отключилась. Я побежал.
Огонь еще только занимался, когда мне удалось протиснуться среди
обломков, но я знал, что уже скоро все здесь будет охвачено пламенем.
Передвинув кусок стены и оттолкнув рухнувшую балку, я увидел лежащую без
движения Кору и принялся разбрасывать завал из мусора и обломков. Я даже
не мог сказать, дышит она или нет, когда наконец освободил ее, но тут же
поднял на руки и двинулся сквозь дым и огонь прочь из развалин. Теперь мне
стало понятно, как работает сторожевое лазерное устройство.
Выбравшись из обломков, я услышал стон и увидел Мэтьюса, лежащего
футах в сорока от нас. Положив Кору на землю, я потрогал ее пульс, но он
едва прощупывался. Дышала она тоже едва-едва. Правая рука, похоже, была
сломана. На голове - глубокие царапины. Когда-то, еще в те дни, когда я
лежал парализованный, я прочел множество работ по неврологии и теперь
кое-что знал. Приподняв ее веки, я проверил зрачки: правый превратился в
крохотную точку, левый выглядел нормально. Я принялся вытирать кровь с ее
лица и рук.
- Кора. Ты меня слышишь?
Она по-прежнему лежала без движения. Я растер ей запястья и попытался
устроить поудобнее...
- Стив!
Я повернулся. Малыш Уилли, весь в ожогах, приподнялся на локте. Одна
сторона лица у него вообще превратилась в запекшуюся корку. Левый глаз не
открывался. Одежда все еще дымилась.
- Подойди сюда, - прохрипел он.
- Шутишь? Мне совсем не нужен сердечный приступ.
- Я не сделаю тебе ничего плохого... Пожалуйста.
Я посмотрел на Кору, потом снова на Мэтьюса. Ничего такого, чем я мог
бы ей помочь, не приходило в голову... И что-то с Мэтьюсом было не так...
Неожиданно я понял, в чем дело, и встал с колен.
- О'кей. Но ты сначала послушай, что я тебе скажу. Я чувствую, что
этот маленький приборчик у тебя в груди работает из последних сил. Ты уже,
очевидно, знаешь, что я способен делать с электронными машинами... Я
согласен подойти и посмотреть, что для тебя можно сделать, но если мне
хотя бы почудится боль в груди, я тут же выключу твой стимулятор сердца.
Вот так, - сказал я, щелкнув пальцами.
Он косо улыбнулся, когда я оставил Кору и двинулся в его строну.
- Можно сказать, что у нас состоится сердечный разговор.
Когда я подошел ближе, Мэтьюс принялся диктовать цифры, потом добавил
что-то на немецком.
- Запомнил? - спросил он в конце.
- Нет.
- Если есть на чем записать, запиши. Пожалуйста.
- Что это такое?
Он повторил цифры еще раз, и я записал их на том же клочке бумаги, на
котором был записан мой липовый номер счета в "Ангро".
- ...И еще запиши. Мэгги Симс. Атланта, - хрипло проговорил Мэтьюс. -
Ее номер телефона...
- Что все это означает?
- Она моя сестра. Больше у меня никого нет. Позвони ей и передай
название швейцарского банка и номер счета. Будет жаль, если все эти деньги
пропадут...
- Черт бы тебя!.. - не выдержал я. - Твои грязные деньги пусть сгниют
в Швейцарии, а твоя сестра - в Атланте! Ты убил Энн и пытался убить меня!
Пропади ты...
Я отвернулся и пошел к Коре. Потом остановился.
- Мэтьюс... - сказал я. - Мы можем договориться.
- Чего ты хочешь? - прошептал он.
- Ты когда-то занимался исцелениями... Если спасешь Кору, я позвоню
твоей сестре и передам ей все, что ты сказал.
- Стив, я не делал этого уже много лет.
- Попробуй.
Некоторое время он молчал, потом наконец сказал:
- Перенеси ее сюда. Я попытаюсь.
Кора по-прежнему едва дышала. Я поднял ее на руки, перенес поближе к
Малышу Уилли и положил рядом.
- Давай.
- Помоги мне сесть, а?
Весил он немало, но мне удалось посадить его спиной к одной из
шлаковых куч. Когда я приподнял его, он закусил губу от боли, но
промолчал. Потом надолго закашлялся.
