куртки столь популярным в художественной литературе движением человека,
хватающегося за смертоносное оружие.
Тогда он сорвался с места, спрыгнул с дорожки и нырнул за простенок,
доходящий почти до края дорожки. Только тут я заметил, что он хромает. Я
этого не уловил, когда он направлялся прямо ко мне, но он явно старался
оберегать свою левую ногу.
Я сразу же сошел с дорожки. Мне не следовало проезжать на ней мимо
него, если он сам вооружен. Я устремился в правую сторону направляясь к
другой перегородке. Насколько я понимал в данный момент, сам факт, что он
сбежал, позволял предположить, что он вынашивал в отношении меня черные
замыслы.
Проскочив вдоль перегородки, я пробирался назад и внутрь; пересек
пустующую нишу и двинулся вдоль другой перегородки, образующей стену
коридора, ведущего в левую от меня сторону, и заканчивающегося тупиком,
комнатой, образуемой тремя стенками, где стояли четыре мягких дивана,
кресла и потрескивал огонь в камине. Я рывком пересек коридор и отважился
выглянуть на мгновение из-за ближайшего угла.
Никого не было видно.
Просматривались несколько пустующих секций, а дальше, на расстоянии,
примерно, в сто пятьдесят футов, взгляд упирался в другие перегородки.
Однако, еще оставалось пять или шесть закоулков и комнаток, куда я не мог
заглянуть.
Я, крадучись, двинулся вперед, уже вытащив пистолет и сжимая его в
руке. И преодолел этот участок пути за несколько минут, никого не
обнаружив. Еще через пару минут я оказался там, где он скрылся, и
тщательно обыскал это место.
Его здесь не было. У него хватило времени, чтобы ускользнуть в одном
из нескольких направлений. Мне было очень не по себе, когда я стоял там,
думая об этом. Он мог кружить, проскользнуть мне в тыл, притаиться в
засаде. Мне пришло в голову, что, возможно, он даже действует не в
одиночку, что он намеренно попался мне на глаза, в то время, как другой...
Самым для меня безопасным, решил я, было убраться отсюда как можно
быстрее, сбить со следа любую возможную погоню и прорываться к Крылу,
Которого Нет.
Я проделал обратный путь к дорожке, подождал, пока со мной не
поравняется группа пассажиров, вскочил на дорожку и сразу же начал
протискиваться в середину этой группы. Пассажиры, которых я толкал и
распихивал локтями, бросали на меня косые взгляды и возмущенные взоры, но
это было все, что выпало на мою долю, пока мы проезжали по этому участку.
Я стоял так, что попасть в меня было почти невозможно.
- ...Вы очень невежливы, - сказала мне рослая рыжеволосая женщина с
глазами подведенными синими тенями.
Я согласно кивнул и продолжал наблюдать за обстановкой и людьми, мимо
которых мы проезжали. Того человека нигде не было видно.
Проехав еще около полумили, мы подъехали к перекрестку, и я перешел
на другую дорожку, движущуюся влево. Люди, которыми я прикрывался, поехали
дальше, отпустив мне вслед несколько замечаний. Они все были вместе,
очевидно направлялись куда-то группой.
На другой дорожке пассажиров было побольше, и вскоре она донесла меня
до многодорожечной трассы с двусторонним движением. Здесь были толпы
людей, спертый воздух и повышенный уровень шума. Я встал на самую
скоростную дорожку и проехал по ней несколько минут. Потом я снова стал
менять направления следуя указателям, ведущим к ближайшему переходнику.
Это была ведущая вниз, прозрачная, отражающая звуки труба, навечно
ввинтившаяся в Дом. Появился бегущий вверх маленький мальчик, он смеялся и
оглядывался через плечо. Я поймал его за руку. Он попробовал вырваться,
потом повернулся и уставился на меня. Через секунду снизу показалась
запыхавшаяся женщина, по всех видимости его мать, ее раскрасневшееся лицо
выдавало еще более решительные намерения. Она шлепнула его и крепко
схватила за другую руку.
