празднеством. Лебедино-белая лодка разрезала синие волны, мягко и ласково
качавшие суденышко. Леонтиск был строен, как мать, с такими же серыми
глазами и медным загаром, как у Таис, уже с пушком над верхней губой; сын
не сводил с нее восторженных глаз наг всем пути до северного берега
Фароса. Часть побережья уже обстроили тщательно притесанными камнями,
уложенными на гигантских глыбах прежней критской гавани. Оставив лодку у
западного причала, Таис с Леонтиском и Эрис пошли к удаленному краю
набережной. Глубокая вода темнела под крутой стенкой. Невольно повторяя
Александра, она вылила в море смесь вина и душистого масла и велела
Леонтиску далеко зашвырнуть золотой лекитион.
- Теперь предадимся Тетис! [богиня моря у эллинов] - весело крикнула
она.
Леонтиск не смущался наготы, как и его мать. Мальчик разделся и
нырнул. Размеренно катящиеся валы вблизи острова дробились на мелкие,
быстроплещущие волны.
- Мама, иди! - позвал Леонтиск, сильными рывками отплывая дальше, где
волны шли медленнее и грознее, вспучиваясь тяжелыми громадами. Стая
дельфинов показала угластые плавники и черные спины, приближаясь к
купальщикам. Затаив дыхание, Таис скользнула в плотную, упругую воду.
Наконец-то! На несколько мгновений она даже забыла об Эрис.
- Эрис, милая, плыви сюда! - крикнула Таис и даже испугалась
молниеносной быстроте, с какой кинулась в море черная жрица. Афинянка
знала, что Эрис плавает как бы с неохотой, без подстегивающей радости,
обуревавшей в воде Таис. А здесь Эрис с ее боевым воплем: "Эриале! Эриале
и Эрис!", плыла, догоняя Леонтиска, нисколько не страшась глухого,
угрожающего шума, с каким вздымались и опускались валы в открытом море.
- Святая Мать Богов! Как легко плывется в этой плотной воде! Здесь
нет темноты болота, как в реке или озере. Море держит тебя, лаская, -
радостно делилась Эрис с подругой.
И Таис ликовала.
Ветер налетел с востока, погасил сверкание зеркал на склонах валов,
придавил заостренные верхушки, и Таис показалось, будто невидимые нереиды
окружили их, награждая шлепками шею и плечи, задорно плеская в лицо,
оглаживая тело ласковыми руками. Она сказала об этом Леонтиску, и вновь ее
удивил взгляд мальчика, пристально следивший за нею.
Эрис скоро утомилась, она еще не восстановила полностью свои силы.
Таис и Леонтиск без конца ныряли, уходя в глубину, плавали и кувыркались,
подражая дельфинам, носившимся бок о бок с ними, косясь маленькими
дружелюбными глазками и выставляя улыбчивые бело-черные пасти.
Усталые, они наконец вылезли на гладь гранитных плит. Эрис окатила
подругу пресной водой, смыла соль и помогла расчесать черные косы.
Леонтиск, обсыхавший поодаль, застенчиво приблизился к матери и склонился
к ее ногам, обняв сильные колени.
- Скажи правду, мама, ты богиня?
Встретив молящий взгляд ясных серых глаз, Таис отрицательно покачала
головой.
- Но ты не простая смертная? Ты нереида или нимфа, снизошедшая к
моему отцу. Я слышал, об этом шептались слуги во дворце. Не отвергай моей
просьбы, мама, скажи! Я только хочу знать!
Мальчишеские руки, окрепшие в работе с веслом и парусом, туже сдавили
колени матери. Горячая вера мальчика заставила сердце Таис Дрогнуть. Она
вспомнила об Александре. Один намек его матери дал ему необходимую веру в
себя. И одновременно всегдашняя правдивость восставала против обмана.
- Ты прав, мальчик! - вдруг сказала стоявшая рядом Эрис. - Твоя мать
не простая смертная, но она и не богиня.
- Я так и знал. Ты одна из дочерей Тетис от смертного мужа. И этот
поясок со звездой на тебе - заклятье смертной жизни? Как пояс Ипполиты?
Да?!
