присутствующих попадала.
Луи принял более низкую стойку.
Подбородок Вингерта повернулся в прежнем направлении и тумбообразные
ноги понесли его по проходу.
Все было кончено в три удара: Луи нанес прямой левой и правый
апперкот, оба попали в точку; Вингерт, не шелохнувшись, вытянул свою руку
и ударил Луи тыльной стороной, как человек, сметающий со стола капусту.
Камень, или что-то другое, что было в руке надсмотрщика, попал в щеку
под глазом. Из рассеченной щеки брызнула кровь. От удара его шея
свернулась на сторону так, что он мог видеть свое плечо. Сила удара была
такова, что Луи полетел назад, через кровать, на колени одного из
прикованных людей. Это движение так натянуло цепь, что вся левая сторона
попадала как домино.
Успокоив целый барак двумя ударами, Вингерт пошел к выходу. Он
двигался по центральному проходу вперевалку, что было заметно со спины.
Луи попытался подняться. Но когда он встал на колени, один из заключенных
позади него, ударил его по затылку чубуком трубки, которая до того была
тщательно спрятана между матрасом и сеткой кровати.
Луи Бреве упал вперед и потерял сознание.
- О мой бедный, мой милый!
Прохладные сухие пальцы прикасались к его лбу - единственному месту
на лице, которое не опухло, не болело или не было забинтовано.
Луи лежал на нормальной постели, в нормальной комнате с
оштукатуренными стенами, расписанным потолком и толстым ковром, который
поглощал звуки приходивших и уходивших докторов, медсестер и сиделок. Его
Клара с прохладными руками и массой золотых волос ухаживает за ним и
притворяется, как сильно ее огорчает его теперешнее состояние.
Однако скоро Луи почувствовал себя после сна почти хорошо. Конечно, у
него болело все - самая сильная боль была глубоко в гортани - но голова
была ясной. В членах не было той свинцовой тяжести, которой всегда
сопровождалось похмелье. Может быть, это из-за того, что ему давали
лекарства.
- Где я был? - Собственный голос дошел до его ушей приглушенный
бинтами вокруг рта. Ему показалось, что нескольких зубов не хватает.
- Ты дома, дорогой.
- Это не Виндемер.
- Конечно нет. Это моя комната в отеле. Я и не подумаю вернуть тебя
назад на плантацию и к этой женщине.
- Но где я был?
- Несчастный случай. Прошлой ночью. Лошади понесли, как говорит твой
возчик, такой трус - и перевернули коляску. Трое из них сильно пострадали
и их пришлось прирезать.
- Это не было дорожное происшествие, Клара.
- Но... так все говорят.
- Они ошибаются. Который час?
- Начало десятого.
Он изогнул шею, чтобы посмотреть в окно, но оно было завешено тяжелым
зеленым бархатом.
- Утра или вечера?
- Вечера. Ты проспал весь день, мой бедный.
- Утром я проснулся в странном месте в комнате, обитой сосновыми
досками где-то в районе стариц. Я находился среди бандитов в цепях, хотя и
был свободен. Когда я позвал, чтобы кто-нибудь помог мне, вошел громадный
мужчина и ударил меня. Я дважды попал по нему, но он уложил меня с одного
удара. И вот я здесь.
- Какой ужасный сон тебе приснился!
- Это был не сон, Клара.
- Что за бред ты несешь, - холодно сказала она. - Люди могут сказать,
что твой рассудок поврежден - в результате несчастного случая - и
пьянства.
- А не ты ли это сделала? Поместила меня среди бандюг, показала мне,
насколько я пал - или могу упасть?
Она посмотрела на него сузившимися глазами. Когда она так смотрела,
ее лицо замыкалось и Луи знал, что она удалялась от него на миллион миль
ожидая, что он скажет что-нибудь непростительное.
Луи задержал дыхание и осознал, насколько хорошо он себя чувствует.
Это случилось в следующее воскресенье, когда он со своей женой
Анжеликой сидел на мессе. Пока священник монотонно пел свои молитвы на
латыни и курил ладан, Дух Святой снизошел на Луи Бреве и уже никогда в
этой земной жизни не покидал его.