- Я говорила тебе! - сказала она. - Я говорила тебе никогда так не
делать!
Потом она посмотрела на меня.
- Спасибо вам, - сказала она, - что остановили его. Ума не приложу,
почему им так нравится бегать вверх по ведущим вниз и вниз по ведущим
вверх переходникам.
Я улыбнулся.
- Я тоже, - сказал я, с некоторым сожалением отпуская его руку.
Они сошли на следующем уровне, на Кухне, и когда она говорила: "Вот
подожди придем домой!", мальчик обернулся и показал мне язык.
Я попытался представить себе, что это значит - быть ребенком, иметь
родителей...
Я спустился до следующего уровня, до Комнаты Активного Отдыха, вышел
там и отыскал скоростную дорожку, пересекающую игровой комплекс. Здесь, в
районе спортивных площадок, казалось, играли во все спортивные игры какие
я только мог себе вообразить. Некоторое время дорожка шла над землей, и
мне было видно далеко во всех направлениях. По мячам лупили руками и
ногами, их бросали, ловили, подавали, вели, с ними носились по полям и
площадкам, они перелетали через сетки, ударялись об стенки, опускались в
корзины. Болельщики на трибунах кричали и топали ногами; на широких,
высоко установленных табло вспыхивали результаты; громкоговорители сверху
объявляли решения и сообщали статистические данные. Потолок светился
нежно-голубым, приятным для глаз, вполне уместным здесь светом. В данную
минуту для меня незаметна была работа кранов над этой мирной, разделенной
на спортивные площадки территорией. Мерцала вода в бассейнах, отбрасывая
пляшущие блики на вышки и тумбы. Воздушные потоки, насыщенные запахами
пота и жидких мазей для растираний, устремлялись к вентиляционным
отверстиям и уносились сквозь них, чтобы очиститься.
На дорожке было довольно много народу, поэтому мне было невозможно
установить, следят ли за мной. Я стал менять дорожки, выбирая из них самые
узкие, но придерживаясь общего направления в сторону тускло освещенного
района. Когда я добрался до стоявших длинными рядами столиков,
предназначенных для более спокойного времяпрепровождения, поток пассажиров
резко уменьшился. Маленькие группы и отдельные игроки развлекались картами
и настольными играми. Некоторые играли сами с собой, другие с автоматами;
их везение, мастерство, знания оценивались в той мере, какая была им
желательна. Падали кости, крутились колеса, тасовались и раздавались
карты, продвигались вперед фишки; фигурки наступали, отступали, прыгали по
доскам, захватывали других и сами оказывались в плену; назывались номера,
делались ставки, брались взятки; игроки блефовали, нападали, выигрывали,
набирали очки, ставили паты, отправлялись прямо на исходную позицию, не
получив двух сотен долларов, деньги часто переходили под столами из рук в
руки. Сам я не особо азартен.
Голубизна над головой начала сгущаться, голоса стихали, и тогда я
услышал пронзительный звук телефонного звонка; зазвонил телефон в будке в
отдаленном конце безлюдного прохода. Странное это вызвало чувство; телефон
слышен и виден, но нет вокруг никого, кто-бы ответил на звонок.
В глубине этого затемненного района находился переходник, его
прозрачная спираль выделялась ярко светящимися бусинами. Я опять
переместился, на этот раз на пустующую, одностороннюю дорожку. Примерно
через каждые сто ярдов на нее падал слабый свет; во мгле, по обе стороны
от меня, раздавались удары и гудение технического оборудования. Я все
время оглядывался через плечо, проверяя, не появился ли на дорожке еще
кто-нибудь. Никто не появлялся.
Еще несколько секунд и я добрался до другого перекрестка, решил опять
изменить направление. На перекрестке совсем никого не было. Поднятая
автоматическими уборщиками пыль кружилась в желтоватом свете фонаря на
угловой башне. Проезжая мимо нее, я снова услышал звонок. На этот раз
задребезжал другой телефон, спрятанный где-то в закутке, у самого
основания башни. Еще долго до меня доносились его настойчивые, призывные
сигналы. В этом было нечто печальное, в попытке добраться до кого-то, кого
просто не было там, звонок по неверному номеру никогда не поднимает
настроения.
