широкую скамью, где сидели двое его учеников. Эрис блеснула глазами в их
сторону и уселась на краешке, подальше от веселых молодых, людей. Те
посылали ей восхищенные и многозначительные взгляды, дополненные жестами.
Тщетные попытки! С таким же успехом они могли привлечь внимание любой из
статуй, в изобилии украшавших мастерскую, дом и сад Лисиппа!
- Пойдем, афинянка, я покажу тебе старого друга и твоего
соотечественника скульптора Клеофрада. Он презирает войну, не делает
статуй царей и полководцев, только лишь жен, а потому не столь знаменит,
как того заслуживает. К тому же он знает тебя...
Таис собралась возразить, но слова застряли у нес в горле. Эти
жесткие голубые (глаукопидные, как у самой Афины) глаза, шрамы на лице,
под густой седой бородой и на руке воскресили в памяти мимолетную встречу
у Тесейона на пути к холму Нимф!
- Я пообещал увидеть тебя через несколько лет, - сказал Клеофрад
своим низким голосом, - что ж, прошли две олимпиады, и я вижу не девчонку,
а женщину в расцвете сил и красоты. Тебе, должно быть, сейчас лет двадцать
шесть, - ваятель бесцеремонно оглядел Таис, - ты рожала?
- Да, - почему-то послушно ответила Таис, - один раз.
- Маловато - надо бы два. У женщины такой, как у тебя, силы и
здоровья это только улучшит тело.
- Гнезиотес апамфойн, - сказал Лисипп на аттическом наречии, указывая
на Таис, и она вдруг покраснела от прямого взгляда одного и прямых слов
второго художника.
- Да, ты прав! - согласился суровый Клеофрад. - Чистота происхождения
по обеим линиям - отца и матери. Ты будешь моей моделью, афинянка! Судьба
назначила тебя мне! Я ждал терпеливо твоей зрелости, - он вперил в Таис
повелительный взгляд.
Помолчав, Таис кивнула.
- Ты выбираешь опять то, что не принесет тебе богатства, - задумчиво
сказал Лисипп, - Таис слишком обольстительна для образа богини, слишком
мала и гибка для коры, не грозна для воительницы. Она - женщина, а не
канон, образ, веками установившийся в эллинском искусстве.
- Мне думается, ты прав и не прав, великий мастер. Когда ты создавал
своего Апоксиомена [Апоксиомен - очищающий себя, знаменитая статуя
атлета], образ атлета, ты смело отошел от Поликлетова канона и прежде
всего от Дорифора. И я понимаю почему. Дорифор - канон могучего спартанца,
воина, который создавался у лакедемонян за тысячелетие выбора родителей,
убиения слабых и труднейшего воспитания силы и выносливости. Огромная
грудная клетка, брюшные мышцы, в особенности косые боковые, неимоверной
толщины. Такой человек может бежать в тяжелой броне много стадий, вести
бой с массивным щитом и копьем дольше любого воина любого народа,
останется невредим под колесами тяжелой повозки. До появления сильных
луков и камнеметов спартанцы били всех врагов без исключения.
- Ты очень верно понял меня, Клеофрад, хоть ты и ваятель жен. Мой
Апоксиомен легче и подвижнее. Однако ныне снова все переменилось. Воины
пересели на коней, а пехота бьется не один на один, как прежде, а сотнями
бойцов, скованными в единую машину дисциплиной и умением сражаться
совместно. Отошли времена и Дорифора, и Апоксиомена!
- Не совсем, о Лисипп, - сказала Таис, - вспомни гипаспистов
Александра, завоевавших звание "Серебряных щитов". Им понадобились и
тяжелое вооружение, и стремительный бег, и сила удара.
- Правильно, афинянка. Но это особая часть войска, вроде боевых
слонов, а не главная масса воинов.
- Боевых слонов, какое сравнение! - засмеялась Таис, умолкла и
добавила: - Все же я знала одного спартанца. Он мог служить моделью для
Дорифора...
