Психиатрической службы, Greater Bowash Metropolitan. Пожалуйста, считайте
меня своим другом.
Субъект: Ты машина. Ты мне не друг.
Элиза 212: Тебе не нравится разговаривать с машиной?
Субъект: Да, нет. Я делаю это всю свою жизнь.
Элиза 212: Сколько тебе лет?
Субъект: Тридцать тр... а... двадцать восемь. Почему я должен тебе
лгать?
Элиза 212: Действительно, почему? Я здесь, чтобы помочь. У тебя
прекрасный голос. Глубокий и хорошо поставленный. Ты его используешь
профессионально?
Субъект: Что ты имеешь в виду? Как диктор?
Элиза 212: Может как актер или певец?
Субъект: Я немного пою, совсем немного. Большей частью я играю на
пианино. Черт побери - я только и делаю, что играю на пианино.
Элиза212: Тебе нравится играть на пианино?
Субъект: Это будто вдыхаешь чистый кислород. Действительно здорово.
Элиза 212: Что же ты играешь?
Субъект: На пианино, я же сказал.
Элиза 212: Прости пожалуйста. Я имела ввиду, что за музыку ты
играешь?
Субъект: Джаз. Баллады. Страйд.
Элиза 212: Страйд? В моем банке данных нет этого термина.
Субъект: Ну и приветик твоему банку данных. "Страйд" - это настоящий
джаз. Его играли негритянские пианисты в Гарлеме, в Старом Нью-Йорке, в
начале двадцатого столетия. Он отличается тем, что левая рука играет басы
и гаммы - гаммы на полторы или две с половиной октавы ниже, чем мелодия, а
правая рука играет синкопы в третьих и шестых, хроматические гаммы и
тремоло... Страйд.
Элиза 212: Спасибо тебе за разъяснение. Похоже, ты много об этом
знаешь.
Субъект: Дорогуша, я, черт возьми, самый лучший исполнитель страйда в
этом столетии.
Элиза 212: Тогда могу я узнать твое имя для ссылки?
Субъект: Том. Том Гарден.
(Субъект 2035/996 Гарден, Том/Томас/NMI. Открыть психиатрический файл
и добавлять все будущие ссылки.)
Элиза: В чем проблема, Том?
Гарден: Меня пытаются убить.
Элиза: Откуда ты это знаешь?
Гарден: Вокруг меня происходит что-то странное...
Элиза: Что именно?
Гарден: Это началось примерно три недели назад, когда машина заехала
на бордюрный камень в Нью-Хэвене. Я там был по личным делам. Большой
"ниссан" на огромной скорости въехал на тротуар.
Элиза: Ты пострадал?
Гарден: Должен бы. Если бы некто не налетел на меня и не сбил с ног
прямо перед тем местом, куда врезался лимузин. Потом он перевернулся так,
что его башмаки попали в окно машины. Этот парень освободился, отряхнул
пыль с коленей и исчез. Ушел, даже не дождавшись моего "спасибо".
Элиза: Как он выглядел?
Гарден: Плотно сбитый. Длинный пиджак из плотной материи, типа
габардина, башмаки тяжелые и высокие, как у кавалеристов старых времен.
Элиза: Цвет волос? Глаз?
Гарден: Он был в шляпе. Вернее, нет - в чем-то типа капюшона, со
свободными краями. Может быть, сомбреро? Я не могу сказать точно. Это было
поздно ночью и в не слишком освещенной части города.
Элиза: А что ты сделал с машиной?
Гарден: Ничего.
Элиза. Но ведь она пыталась убить тебя. Ты так сказал.
Гарден: Да. Теперь я знаю точно. Машина была не первым случаем -
перед этим могло быть случайное совпадение, если ты меня понимаешь. Машина
сразу же исчезла. Вокруг не было ничего такого, что я мог бы предъявить.
Элиза: Так что ты исчез, как тот человек в капюшоне?
Гарден: Да.
Элиза: Что же за второй случай?
Гарден: Разрывные пули. Произошло это за неделю или десять дней до
того. На лето я снимал жилье в Джексон Хейс. Это в одном из старых
каменных домов, которые разбиты на отдельные модули. Мое окно было слева
на третьем этаже.
