заключающееся в поношении этого человека, что являлось частью
ознакомительных занятий, потому что это отвлекало меня. Им оказалось
трудно поверить, что я не чувствую необходимости ненавидеть этого
маленького, бледноглазого человечка с пухлыми щечками и в чалме,
прикрывающей выводы вживленных навечно имплантов. "Конечно, это
пропаганда, - говорили они, - но это поможет вам, когда придет время". Я
медленно покачал головой. "Мне не нужны чувства, которые помогали бы мне
убивать, - сказал я им. - Они даже могут помешать". Им пришлось смириться
с этим, но было ясно, что они не поняли.
Итак, он знал, кто я. Удивительно, но едва ли унизительно. Огромные
объемы текущей информации систематически загружались в его компьютерный
придаток, а сам он был предположительно наделен глубоким, до известной
степени ошеломляющим умом, дополняемым творческим воображением. Итак, хотя
я чувствовал, что он строит догадки, это была, без сомнения, очень
обоснованная догадка, и конечно, точная. Впрочем, я не видел основания для
беседы с ним, или, в данном случае, чтобы не беседовать с ним. Для меня
это не составляло никакой разницы. Слова ничего не могли изменить.
Тем не менее:
- Это будет краткий визит, - настаивал он. - Вы здесь не задержитесь.
Какая-то вспышка, подобно молнии, прорвала темное облако впереди
(мимо) позади меня. Корабль тряхнуло, затрещали какие-то схемы, волна
помех поглотила несколько слов Стайлера.
- ...не первый, - сказал он. - Очевидно, никто из других...
Другие? Он мог подбрасывать это, просто надеясь вывести меня из
душевного равновесия. Но именно об этом я не думал. Пол никогда не говорил
мне, что я первым совершаю эту попытку. В общем, если подумать, вероятно,
что я не первый. Хотя это не беспокоило меня, меня действительно
заинтересовало, сколько могло быть этих других.
Неважно. Современная молодежь. Они, может быть, нуждались в этом
самом "промывании мозгов", им требовалось развивать в себе ненависть,
чтобы облегчить задачу. Их дело. Их похороны. Не мой вариант.
- Ты все еще можешь прекратить это, Ангел, - сказал он. - Приземляй
свой аппарат и оставайся при нем. Я пошлю кого-нибудь забрать тебя. Ты
будешь жить. Что скажешь?
Я хмыкнул. Он, должно быть, расслышал это, потому что сказал:
- По крайней мере, я знаю, что ты там. Твое нападение тщетно не по
одной причине, по многим. Кроме того обстоятельства, что у тебя нет шанса
преуспеть, что ты безусловно погибнешь и очень скоро, устранены основания
для того, чтобы ты вообще совершал эту попытку.
Потом он замолчал, словно ожидая, чтобы я сказал что-нибудь.
Напрасно.
- Не интересно, а? - сказал он тогда. - Теперь в любой момент моя
атака прорвет твой защитный экран. КОЗА никак не может знать, чем я
усовершенствовал оборонительную систему со времени их предыдущей попытки.
Последовала серия оглушительных взрывов. Однако, и из этого я вышел
без потерь.
- Все еще там, - отметил он. - Хорошо. У тебя по-прежнему остается
шанс передумать. Я бы хотел, чтобы ты выжил, мне очень интересно
побеседовать с человеком, вроде тебя, из другого времени, с твоим прошлым.
Как я уже сказал, есть и другие причины, кроме непреодолимых препятствий,
чтобы бросить все это. Я не знаю, что ты мог, или не мог слышать, -
насколько мне известно, некоторое время ты был оторван от мира, но истина
заключается в том, что была война, и я полагаю, с технической точки
зрения, она все еще продолжается. По полученным мной сообщениям Земля
сейчас находится в очень плачевном состоянии. Наши с тобой работодатели
понесли очень тяжелый урон. В общем и целом, я полагаю, в настоящий момент
оттуда нами командовать некому. Руководствуясь этим мне видится более
необходимым спасение оставшегося от наших организаций, чем продолжение
нашего конфликта. Что ты скажешь?