- Господь мой пастырь - прошептал Луи, челюсть его еще болела. - Он
заботится обо мне, как заботится о пасхальном агнце иудеев...
Анжелика повернулась к нему с шиканьем, готовым сорваться с ее губ.
Она остановилась, увидев блеск в его глазах.
- Как Он сохраняет живую кровь Сына Своего, - голос Луи стал громче,
- так Он направляет меня и распространяет как свет. Он возвышает мою душу,
растворяет ее в воздухе.
К нему начали поворачиваться головы соседей с гневом или смущением на
лицах.
- Он поднимает меня с величественностью Пророка и низвергает меня
вниз в пламя, как он сделал с Принцем Воздуха.
Маленькая ручка Анжелики сжала его локоть. Ее пальцы впились в его
мускулы, пытаясь причинить ему боль, но не сумели. Двигаясь по нерву, она
пыталась поднять его.
Луи встал, ведомый только Духом, и его голос усилился.
- Но Он снова возвысит меня, Меч Господен поднят высоко...
- О, замолчи же! - взвыла Анжелика и толкнула его в боковой неф, где
он остановился. Затем будто проснувшись, неуклюже преклонил колени,
повернулся и медленно пошел к выходу.
Среди шума голосов вокруг него он явственно расслышал два слова:
"Опять пьян".
Но он не был пьян.
Жара и духота под тентом давили словно атмосфера перед грозой.
Напряжение в воздухе приводило к нетерпеливому желанию чего-то, пусть даже
пророчеств о близком конце и проклятии, лишь бы избавиться от чувства
неопределенности.
Частично напряжение исходило от укротителей змей. Текучее движение их
раскачивающихся тел, головы с изогнутыми зубами, все убыстряющийся танец
блестящих от масла рук и тел наэлектризовали толпу до предела. Напряжение
должно было прорваться. И оно прорвалось.
- Я была неверна мужу...
- Я хотел украсть лошадь соседа...
- Я избивал свою жену...
- Я был пьяницей, - слова вырвались из горла Луи Бреве. - Вино для
меня было другом, сначала добрым и ласковым. Затем оно стало господином,
командующим и приказывающим. В конце-концов оно превратилось в дьявола,
издевающегося надо мной и толкающего к дальнейшим безрассудствам.
- Аминь.
- Я был богатым человеком, известным в округе. Моим лекарством было
хорошее вино и бренди, привозимые из Франции. Я растратил золото и любовь
порядочной женщины на эти вина. И после этого любое вино стало хорошо для
меня.
- Аминь!
- Искушаемый дьяволом, живущим в бутылке, я промотал свое состояние и
начал тратить деньги моей доброй жены. У грязи в канаве было больше
твердости, чем у меня. Я был приятелем головорезов и проституток, и в
конце-концов преступников, прикованных к своим киркам и лопатам, мостящим
дороги. - Аминь!
- Любой из моих прежних друзей отворачивался, завидев меня. Наш
Господь тоже видел все это - но отвернул ли Он свое лицо от меня?
- Нет!
- Нет, Он не сделал этого. Он протянул свою руку и положил ее на мое
сердце. Маленьким и твердым как камень было это сердце. И теперь, от
прикосновения Господа, оно расширилось и наполнилось золотым светом, и
темная кровь вытекла из него. Господь принял меня в свое лоно. И я больше
не пьяница.
- АМИНЬ!
Волна чувств, сфокусированная радость трех сотен изголодавшихся
человеческих существ, влились в уши Луи Бреве. Эйфория от этого была
посильнее, чем от любого вина или виски, которые ему довелось пробовать.
- Сын мой, ты нарисовал замечательную картину с этой историей о
пьянице. Пусть они идут, ненавидя и любя тебя. "Известное в этих местах
семейство" и "расточал золотые монеты" - они проглотили все это за милую
душу.
- Это правда, мистер Лимерик, - Луи после службы все еще держал шляпу
в руках. Осознав это, он поискал глазами, куда можно было бы положить ее,
и, не найдя ничего подходящего, водрузил на голову. Это вряд ли было
вежливо, - внутри тента он был как бы в помещении и все такое - но Луи не
хотел держать шляпу как проситель.
