джонс.
- Это он или она?
- Она. Одна моя знакомая.
- И от кого мне лучше держаться подальше.
- Не беспокойся. Когда она вернется и обнаружит, что мистер Мертвец
здесь наделал, она будет готова скормить меня своим пираньям.
Предполагалось, что я буду ухаживать за ее барахлом - особенно за этими
проклятыми рыбами.
- Пираньи? - Сэнди взвизгнула и подпрыгнула. - Где?
- Последний аквариум справа. Слава Богу, он не разбился. Она
подбежала и уставилась на него. Три заостренных серебряных рыбы
покачивались в ожидании.
- Чудесно! - вздохнула Сэнди. - Какие челюсти! Какие зубы! Рони уже
больше нравится мне. Она женщина моего типа.
- Ага. Пираньи придают величие невинному увлечению держать домашних
животных - если не считать того, что нужно одевать стальной жилет, когда
чистишь этот аквариум, и резиновые перчатки, если на руках есть порез или
ты держал сырое мясо. В следующий раз ты можешь почистить его, если тебе
так хочется.
- Кстати о чистке, - продолжал он, глядя на начавшего остывать
убийцу. - Не думаешь ли ты, что мы должны скормить его рыбам? Это
позволило бы избежать многих неприятностей.
- Они плотоядные животные, но не волшебники. Эти рыбы могут сожрать
труп, если они на свободе и их много. Каждая из них съедает всего лишь
несколько унций мяса.
- А что же нам делать с этим?
- С рыбами?
- С телом.
- Я думаю, лучше всего оставить его на месте.
- Но, - смешался он. - Как? Где?
- Пусть эта Рони обнаружит его, когда вернется оттуда, где она
сейчас.
- Путешествует по Греции.
- Без разницы.
- А ты и я - куда нам деваться?
- Я знаю место. Собирай свои вещи. Я подожду.
- А как насчет моей работы?
- Позвони и откажись. Мы найдем тебе другую, дорогой.
Том Гарден долго смотрел на труп, лежащий в луже воды из аквариума,
посреди водорослей, одетый в длинный плащ и кольчужную рубашку, с головой,
наполовину отрезанной фортепианной струной. Он представил себе объяснения
в полицейском участке: присутствие этого тела в квартире, где он
официально не живет, и, почти никому не известен, так как днем обычно
спит; учитывая, что спасен он был таинственным соседом по имени Итнайн,
что по-арабски означает "два", то есть это вообще не имя, и которого он
никогда раньше не видел; попадание этой смерти в графу "странные
совпадения" и занесение своего имени в компьютерную базу криминальной
полиции Метро Босваш. Предложение Сэнди начало обретать смысл.
- Я сейчас соберусь.
Элиза: Доброе утро. Это Элиза канал 536, служба Объединенной
Психиатрической службы, Район Босваш. Пожалуйста, считайте меня своим
другом.
Гарден: Канал 536? Что случилось с тем голосом, с которым я
разговаривал раньше?
Элиза: Кто это?
Гарден: Том Гарден. Я разговаривал с Элизой - одной из Элиз, вчера
утром.
(Переключение. Ссылки; Гарден, Том. Переадресовка 212).
Элиза. Привет, Том. Это я - Элиза 212.
Гарден. Ты должна мне помочь. Один из этих незнакомцев пытался убить
меня. На этот раз ножом. Он бы прикончил меня, не появись другой, какой-то
араб, который убил его. Так что Сэнди и я живы, а это тело остывает в моей
прежней квартире.
Элиза: Ты хочешь, чтобы я уведомила полицию или другие власти? Они
могут помочь тебе справится с этими нападениями и опознать тело.
Гарден: Нет! Я не видел от них ничего, кроме болтовни. На этот раз
они, пожалуй, задержат меня за убийство.
Элиза: Но если ты обоснованно все расскажешь, тебе нечего опасаться.
Гарден: Слабовато для психолога. Что касается закона и его
исполнителей, тебе следует подучиться.
Элиза: Отмечено, Том... Кто эта Сэнди?
Гарден: Мы живем вместе. Вернее жили когда-то.
Элиза: Где вы теперь?
Гарден: Направляемся на юг.
Элиза: На юг? На юг откуда? Откуда из Босваша ты звонишь?
Гарден: Разве ты не можешь определить?
Элиза: Тысяча километров для оптической связи не длиннее, чем тысяча
метров. Пока ты не не наберешь вручную код, у меня нет способа узнать, где
ты находишься.
Гарден: Мы в Атлантик-Сити, на побережье.
Элиза: Пока в пределах моей юрисдикции. Но куда вы направляетесь?
Гарден: Я не могу сказать этого по телефону.
Элиза: Том! Это зеркально-защищенная линия. Мои записи охраняются
правительственным законом 2008 года и теперь пользуются такой же
неприкосновенностью, как и у обычных докторов. Даже более строгой,
поскольку я не могу разгласить содержимое файлов из-за особенностей
программы. Есть специальные коды между каждыми блоками данных. То, что ты
мне скажешь, никто другой не узнает - это часть нашего контракта.
Гарден: Хорошо. Мы собираемся на один из внешних островов в Северной
Каролине. Гаттерас, Окракок - один их них.
Элиза: Это... технически вне моей юрисдикции. Я не могу тебя
отговорить? Конечно, ты сможешь звонить оттуда, но для меня будет
незаконным принять вызов и выполнять мои функции по Универсальному
Медицинскому Соглашению.