- Перекати меня на левый бок, - сказал он, откашлявшись. - Там в
кармане брюк есть фляжка.
Я сделал и это. Нашел фляжку, достал и откупорил. Поднес к его губам,
но он сам взял фляжку в руку и несколько раз приложился. Снова закашлялся,
но вскоре справился с собой, сделал еще глоток и опустил фляжку на землю.
Вздохнул тяжело и сказал:
- Ладно.
Затем посмотрел на Кору, ухмыльнулся и закатил глаза, изображая
карикатурную набожность.
- Уделишь мне минутку, господь? - произнес он. - Это вышел в эфир со
своими молитвами твой старый знакомый, Малыш Уилли. Сестра наша нуждается
в исцелении...
- Не паясничай, - сказал я, чувствуя себя немного неловко. - Просто
сделай, о чем я просил.
Но Мэтьюс не обращал на меня внимания.
- ...Невинное дитя, насколько мне известно, - продолжал он. - Просто
она оказалась в неудачном месте в неудачное время. Печальный случай. Я не
знаю, верует ли она и имеет ли это теперь значение, но как насчет того,
чтобы проявить немного милосердия и исцелить ее? - Он по-прежнему
ухмылялся. - Давай явим величие духа и облегчим ее страдания... - Тут
Мэтьюс поднес к губам фляжку и сделал еще глоток. - Когда-то мы с тобой
вместе вершили такие дела. Может, по старой памяти, во имя любви,
сострадания и всего такого...
Внезапно голос его дрогнул, он закрыл и правый глаз.
- Дьявольщина! - произнес он. - Я чувствую дух божий! Я действительно
его чувствую!
Происходящее беспокоило меня все больше и больше. Я никогда не
замечал за собой особой религиозности, но его пародия на обращение к богу
- или что это там было - казалось мне совсем неуместной.
- ...Сейчас я коснусь чела нашей сестры... - продолжил он, и теперь
его голос стал гораздо серьезнее. Видимо, когда-то он был очень хорошим
актером и, возможно, именно в таком стиле работал.
Мэтьюс протянул руку и коснулся лба Коры.
- ...и немного помолюсь в молчании, - закончил он, склоня голову.
Дыхание Коры стало глубже. Веки дрогнули. Рука, мне показалось, стала
прямее.
- Вот так! Вот так! Амен! Амен! - произнес Мэтьюс громко, и я с
удивлением увидел слезы у него на глазах.
- Искупление греха! - воскликнул он. - Если это не божья благодать,
то что тогда? Амен!
Затем Мэтьюс убрал руку и откинулся назад.
- Кстати, о грешниках, - добавил он слабым голосом. - Я готов
предстать перед тобой. Извини за беспокойство, но пора тебе решить, что ты
будешь со мной делать. Я на все согласен. Старый Мэтьюс идет к тебе,
господи...
Голова его склонилась вперед, но только когда фляжка выпала из
ослабевших пальцев, я понял, что это вовсе не поклон, и заметил, что Малыш
Уилли больше не дышит.
Кора шевельнулась, словно хотела сесть. Я было протянул руку, чтобы
остановить ее, но вместо этого подхватил за плечо и помог подняться. Она
открыла глаза, оба зрачка выглядели теперь совершенно одинаково. Я провел
пальцами по лбу и по волосам, но под засохшей кровью не оказалось царапин.
- Дон?..
- Твоя рука... Правая... - произнес я.
Она посмотрела на свою руку. Пошевелила пальцами.
- Что рука?
- Нет, ничего.
Потом взгляд Коры упал на Мэтьюса.
- Кто это? - спросила она. - Он, кажется...
- Да. Но он помог тебе.
За спиной у меня трещал в развалинах дома огонь. Я посмотрел на
север: там тоже поднимался к небу столб дыма.
- Ты можешь встать?
- Да, пожалуй.
Я хотел помочь ей, но в этот момент почувствовал сквозь запах дыма
аромат роз.
- Оно уже здесь, - услышал я в мыслях голос Энн. - Я достаточно
окрепла, и теперь оно может поговорить с тобой через меня.
Видимо, я невольно сжал руку Коры еще крепче и, наверно, даже сделал
ей больно.
