на уме совсем другое.
Я улыбнулся в ответ.
- Забыл. Вы от него не в восторге, - сказал я.
- Не в этом дело, - ответила она. - Польза есть и от него. Это
просто, - она вздохнула, - политика, - закончила она.
Мандор рассмеялся, и мы подхватили. Скверно, что мне не пришло в
голову использовать этот момент относительно Амбера раньше. Сейчас слишком
поздно.
- Не так давно я купил картину, - сказал я, - ее написала леди по
имени Полли Джексон. Такой красный шевроле 57 года. Она мне очень
нравится. Сейчас хранится в Сан-Франциско. Ринальдо она тоже понравилась.
Она кивнула, неотрывно глядя в окно.
- Вы оба всегда застревали в какой-нибудь галерее, - сказала Ясра. -
Да он и меня без конца таскал то в одну, то в другую. Я всегда считала,
что у него хороший вкус. Не талант, нет, просто хороший вкус.
- Что значит "не талант"?
- Он - очень хороший рисовальщик, но его собственные картины никогда
не были такими уж интересными.
Эту тему я затронул по совершенно особой причине - но по другой. Меня
пленила эта прежде неизвестная мне сторона личности Люка и я решил
продолжит тему.
- Картины? Я и понятия не имел, что он занимается живописью.
- Он много раз пробовал, но никогда никому их не показывал. Потому
что они недостаточно хороши.
- Тогда откуда ты о них знаешь?
- Я время от времени проверяю его комнату.
- Когда его поблизости нет?
- Конечно. Привилегия матери.
Меня передернуло. Я снова подумал о сожженной в Кроличьей Норе
женщине. Но высказывать свои чувства и портить плавно текущую беседу, раз
уж заставил Ясру заговорить, я не собирался. И решил вернуть разговор к
тому, что меня действительно интересовало.
- А его встреча с Виктором Мелманом была как-то с этим связана? -
спросил я.
Сощурившись, она испытующе взглянула на меня, потом кивнула и доела
суп.
- Да, - сказала она, откладывая ложку в сторону. - Он взял у него
несколько уроков. Ему понравились какие-то картины Мелмана, и он разыскал
его. Может, даже кое-что купил. Не знаю. Но как-то он упомянул о своих
работах, и Виктор попросил их посмотреть. Он сказал Ринальдо, что, ему
понравилось и еще, что, с его точки зрения, он мог бы научить Ринальдо
нескольким полезным вещам.
Ясра подняла свой кубок, понюхала вино, отхлебнула и уставилась на
горы.
Я собрался было поторопить ее, надеясь, что она продолжит, и тут Ясра
принялась хохотать.
Я ждал.
- Вот засранец, - сказала она потом. - Но талантливый. Надо отдать
ему должное...
- Э-э... что ты имеешь в виду? - спросил я.
- Время шло, и Виктор уклончиво и многословно заговорил о развитии
собственной силы, словно играл полуявной страстью. Ему хотелось, чтобы
Ринальдо знал, что он - оккультист, который кое-чего стоит - и немало.
Потом он принялся намекать, что, может быть, хочет передать свою силу
подходящему человеку.
Она снова принялась смеяться. Я и сам хихикнул, подумав, что этот
дрессированный тюлень таким манером обращался к настоящему магу.
- Все от того, что он понял, как Ринальдо богат - продолжала она. -
Конечно, Виктор в то время был, как всегда, на мели. Но Ринальдо не
высказал никакого интереса и вскоре после этого просто перестал брать у
Виктора уроки живописи - он чувствовал, что научился у того всему, чему
можно было. Когда позже он рассказывал мне об этом, я все-таки поняла, что
этого человека можно отличным образом превратить в свое орудие. Я была
уверена, что такой субъект сделает все, что угодно, лишь бы вкусить
подлинной власти.
Я кивнул.
- И тогда вы с Ринальдо принялись ходить к нему? Вертелись-вертелись,
задурили ему голову и выучили немногим настоящим приемам?
- Достаточно настоящим, - сказала она, - хотя в основном его обучение
регулировала я. Ринальдо, как правило, бывал слишком занят - готовился к
экзаменам. У него средний балл всегда был повыше твоего, верно?