Конечно, я ничего не сказал. Я не имел возможности проверить
сказанное им, а он не имел возможности доказать мне ничего, пока я не
пожелаю приземлиться и взглянуть на то, что он смог бы предложить мне в
качестве доказательства, но об этом, естественно, не могло быть и речи.
Итак, оснований для беседы на этот счет не было.
Я расслышал его вздох сквозь журчание помех.
- Ты полон решимости убивать, - сказал он потом. - Ты думаешь, что
все, мной тебе сказанное, носит, по существу, исключительно эгоистический
характер...
Тогда я едва не отключил его, потому что мне не нравятся люди,
которые рассказывают мне, о чем я думаю, неважно, правы они или нет. Но
все же, это было лучшее представление в городе...
- Почему бы тебе не сказать что-нибудь? - предложил он. - Я бы хотел
услышать твой голос. Расскажи мне, зачем ты ввязался в это дело. Если
только из-за денег, я заплачу тебе больше, а потом обеспечу твою
безопасность. - Он помолчал, ожидая, потом продолжил: - Конечно, в твоем
случае, могут быть, вероятно, какие-нибудь еще мотивы. Семейная
преданность. Солидарность. Племенные кровные узы. Тому подобное. Если дело
в этом, я скажу тебе кое-что. Ты, возможно, единственный, кто сейчас
по-прежнему во все это верит. А они нет. Я знаю этих людей, я хорошо их
знаю многие годы, тогда как ты знаком с ними совсем мало. Это правда. Их
идеалы - не твои. Они наживаются на твоей преданности. Они используют
тебя. Ты правда делаешь это во имя верности семье? Дело в этом?
Здесь его голос зазвучал немного напряженно. Когда же он заговорил
снова, голос стал более расслабленным.
- Немного огорчает, что приходится беседовать с тобой таким образом,
- сказал он, - зная, что ты приближаешься с каждым мгновением, слушая
меня. Все же, теперь я понимаю твою позицию. Ты полон решимости. Ничто из
того, что я могу сказать, не может заставить тебя передумать. Я могу
только постараться убить тебя, прежде чем ты убьешь меня. Ты двигаешься, а
я привязан к этому месту. Слишком поздно пытаться убежать. Конечно, у тебя
ничего не выйдет. Но, как я уже сказал, теперь я понимаю твою позицию.
Тебе нечего мне сказать, а мне, на самом деле, нечего сказать тебе. Это
меня и раздражает. Ты не такой, как другие. Они все разговаривали, ты
знаешь. Они угрожали мне, они оскорбляли меня, они умирали, вопя. Ты
невежественный варвар, неспособный понять, что я такое, но это не
останавливает тебя, не беспокоить тебя. Не так ли? Я пытался сделать нечто
во благо всего рода человеческого, но это не волнует тебя. Не так ли? Ты
просто молчишь и продолжаешь приближаться. Читал ты когда-нибудь Паскаля?
Нет. Конечно, ты не читал... "Человек не более, чем тростник, самая
ничтожная вещь в природе", говорил он, но это мыслящий тростник. Всей
вселенной не надо ополчаться на него, чтобы сокрушить его. Достаточно
тумана, капли воды, чтобы погубить его. Но если вселенная обрушится на
него, человек все же останется более величественным, чем то, что погубит
его, ибо знает он, что умирает, а вселенная имеет над ним преимущество;
вселенная ничего этого не знает". Ты понимаешь, что я говорю? Нет,
конечно, нет. Ты никогда не задумывался о таких вещах. Ты туман, капля
воды... Придет время, если есть какой-либо смысл в жизни, когда можно
будет принимать смерть, верю я, без особой обиды. Я еще не достиг такого
состояния, но я работал над этим. Позволь мне сказать тебе...
В этот момент заградительный огонь внезапно сделался таким яростным,
что озарил небо, заглушил все прочие звуки и обрушил на меня ударные
взрывные волны, накатывающиеся, подобно взбесившемуся прибою.