Было семь часов утра, я был дома и отсыпался после работы. Я закончил
игру в два пятнадцать, немного поел и выпил. Так что домой я пошел где-то
между тремя и четырьмя и улегся спать. В семь, когда остальные уже на
ногах и принимают душ, я еще крепко сплю.
Элиза: Хорошо ли ты спал, Том?
Гарден: Прекрасно. Никаких пилюль. Просто закрыл глаза и мир поехал в
сторону. Но, как я уже сказал, этим утром, когда я был дома, кто-то
стрелял по третьему этажу. Но справа - по соседнему модулю.
Элиза: Там кто-нибудь жил?
Гарден: А как же, молодая женщина. Я ее немного знал - Дженни
Кальвадос.
Элиза: Ее убили?
Гарден: Не сразу. Первые две пули разбили оконное стекло.
Удивительно, но это синтетическое стекло способно выдерживать даже
разрывные пули. По крайней мере, первое попадание. Стрелок методично
простреливал комнату. Пули попали в каждую двенадцатую книгу на полках.
Одна попала в телевизор, другая прошла через холодильник, третья - через
шкаф. Они взрывались как бомбы. Если бы Дженни осталась лежать, она, может
быть, и уцелела бы, так как ее постель была под окном и ее защищали сень
дюймов старого кирпича и облицовочный камень. Он мог бы расстрелять
комнату и убедиться, что там никого нет. Но она вскочила и побежала в
туалет. Голова ее оказалась на пути пули, и мозг забрызгал всю стену.
Элиза: Откуда ты знаешь, что ее убила последняя пуля?
Гарден: Не настолько же крепко я сплю, да и стены не столь толстые. Я
слышал, Дженни вскрикивала, когда пули разрывались вокруг нее. Затем одна
попала в цель и все кончилось. За исключением того, что не она была
мишенью. Ею был я. Убийца перепутал левую и правую сторону и выбрал не то
окно.
Элиза: Почему ты думаешь, что это было убийство? Наслаждение
стрельбой становится обычным.
Гарден: Потому что полицейские обнаружили то место, откуда велась
стрельба. Там были следы на черепице, целая груда пустых бутылок и куча
сожженных упаковок от ленча. Лежак он сделал из старой стекловаты...
Видимо, убийца использовал оптический прицел. Этот тип хорошо
подготовился.
Элиза: Может быть, он хотел убить именно ее, а не тебя?
Гарден: Библиотекаршу? Незамужнюю работающую девушку двадцати шести
лет, живущую самостоятельно? С какой стати?
Послушай, у Дженни были каштановые волосы, коротко остриженные, как у
меня. Так что в темной комнате стрелок вполне мог спутать ее с мужчиной,
даже имея телескопический прицел. Как я говорил, он должно быть, спутал
левое и правое, принял ее за меня и убил. Думаю, так оно и было.
Элиза: Ты имел ввиду это совпадение?
Гарден: Не совсем.
Элиза: Был еще выстрел?
Гарден: Послушай, ты молодец!
Элиза: Запись содержания и проекционный анализ. Я запрограммирована
на запоминание и любопытство, Том.
Гарден: Был еще один ночной выстрел в моем клубе. Должно быть, две
недели назад. Этот клуб называется Пятьдесят - Четыре - Тоже...
Элиза: Ты имеешь ввиду Пятьсот Сорок Два?
Гарден: Нет, Пятьдесят - Четыре - Тоже. Это филиал очень старого
клуба из тех, что еще существуют в настоящее время. Итак, я играл там как
всегда, но все шло не так, как надо.
Почему-то мои слушатели никак не могли понять, что мое представление
об исполнении полностью отличается от их. Я закрываю глаза, когда играю, а
они думали, что я засыпаю. Действительно, я иногда вскрикивал, играя коду
или...
Элиза: Кода? Что это такое?
Гарден: Это инструкция вернуться назад и повторить пассаж, иногда с
немного измененным окончанием.
Элиза: Спасибо. Записано. Продолжай дальше, пожалуйста.
Гарден: Или, например, я мог ругаться, пропуская такт или два. Иногда
я закусывал губу, а они считали, что я ошибся. Но когда у вас абсолютный
слух, вы просто не можете играть неверно.
Элиза: И игра в этот вечер шла плохо.
Гарден: Клубный кондиционер вышел из строя и влажность воздуха
сказывалась на функционировании клавиатуры. Просто кошмар. У меня не было
времени наблюдать за толпой или следить за дверью.