- Как правило, у него были очень хорошие отметки, - уступил я. -
Когда ты рассказываешь, как вы дали Мелману силу и превратили его в свое
орудие, я не могу не задуматься о причине. Вы натаскивали его, чтобы он
убил меня - и весьма живописным способом.
Она улыбнулась.
- Да, - сказала она, - хотя, возможно, не так, как ты подумал. Он
знал про тебя и обучался, чтобы сыграть свою роль в твоем
жертвоприношении. Но в тот день, когда ты убил его - в тот день, когда он
попробовал воспользоваться тем, чему научился - он действовал на свой
страх и риск. Его предупреждали насчет подобных действий в одиночку, и он
заплатил сполна. Он жаждал обладать всеми силами, которые рассчитывал
получить в итоге, а не делить их с другими. Я же сказала - засранец.
Мне хотелось казаться равнодушным, чтобы Ясра продолжала. Есть дальше
- как еще можно было лучше доказать это? Однако, опустив глаза, я
обнаружил, что моя тарелка с супом исчезла. Я взял булочку, разломил ее,
собрался было намазать маслом - и тут заметил, что моя рука дрожит.
Минутой позже я понял, что это от того, что мне хочется задушить ее.
Поэтому я сделал глубокий вдох-выдох и выпил еще вина. Содержимое
появившейся передо мной тарелки возбуждало аппетит, а слабый аромат
чеснока и иных дразнящих трав велел мне сохранять спокойствие. Я
благодарно кивнул Мандору, то же сделала и Ясра. Минутой позже я мазал
булочку маслом.
Откусив несколько кусков и прожевав их, я сказал:
- Признаюсь, не понимаю. Ты сказала, Мелман должен был участвовать в
моем ритуальном убийстве... только участвовать?
Еще полминуты она продолжала есть, потом снова улыбнулась.
- Случай оказался слишком подходящим, грех было пренебречь, - сказала
она чуть позже, - вы с Джулией расстались, она заинтересовалась
оккультизмом. Я поняла, что надо свести их с Виктором, чтобы он обучил ее
нескольким простым штучкам, обернув себе на пользу то, как она была
несчастна из-за вашего разрыва, что надо превратить это в полнокровную
ненависть - такую сильную, чтобы, когда подойдет время жертвоприношения,
ей бы хотелось перерезать тебе горло.
Я подавился чем-то, что при других обстоятельствах было бы потрясающе
вкусным.
По правую руку от меня появился затуманенный хрустальный кубок с
водой. Я поднял его и отпив, смыл все, что застряло в горле. Потом еще
глоток.
- Ну, такая реакция в любом случае чего-нибудь да стоит, - заметила
Ясра. - Ты должен признать, что месть имеет особую остроту, если твой
палач - тот, кого ты когда-то любил.
Уголком глаза я заметил, что Мандор кивает. Мне тоже пришлось
согласиться, что она права.
- Должен признать, это - хорошо продуманная месть, - сказал я. -
Ринальдо тоже был в это посвящен?
- Нет, к этому времени вы стали слишком дружны. Я боялась что он
предупредит тебя.
Пару минут я обдумывал это, потом спросил:
- Что же пошло не так?
- Единственное, что никогда бы не пришло мне в голову, - сказала она.
- У Джулии и вправду оказался талант. Несколько уроков у Виктора - и все,
что он умел, у нее получалось лучше... кроме живописи. Черт! Может, она
еще и рисует. Не знаю. Я сдала себе карту наугад - а она пошла сама.
Меня передернуло. Я подумал о своем разговоре с ти'га в Арбор Хаус в
те давние времена, когда им владела Винта Бейль.
- Что, Джулия развила в себе те способности, что хотела? - спросила
меня ти'га. Я сказал, что не знаю. Я сказал, что она ни разу, ничем не
выдала этого... А вскоре припомнил нашу встречу на стоянке у супермаркета,
и собаку, которой она велела сесть и которая, быть может, уже никогда
больше не шевельнется... Я вспомнил это, но...
- И ты ни разу не заметил никаких проявлений ее дара? - рискнула
Ясра.