- Да!.. Я не бессмертна, не обладаю властью богини и не могу дать
тебе чудесной силы или неуязвимости в бою, - поспешно добавила афинянка, -
но я дала тебе любовь к морю. Тетис всегда будет милостива к тебе.
- Милая, милая мама! Вот почему ты так нечеловечески прекрасна. Это
счастье - быть твоим сыном! Благодаря тебя, - Леонтиск осыпал поцелуями
колени и пальцы Таис.
Она подняла сына, пригладила завитки его черных волос и сказала:
- Иди одевайся. Пора ехать!
Лицо мальчика преисполнилось печали.
- Ты не можешь взять меня с собой? Нам было бы хорошо вместе!
- Не могу, Леонтиск, - ответила Таис, чувствуя ком, сдавливающий
горло, - тебе следует быть с отцом, а не с матерью. Ты мужчина, моряк.
Побеждай море для радости людей, а не для избиения их. И мы вместе с Тетис
всегда будем с тобою!
Леонтиск повернулся и пошел к своей одежде. И вовремя, иначе бы
увидел слезы матери.
После морского купания Леонтиск словно вырос. На обратном пути он еще
выше держал гордую голову с тонкими критскими чертами лица. Лодка
приближалась к гавани, когда мальчик притронулся к матери и шепотом
спросил, указывая на Эрис:
- Она тоже?
- Еще больше меня! - также шепотом ответила Таис.
Леонтиск вдруг взял руку черной жрицы, приложил ко лбу и щеке и
поцеловал в ладонь. Несказанно изумленная Эрис поцеловала его в обе щеки -
милость, никому до сей поры не оказанная. Таис подумала, как хорошо бы
мальчику иметь такого друга рядом. Не будучи богиней, она не могла знать,
что через пять лет в великом морском сражении у Саламина, в глубокой бухте
Фамагусты, на восточном конце Кипра, Птолемей потерпит полное поражение, а
Леонтиск будет взят в плен. Впрочем, благородный победитель, любимец
афинян Деметрий Полиоркет, вскоре вернет сына Птолемею и сам будет разбит
им. Памятник победы Деметрия - статуя крылатой Ники на острове Самотракии
- будет тысячелетия восхищать людей всех народов и языков!..
Море, как бы приветствуя возвращение своей дочери, удивительно
спокойно несло "Кирку", корабль Таис, на северо-восток от Александрии, к
острову Кипру. Афинянка вспоминала о прежних плаваниях. Каждое отличалось
очень хорошей погодой. Как тут не поверить в особую милость Тетис?
- Считают, до Патоса на Кипре пятьсот египетских схенов, - говорил
Таис начальник корабля, сам опытный кормчий с Астипалайи, - а я намерил
больше - две тысячи восемьсот стадий.
- Как можно мерить море? - спросила удивленная Эрис.
- Есть несколько способов, но я пользуюсь самым простым, - начальник
корабля прищурился, глядя вдаль, - при такой хорошей погоде и малом
волнении. Смотри сама!
По приказу начальника на палубу вышли два пожилых моряка, один с
огромным луком и связкой тончайшей бечевки, другой с устойчивой на качке
морской клепсидрой [водяные часы]. Подхваченный широким поясом, моряк с
луком повис над водой, упираясь босыми ногами в борт корабля, и выпустил
стрелу, потащившую бечевку с навязанными на нее раскрашенными рыбьими
пузырями. Дважды бечевка ложилась неудачно, на третий пролетела прямой
дорожкой. Едва нос корабля оказался у начала бечевы, кормчий ударил в
медный диск, и второй моряк пустил клепсидру. Другой удар раздался, когда
нос корабля прошел конец бечевы.
- Счет капель? - крикнул кормчий.
- Тридцать одна, - последовал ответ.
- Видишь, - пояснил Эрис начальник, - бечевка длиной в полстадии
легла прямо, не искривилась волнами благодаря опытности моих моряков.
Корабль прошел ее за тридцать один удар сердца или капель клепсидры. Надо
поправить исчисление на волну и изгибы бечевы. Примерно скажу: наша
"Кирка" делает около шестидесяти стадий в час - очень хороший ход под
средним парусом, без весел. Считай, сколько понадобится времени дойти до
Патоса, только про себя - не гневи Морского Старца! Чтобы измерить
расстояние правильно, надо сделать на пути много промеров.