- Конечно, это правда, и вы рассказали так хорошо.
- Спасибо, сэр.
- Слишком хорошо, чтобы такой хозяин, как я, позволил тебе уйти. Как
насчет пяти долларов в неделю и фонда? Конечно, в пути вы будете питаться
с моей семьей. - Лимерик кивнул назад, туда, где его дочь Оливия, спокойно
выбирала случайные банкноты, попавшие в корзину для пожертвований и
сортировала серебро. Ни на минуту не прерывая своего занятия, она подняла
голову и улыбнулась Луи, прохладно, как деревенская дыня.
- Фонда? - озадаченно спросил Луи. - Я не понимаю.
- Если кто-то опустит что-нибудь в ваш карман или шляпу, это ваше.
Остальное идет с подаяния. Ясно?
- Это очень щедро, сэр. А что я должен делать, чтобы нести слово
Божие?
- Помогать моему мальчику, Гомеру, ставить тент. Приходить на
собрания, оба раза. И рассказывать вашу историю, как вы это сделали
сегодня вечером.
- Пока вы будете здесь, я обязательно буду приходить.
- А когда мы двинемся в путь? Вы же хотите нести слово Божие повсюду?
- Конечно, мне хотелось бы этого.
- Считайте, что это сделано.
В Оклахоме Просвещение в лице его прежней любовницы, Клары, пришло к
нему и имело разговор с Духом и Луи.
- Этот Лимерик использует тебя для того, чтобы наживаться, - сказала
Клара. Со всей его напыщенностью и черным одеянием ему нет дела до Христа
и Евангелия. Он даже втихаря пьет вино. Он делает из тебя дурака - даже
большего, чем ты сам из себя делал.
- Какими бы ни были его цели, - ответил Луи, - он приводит людей к
Откровению и к Господу. Может быть, он не самый воздержанный, но он много
работает.
- А деньги?
- Это все для миссии в Африке, как он объяснил.
- Ты когда-нибудь видел хоть клочок письма из этой миссии или
кого-нибудь, кто ее представляет? Видел ли ты когда-нибудь хоть один чек о
переводе денег туда?
- Нет - я не посвящен в его финансы. Он дает деньги там, где нужно.
- И похоже, получает больше, чем дает.
- Поскольку он вершит дело Господа среди людей - и я могу помогать
ему в этом - какое это имеет значение?
- Это означает, что он ловкий пройдоха. Может ли хороший человек так
легко попасть под влияние плохого?
- Ливи не считает его плохим. Она его любит. А я люблю ее и доверяю
ее простоте и чистоте в таких вещах. Ливи мудра.
- Сначала ты сказал правду: Ливи простодушна. Она ничего не знает,
кроме игры на органе, на котором, кстати, играет плохо, и пересчитывания
монет, что она делает медленно. Вся ее жизнь в ее пальцах.
- Она делает работу для Господа по-своему, как и все мы.
- Твоя вера непрошибаема. Назовем это слепотой и покончим с этим.
- Вере может быть нужна слепота.
- Тогда я кончаю с этим.
Сказав это, Клара поднялась и вышла. Луи никогда больше не видел ее.
Это случилось в Арканзасе в жаркий вечер, когда мотыльки и мошки
вились вокруг ламп. Смуглый незнакомец вошел под тент.
Он пришел не для молитвы и службы, не из праздного любопытства, как
приходили некоторые. Он раздвинул полотняные занавески и прошел точно в
проход, как человек, идущий к виселице. Его глубоко сидящие глаза не
смотрели ни вправо, ни влево, пока он шел к скамьям. Откинув фалды фрака,
незнакомец сел на последнюю скамью.
Луи, оказавшийся рядом с ним, почувствовал озноб, даже несмотря на
то, что струйки пота текли из-под его шляпы за воротник, который был
когда-то был снежно-белым и накрахмаленным, а теперь, спустя месяцы пути -
стал мягкими серым. Холодная угроза исходила от смуглого незнакомца словно
испарения от куска сухого льда.
Глаза мужчины смотрели прямо вперед, и похоже, видели не больше, чем