- Дон, - что случилось? - спросила она, выпрямляясь, но тут я сам
словно бы обмяк и начал падать.
- Не... знаю... - сумел выговорить я, а потом меня смело с ног и
засосало в витки компьютерной сети, бесконечные, беспредельные витки...
...Мне казалось, что я тону в море электрического шампанского: со
всех сторон вокруг поднимались, пощелкивая, крошечные пузырьки. Впрочем,
может быть, они стояли на месте, а я сам опускался глубже и глубже. Я...
Вот там! Наконец появилось что-то прочное, вещественное...
...Сад с металлическими цветами под сверкающим деревом... Я двинулся
в ту сторону. Пузырьки таяли, но пощелкивание оставалось, словно еле
слышные статические разряды в радиоприемнике. У меня возникло ощущение,
что это какое-то переходное место: не совсем уже мой мир и не совсем еще
мир информационной сети. Как-будто уступку сделали сразу обе стороны.
Почувствовав, что мое уединение нарушено, я обернулся...
Энн, одетая в то же самое платье, в каком я видел ее незадолго до
этого, стояла в противоположном конце сада у высокой живой изгороди.
Зеленая стена то и дело бледнела, потом вдруг снова обретала сочную
окраску, словно ей было нелегко запомнить, как она должна выглядеть. А за
стеной мне виделся причудливый танец электронов, перескакивающих от атома
к атому в алмазной кристаллической решетке...
...И тут я осознал, что между Энн и стеной стоит еще кто-то, чей
призрачный силуэт был там с самого начала, но только сейчас счел нужным
или сумел наконец проявиться. Существо, одетое в серые одежды с бегающими
серебряными и золотыми нитями, было гораздо выше Энн. С его расставленных
в стороны рук стекало, словно занавес, тьма. В тени капюшона угадывалось
металлическое лицо...
То самое полузнакомое существо, которое время от времени наблюдало за
мной из глубин компьютерной сети и к которому ушла в конце концов Энн...
- Что... Кто это? - спросил я.
Функциональный, безжизненный и почти механический по звучанию голос,
в котором чувствовались лишь оттенки интонаций Энн, ответил:
- Я - разум, зародившийся и развившийся в недрах информационной сети.
Ты знал меня, Стив, еще во время своего заточения в неподвижном теле.
Строго говоря, я тебя и исцелил. Через больничный компьютер я устанавливал
для тебя предельно точные дозировки препаратов и добавлял свои собственные
предписания. Я следил за твоим состоянием и выхаживал тебя непрерывно.
- Кажется, я... припоминаю что-то... - сказал я. - Но не очень много.
- Так и должно быть. Пока ты оставался чистым разумом, неподвластным
заботам тела, твои способности к гармоничному контакту были значительно
шире. Тебе потребовалось большое время - время взросления, - чтобы вернуть
часть этого дара. А то, что ты забыл меня, даже к лучшему: я получил от
тебя много такого, что хотел бы тщательно обдумать, и мне тоже требовалось
время, чтобы повзрослеть. Теперь, однако, когда я обрел особые
коммуникационные каналы Энн-программы, мне стало гораздо легче общаться с
тобой в любой ситуации. Между вами и там существовала уникальная связь...
Теперь кое о чем, что я хочу тебе сообщить, и кое о чем, что хотел бы
понять...
Разглядывая сверкающий сад, я думал о его кажущейся реальности, но
перед лицом таких откровений только за образы этой реальности и оставалось
держаться. Медленно начали возвращаться некоторые больничные
воспоминания... Мы многое тогда обсуждали. Для этого существа - в те дни
еще совсем молодого - весь мир состоял из сигналов. Один огромный комплекс
сигналов - и все. Я пытался объяснить молодому пытливому разуму, что
сигналы так или иначе всегда соответствуют реальным предметам и явлениям.
На то, чтобы внушить ему эту идею, потребовалось немало времени, поскольку
для него мой реальный мир был сплошной метафизикой. Оно существовало в
мире сигналов, и, если ему случалось изменить какой-то из них, любые
перемены, вызванные этим действием в реальном мире, возвращались к нему
опять же сигналами. Его понимание причинности выросло именно из
представлении о сигналах, без всякого знания о действиях, происходящих в