Но затем в поле зрения закачалась моя цель, Здание Доксфорда,
прижатое к холмам в противоположном конце отдаленной долины.
Через несколько мгновений я начал атаку. Фонтаны огня извергались из
поверхности долины и со склонов холмов. Обрушился правый угол здания,
загорелась крыша...
Через несколько мгновений после этого небольшого триумфа я сам был
подбит и сразу же закувыркался вниз. Так как я не был катапультирован, я
понял, что отдел управления, должно быть, остался относительно
неповрежденным. Быстрое обследование, визуальное и посредством мониторов,
показало мне, что это именно так. Однако, отделение прошло удачно, и я
увидел мельком несущийся вниз искореженный наружный корпус корабля.
Еще одно попадание и, хотя мой скафандр, вероятно, спас бы меня, я
буду катапультирован. Но если я смогу добраться до земли с неповрежденной
кабиной...
- Ты все еще жив? - услышал я слова Стайлера. - Я видел кусок...
Потом был взрыв, который отвлек мое внимание от его слов, отшвырнув,
подбросив, закрутив меня. К тому моменту я уже перешел на ручное
управление, потому что не хотел замедлить свое снижение до самой последней
возможности.
- Ангел? Ты все еще там?
Я сумел переключить все необходимые системы, пока падал, в самый
последний момент затормозил, ударился о землю под плохим углом,
закрутился, выравнялся довел аппарат неповрежденным. Я завел его и
немедленно покатился вперед.
Я находился на противоположной стороне от Доксфордского комплекса в
дымящейся, покрытой клубами пыли долине. Она была довольно каменистой,
испещренной воронками от снарядов и рытвинами, не все из которых
образовались недавно. Данное обстоятельство доказывало, что мое нападение
не было первым. Но в то же время исключалась возможность минирования, и
это было весьма кстати, потому что я продвигался слишком опасливо,
высматривая возможные ловушки.
Однако, я не мог не думать о его словах про войну. Здесь были
затронуты и мои слабые связи с прошлым, и мои единственно важные связи с
настоящим. Впрочем, я не видел причины, из-за которой кто-либо стал
бомбить Сицилию. Но она еще там? Прошло уже несколько месяцев, а люди
теперь так легки на подъем. И как там Пол? И некоторые другие, с которыми
я знаком? Я знал, что у них имеются надежные убежища. Все же...
- Ты жив! Я нашел тебя на экранах. Хорошо! Так тебе будет даже проще
выйти из игры. Никаких забот о приземлении на мину, раз ты уже внизу.
Послушай. Теперь тебе нужно только остановиться и подождать. Я пошлю
кого-нибудь за тобой. Я предъявлю тебе доказательства в подтверждение
всего того, что говорил. Что скажешь?
Я поднял свои орудия из их гнезд, развернул их, приподнял и опустил,
чтобы проверить надежность турели.
- Это, как я понимаю, и есть твой ответ? - сказал он. - Слушай, ты
абсолютно ничего не добьешься, погибнув здесь, а ведь тебя ждет именно
это. Оба наших работодателя уже не у дел. Ты уже сейчас в пределах
досягаемости, и от тебя очень скоро только мокрое место останется. Это
бессмысленно. Жизнь - драгоценная штука, и как много ее совсем недавно
пропало даром. Род человеческий был только что сокращен более чем в десять
раз, и этот остаток вполне может быть уменьшен до его десятой части в
результате долговременных последствий войны. Кроме того, перед остатком
человечества стоит сейчас много проблем: найти уцелевших и позаботиться о
них, обеспечить функционирование каналов телепортации, переправить людей
на отдаленные миры, попытаться обустроить их жизнь. Земля почти непригодна
для обитания, и условия будут продолжать ухудшаться. Большая часть
отдаленных миров не подготовлена для продолжительного человеческого
обитания, и мы в настоящий момент не в состоянии заниматься их
усовершенствованием. Необходимо возводить что-то вроде убежищ,
устанавливать и поддерживать в рабочем состоянии коммуникационные линии