- Не сказал бы, - ответил я, начиная понимать, почему дела обстоят
так, как есть. - Нет, не сказал бы.
...Например, тогда, в Баскин-Роббинс, когда Джулия изменила вкус
мороженого, пока стаканчик приближался к губам. Или тогда, в ливень, она
оставалась сухой без зонтика...
Ясра озадаченно нахмурилась и, не отрывая от меня глаз, прищурилась.
- Не понимаю, - сказала она. - Если ты знал, ты мог бы сам обучать
ее. Она любила тебя. Вы были бы грозной командой.
Внутри у меня все сжалось. Она была права - я ПОДОЗРЕВАЛ, я,
возможно, даже знал, но подавлял это в себе. Однажды я, может быть даже
сам это спровоцировал - той прогулкой в отражениях, энергетикой своего
тела...
- Это дело сложное, - сказал я, - и очень личное.
- О, сердечные дела или очень просты, или совершенно непостижимы для
меня, - сказала она. - Середины тут, кажется, нет.
- Давай условимся, что они просты, - сказал я ей. - Когда я заметил
эти признаки, мы уже расходились, и у меня не было никакого желания
пробуждать силу в бывшей любовнице, которой в один прекрасный день могло
бы взбрести в голову попрактиковаться на мне.
- Вполне понятно, - сказала Ясра. - Вполне. А сколько в этом иронии!
- В самом деле, - заметил Мандор, жестом вызывая новые блюда, которые
источая пар, появились перед нами. - Пока рассказ об интриге и оборотной
стороне души не завел вас далеко, мне хотелось бы, чтобы вы попробовали
грудку перепела, вымоченного в "Мутон Ротшильд", с ложечкой дикого риса и
побегами спаржи.
Я понял, что, показав иной слой реальности, навел ее на подобные
размышления, и вдобавок отвлек внимание от своей персоны - на самом деле я
не настолько доверял ей, чтобы раскрыть правду о себе. По-моему, это
говорило кое-что и о моей способности любить, и о способности доверять. Но
я все время чувствовал одно: есть еще что-то. Что-то сверх...
- Восхитительно, - объявила Ясра.
- Благодарю вас. - Он поднялся, обошел вокруг стола и сам наполнил ее
бокал, не воспользовавшись фокусом с левитацией. Я заметил, что, делая
это, пальцами левой руки он легонько погладил ее обнаженное плечо. Потом
он немного плеснул и в мой бокал - словно вдруг вспомнив и обо мне, -
вернулся на свое место и уселся.
- Да, великолепно, - заметил я, находчиво продолжая рассматривать
внутренность своего внезапно опустевшего темного бокала.
С самого начала я что-то ощущал, что-то подозревал - теперь я знал
это. Наша прогулка по отражениям была просто самой эффектной из целого
ряда мелких, внезапных проверок, которые я иногда устраивал Джулии,
надеясь застать ее врасплох, надеясь убедиться, что она... кто? Ну,
возможно, колдунья. Итак?
Отодвинув свой прибор в сторону, я потер глаза. Я долго скрывал это
от самого себя, но сейчас оно было совсем рядом.
- Что-нибудь случилось, Мерлин? - послышался вопрос Ясры.
- Нет. Я просто понял, что немного устал, - сказал я.
- Все отлично.
Колдунья. Не просто потенциальная колдунья. Сейчас я понял, что
глубоко прятал в себе боязнь того, что за покушениями на мою жизнь по
тридцатым апреля стояла она - а я подавлял в себе это и продолжал любить
ее. Почему? Потому ли, что знал, но мне было все равно? Потому ли, что она
была моя Нимью? Потому ли, что нежно любил своего возможного убийцу и
прятал от самого себя доказательства? Потому ли, что не просто был
неразумно влюблен, но меня постоянно преследовали настойчивые просьбы
умереть, они смеялись надо мной, и теперь в любой момент мне, возможно,
придется до последнего противостоять им?
- Со мной все будет о'кей, - сказал я. - Правда, ничего.
Значило ли это, что, как говорится, я сам свой злейший враг? Надеюсь,
что нет. Времени излечиться у меня и вправду не было - не тогда, когда