Я миновал пустое поле для игры в поло; механические лошади стояли,
словно вереница унылых изваяний. Темные поверхности бассейнов постоянно
клубились, подобно воспоминаниям. Распахнутые к полу серые мешки
раздувались и качались в воздухе, горловины автоматических уборщиков
сновали между шкафчиками раздевалок и игорными столами, заглатывая мусор.
С какой-то отдаленной площадки, или со спортивного поля поднялась "скорая
помощь" и понеслась сквозь сумеречный воздух; на ней ярко пылал красный
крест. Я проехал мимо обнимающейся в нише парочки. Они отвернулись. Я
тоже. Потом я миновал внутреннюю стенку, на которой была еще не совсем
затерта надпись: "ЗВЕЗДЫ". Проверив, что делается за моей спиной, я
убедился, что по-прежнему на дорожке один.
Я снова поменял ленту, переехал несколько открытых трубопроводов,
сошел вниз и прошел пешком два квартала, чтобы срезать путь к дорожке,
ведущей к переходнику. Это был очень тихий и почти безлюдный район.
Несколько человек направлялись с разных сторон к переходнику, из которого,
однако, пока никто не появлялся. Поблизости, возле киоска, где продавались
сладости и газеты, слонялись трое мужчин и у меня появилось ощущение что
там я смог бы обменять фотографии Лэнджа, или заключить пари, или
наверняка сделать какие-либо запрещенные покупки.
Когда я вошел в светящуюся трубу и стал спускаться, меня накрыла
волна теплого воздуха. Теперь, вероятно, у меня все было в порядке и я,
наконец, оказался в достаточной безопасности после того, как покинул Жилую
Комнату. Тем не менее, принимая во внимание цель своего маршрута, я был
полон решимости совершать свое отступление как можно осторожнее. Насколько
мне было известно, прежде, когда кто-либо из нас уходил в Крыло, Которого
Нет, никогда не возникал вопрос о погоне.
Я вышел на следующем уровне в районе Конторы, которая как раз
закрывалась. Вид этих людей, готовящихся к выходу на свободу, напомнил мне
о том, какая во мне самом накопилась усталость. Некоторое время я
прикидывал, не спуститься ли мне еще на один уровень, чтобы избежать
толчеи. Но затерявшись в толпе, я смогу еще больше запутать свой след,
поэтому я решил идти дальше.
Я поднялся на главную трассу; через несколько минут раздался свисток,
и людские волны со всех сторон хлынули в мою сторону. Я ехал по средней
линии трассы, и скоро она оказалась забита до отказа; меня толкали,
сдавливали, не давали вздохнуть, меня несло, беспомощного, вперед. Однако,
повторял я себе, растворение в безликой толпе все это оправдывает.
Повернув голову, я мог разглядывать кажущиеся бесконечными ряды
столов, от которых набежали все эти люди, расставленные на этих столах в
определенном порядке телефоны, разложенные книги записей, бумаги, мягко
отсвечивающие в уже меркнущем свете. Скоро там, среди столов, начнут
совершать свои круги автоматические уборщики. Я попытался представить
себе, что за работа совершается здесь каждый день, потом быстро отогнал
эти мысли. Лучше об этом не задумываться.
Я решил следовать по пути наименьшего сопротивления, и напор толпы
переносил меня с одной дорожки на другую в течение, вероятно, минут
десяти, прежде чем ослаб, спал, позволил мне снова принимать решения по
своему усмотрению. Тогда я, в соответствии со своими прежними намерениями,
устремился в глубокий тыл.
Вскоре я ехал по конвейерным лентам, приближаясь к совершенно темному
участку Конторы. В качестве эксперимента, я поставил перед собой цель
добраться до другого ведущего вниз переходника, находящегося в