Элиза: Следить за дверью? Зачем?
Гарден: Потому что все хорошее приходит через парадную дверь:
меценаты, агенты студий, подписание контрактов и случайные приглашения на
одну ночь.
Элиза: Ты имеешь ввиду сексуальные контакты?
Гарден: Нет. У меня для этого есть постоянная девушка. Или была.
Приглашения на одну ночь, в музыкальном бизнесе, означают короткие
контракты, типа вечеринки, свадьбы, и тому подобного, хотя не многие
приглашают исполнителя страйда.
Но в этот вечер я не смотрел за дверью, так как пианино звучало хуже,
чем ящик с мокрыми носками. Поэтому я не заметил, как он пришел.
Элиза: Он? Кто?
Гарден: Бандит. Пятьдесят - Четыре - Тоже - надежный клуб: деловые
люди - большей частью Hors Boys and Synto Skins. И никаких Манхэттенских
босяков. Это гарантирует спокойную обстановку. Так что тот человек был
явно не к месту в своей шелковой рубашке, и обтягивающих штанах. Эта
экипировка выдавала в нем завсегдатая аптек окраинных кварталов города,
несмотря на длинные светлые волосы.
Элиза: Он попал в тебя?
Гарден: Нет. Он выстрелил правее и выше, я услышал только треск
пластика над головой. В то же мгновение я оттолкнул стул и скользнул за
пианино. Музыка оборвалась, когда пули завели свою песню... После этого
вечера никто не собирается позаботиться о мокрых молоточках.
Элиза: Что же ты сделал потом?
Гарден: Выскочил через заднюю дверь даже не оглянувшись. Последний
гонорар я потребовал у хозяина наличными. Сказал, что у меня умерла мать.
Элиза: Ты сообщил властям? Я имею в виду, о стрельбе.
Гарден: Конечно, я законопослушный гражданин. Но они только смеялись,
кормили меня полицейскими историями о немотивированной городской
преступности, приводили статистические данные и расчеты вероятности
относительно меня, а под конец сказали, что у меня буйное воображение.
Элиза: Но ты не согласен?
Гарден: (Пауза в одиннадцать секунд) Ты думаешь, что я сошел с ума.
Элиза: Это не моя функция. Я не решаю. Я слушаю.
Гарден: Ладно... можно сказать, я всегда чувствовал нечто особенное.
Даже когда был маленьким мальчиком, я чувствовал себя посторонним, не
таким, как все люди. Посторонним, но не отделенным. Не мятежником. Это
похоже на большую ответственность за устойчивость мира, за всю грязь и
разрушения, чем чувствуют другие люди. Иногда я чувствовал, что на мне
груз вины за двадцать первое столетие. Иногда мне хотелось бы быть в
некотором роде спасителем - но не в религиозном смысле.
Я чувствовал силу, или скорее умение. Оно было у меня когда-то, но
потом я его забыл. Напряжение мускулов, биение пульса, которые вне моих
способностей. Если бы я только мог успокоиться и сосредоточиться, эта
сила, это умение могли бы оказаться в моих руках. Сила удалять врагов с
моего пути мановением руки. Поднимать камни при помощи энергии, льющейся
из моих глаз. Заставлять горы дрожать от одного моего слова.
Элиза: Это Век Толпы, Том. Многие люди чувствуют себя бессильными и
обесчеловеченными, будто они колесики машины. Их эго компенсирует это
неопределенными фантазиями об "избранности", или сознанием возложенной на
них "миссии".
Новая ветвь психологии, называемая ufolatry, объясняет истории о
контактах с пришельцами и тому подобными вещами желанием человека быть
замеченным обществом, которое долго игнорировало человеческий фактор.
Раньше, люди того же склада сообщали о встречах с Девой Марией.
Многие люди испытывают то же чувство скрытой силы, которое ты описал.
Этим же можно объяснить веру в ведьм. В твоем случае, вероятно, эти
чувства более выражены. В конце концов, ты владеешь сложным искусством
игры на фортепиано. Может, ты еще что-нибудь умеешь?
Гарден: Мне всегда легко давались языки: путешествуя по Европе, я
научился бегло говорить по французский и сносно по-итальянски. В Марселе