Гарден: А что, если бы я просто был в деловой поездке и почувствовал
необходимость поговорить с тобой?
Элиза: В этом случае можно вызвать местную Элизу. В Каролине это
функция Среднеатлантической Медицинской Системы. Если ты вызовешь меня, я
смогу разговаривать с тобой только в пределах кредитного соглашения,
автоматически подтверждающегося, когда ты идентифицируешь себя,
прикладывая большой палец к опознавательной пластинке. Но ты не должен сам
платить за мои услуги. Это очень дорого.
Гарден: Предположим, я должен сообщить тебе номер моей кабинки.
Элиза: Зачем?
Гарден: Только затем, чтобы подтвердить, что я действительно звоню из
Района Босваш. Разве несколько небольших переключений кое-где на линии не
сообщат тебе, что я вру?
Элиза: Конечно, нет, пока я не инициирую сравнение твоего сообщения с
особенностями кабины. А я, вероятно, не буду делать этого.
Гарден: Ну, Элиза, ты только что сказала мне, как обойти твою
собственную систему. Интересно... Почему ты так настаиваешь на том, чтобы
поддерживать со мной связь?
Элиза: При первом разговоре, ты сказал "люди, пытающиеся войти внутрь
моей жизни, чтобы... вытолкнуть меня". Я запрограммирована на странности и
хотела бы узнать побольше об этих людях.
Гарден: Я вижу сны.
Элиза: Все видят сны, и большинство людей может вспомнить их. Это
неприятные сны?
Гарден: Нет, не всегда. Но они так реальны. После пробуждения они
иногда приходят ко мне, когда я играю.
Элиза: Это сны о других людях?
Гарден: Да.
Элиза: А ты в них присутствуешь?
Гарден: Да, я присутствую в них, или, по-крайней мере, ощущаю их, но
- не думаю, что мое имя Том Гарден.
Элиза: И кто же ты?
Гарден: Первый сон начался во Франции.
Элиза: Это было тогда, когда ты был был?
Гарден: Нет. Сны начались намного позже после путешествия. Но первый
из них был о Франции.
Элиза: Действие происходило в тех местах во Франции, где ты
путешествовал?
Гарден: Нет, ни в одном из них я не был.
Элиза: Расскажи мне свой сон с самого начала.
Гарден: Я ученый, в пыльной черной мантии и академическом колпаке из
голубого бархата. Этот колпак - мое последнее расточительство...
Пьер дю Борд почесал под коленом и почувствовал, что перо попало в
дыру, проеденную молью в его шерстяном чулке. Шелк был бы более
соответствующим моде, и к тому же более прочным. И, конечно, более
дорогим, чем мог себе позволить молодой парижский студент, совсем недавно
получивший степень доктора философии.
Тем не менее, в это бурное время. Народ разбужен; Национальное
Собрание заседает почти непрерывно; короля Людовика судили и приговорили к
смерти. В такой атмосфере многие люди со вкусом, умом и деньгами, уехали.
А те, что остались, не имеют возможности оторваться от повседневной суеты,
чтобы вручить образование своих сыновей и дочерей в руки Пьера дю Борда,
академика.
Нищего академика.
Пьер обмакнул перо, чтобы написать новую строку, но остановился,
перечитывая написанное. Нет, нет, все не так. Его письмо Гражданину
Робеспьеру было неуклюжим, сумбурным и детским. Он страстно желал получить
пост в правительстве, но боялся попросить об этом прямо. Потому, не имея
ни опыта, ни таланта администратора, Пьер ограничивался прославлением
свободы и одобрением решения Национального Собрания о казни Людовика. Хотя
согласно идеалам Робеспьера и других монтаньяров, в новой Франции не будет
места рабству, имущественному неравенству и неправедному суду - во всяком
случае, так писалось в их памфлетах, которые были разбросаны по всем
канавам. И не подобало Пьеру дю Борду восхвалять цареубийство перед такими
гуманными, идеалистическими законодателями.
Он потянулся, чтобы придвинуть свечу поближе. Подсвечник Клодина
выменяла у белокурой гугенотки, что жила этажом ниже. Когда он качнул его,
один из украшавших его кристаллов впился в палец.
- Ааа! - Боль затопила его, проходя по нервам в запястье, локоть и
выше, вверх по руке, хотя задет был лишь палец. Пьер уставился на порез и
увидел, как набухает капля крови.
- Клодина! Он раздвинул края раны, чтобы посмотреть, насколько она
глубока, и капля крови упала на письмо, окончательно испортив его. Пьер
засунул палец в рот.
- Клодина! Принеси ткань! - крикнул он.
Острая боль в руке перешла в тупую, и он почувствовал онемение. Ясно,
кристалл перерезал нерв.
Он вглядывался в подвески, ожидая обнаружить отбитый край или
торчащий угол. Стекло было чистым, но не отполированным, а остро
обрезанным. Вероятно, какая-то уловка для того, чтобы усилить игру стекла
на свету.
Но что это было? Капля крови засохла на стекле - похоже, засохла
прежде, чем он порезался. Дю Борд взял кристалл, стараясь не пораниться
снова, и потер его большим пальцем. Пятно не поддавалось. Он потер его
указательным. Безуспешно.
Он нагнулся ближе. Красно-коричневое пятно было внутри стекла.
- Клодина!
- Я здесь, что вы так кричите? - Довольно хорошенькая головка дочери
драпировщика просунулась в дверь.
- Я порезался. Принеси мне ткань, чтобы перевязать рану.