Кормчий выбрал время, когда этесии - летние ветры, дующие к Египту, -
на короткое время сменяют свое направление и несут волны с северо-запада.
Море потемнело, приняв цвет хиосского вина, и по его сумрачному простору
неслись рядами белогривые кони Посейдона. Сильный ветер срывал пену с их
гребней, сверкавшую на солнце под безоблачным небом. Такой вид моря
привычен каждому эллину, а сила ветров не смущала мореходов - они знали,
что к вечеру она ослабеет, и самого страшного - ночной бури - не будет.
Таис и Эрис, аккомпанируя себе на систре и китаре, распевали на носу
корабля самые разные песни: эллинские - печальные и мелодичные: тягучие и
заунывные персидские; отрывистые, резкие финикийские и египетские; пели
песни либийских пиратов с дикими выкриками и присвистом, вызывая великий
восторг моряков и беся кормчего, потому что мореходы становились
невнимательными.
Таис уединялась для игр и разговоров с дочерью в укромном месте -
между задней надстройкой и краем палубы, огороженным тростниковыми
плетенками от ветра и брызг. В одну из таких задушевных бесед маленькая
Ирана ошеломила Таис мечтой сделаться гетерой. С наивностью детства Ирана
рассказывала о богатых подарках, которые получают гетеры, о пирах с
музыкой и танцами, о поклонении мужчин, поверженных к ногам гетеры одним
взглядом ее.
Чем больше хмурилась мать и шире улыбалась Эрис, тем красноречивее
девочка старалась доказать свою правоту. Дошло до дифирамбов поцелуям и
нежным объятиям мужчин.
Разгневанная Таис поняла, с чьих слов говорила девочка, но сдержалась
и стала терпеливо объяснять дочери, что ей наговорили сказок: в жизни, чем
бы ни занимался человек, а особенно женщина, все происходит не так легко и
безоблачно.
- Нам, женам, не так много путей в жизни дано богами, - тихо говорила
она дочери, гладя ее прямые каштановые волосы и заглядывая в серьезные
карие глаза, - поэтому каждая дорога должна избираться тщательно.
Необходимо знать и взвесить все способности, данные нам богами, и
возможности их улучшения. Путь гетеры - один из самых трудных. Он подобен
жизни художника, музыканта, архитектора. Кто из мужей будет настолько
глуп, чтобы сделаться музыкантом, не имея слуха? А девушки часто думают,
будто очарование юности, мелодичный смех и легкость походки - средства,
уже достаточные для достижения успеха. Нет, неверно. Год, другой, а потом
все кончается свинскою жизнью в попойках с грубыми, скотоподобными
чужаками в портовых трущобах. Если даже ты обладаешь совершенным телом,
красивым лицом, великолепными волосами, некоторыми способностями певицы и
танцовщицы - всего этого достаточно лишь для подневольной актрисы, нередко
награждаемой ударами руководителя труппы. Но чтобы стать хорошей гетерой,
кроме внешности и грации, ты должна иметь выдающуюся память, читать на
трех наречиях [имеются в виду наречия древнегреческого языка, довольно
заметно отличавшиеся друг от друга], любить и помнить историю, знать
основы философских учений. Тогда ты будешь говорить с поэтами и философами
как равная и возвысишься над мужами менее одаренными. И этого мало! Ты
должна обладать непогрешимым вкусом в одеяниях, понимать искусство
скульптуры, живописи, может быть, рисовать сама. Ты должна распознавать
людей с первого взгляда, подчинять мужей, не насилуя их воли, быть
хозяйкой на симпосионах. Еще ты должна увлекаться атлетикой, такой, в
которой сможешь соперничать с мужами. Я, например, считаюсь хорошей.
- Не знаю, у кого будут слезы, - ответила Таис, дуя на пальцы, -
такая крепкая девчонка! А теперь, моя милая Эрис, займемся тобой.
- Ты сегодня царствуешь, о львица, - пошутила Эрис, с некоторой
опаской поглядывая на подругу.
- В львицу сейчас превратишься ты, - пообещала Таис и повела подругу
в свою каморку, дверью выходившую на рулевой помост, а не в кормовое
помещение, оборудованное на время плавания для женщин.
- Стань передо мной и держи зеркало. Нет, не так, поверни к себе!