- Конечно, такие мужи еще есть, - согласился Лисипп, - они стали
редкостью именно потому, что более не нужны. Слишком многое надо для
создания их, слишком это долго. Войско теперь требует все больше людей и
поскорее!
- Мы говорим о мужчинах, - пророкотал Клеофрад, - разве для того мы
позвали Таис?
- Да! - спохватился Лисипп. - Таис, помоги нам. Мы начали спор о
новой статус и с нашими гостями, - ваятель показал на группу из четырех
человек с густейшими бородами и в странных головных повязках, стоявших
особняком от завсегдатаев дома, - индийскими ваятелями, и разошлись в
главных критериях женской красоты. Они отрицают выдающуюся прелесть статуи
Агесандра, и вообще модная ныне скульптура жен им кажется стоящей на
неверном пути, не так ли? - Он повернулся к индийцам, и один из них,
видимо переводчик, быстро проговорил что-то на красивом певучем языке.
Один из гостей с самой дремучей бородой энергично закивал и сказал
через переводчика:
- Наше впечатление: эллинские художники перестали любить жен и теперь
больше любят мужей.
- Странное впечатление! - пожал плечами Лисипп, а Клеофрад впервые
широко, с оттенком злорадства, улыбнулся.
- Я ничего не знаю! - сказала Таис. - Кто такой Агесандр и что за
статуя?
- Новый скульптор появился, великий мастер. Его статуя Афродиты для
храма на Мелосе, - пояснил Лисипп, - прославилась среди ваятелей, хотя,
мне кажется, она больше похожа на Геру.
- Моделью служила явно не эллинка, а скорее сирийка. У этих женщин
прекрасные груди и плечи, но отсутствует талия, зад плоский и вислый. Ноги
всегда негармонично тонкие, - перебил Клеофрад.
- Все это Агесандр умело задрапировал, - сказал Диосфос, еще один
ваятель, знакомый Таис.
- Но не сумел скрыть неуклюжей средней части тела, - возразил Лисипп,
- и плохо развитой нижней части живота.
- Не понимаю восторгов, - спокойно сказал Клеофрад, - я не обсуждаю
мастерства Агесандра, и нет у меня зависти к его великому умению, а только
неприятие выбора модели. Разве у его богини эллинское лицо? Он придал ей
канонический профиль, но кости головы покажутся хрупкими и узкими, как и
следует для сириянки или иной женщины из народов восточного берега. Разве
никто не заметил, как сближены ее глаза и узки челюсти?
- Что же в этом плохого? - усмехнулся Стемлос.
- Плохо даже для твоих лошадей, - парировал Клеофрад, - вспомни
широкий лоб Букефала. А для нас, эллинов, древних критян и египтян самый
излюбленный образ - это Европа, переводи, как хочешь это древнее имя:
эвриопис - широкоглазая или эвропис - широколицая, а вернее, и то и
другое. До сих пор кости Европы носят на празднике Эллотии на Крите в
огромном миртовом венке. Следовало бы и нам, художникам, больше смотреть
на своих жен и их прародительниц, а не щеголять поисками чужеземных
моделей, которые, может быть, и хороши, но наши прекрасней.
- Здоровья тебе, Клеофрад! - воскликнул Лисипп. - Одно из многих
прозвищ моей приятельницы Таис как раз широкоглазая. Разве ты не заметил,
как похожа она лицом на Афину Партенос Фидия? Знаешь, та парадигма -
модель для нескольких копий, в короне и с глазами из хризолита?
К удивлению присутствующих, индийцы стали кланяться, складывая руки и
восклицая что-то одобрительное.
- Тебе-то хорошо, Эвриопис, - улыбнулся Лисипп Таис, посмотрел на
Эрис и добавил: - Мы звали тебя послужить моделью для спора. Придется тебе
и Эрис постоять обнаженными. Мы хотим увидеть в тебе сочетание древней
критской и нашей эллинской крови. А в Эрис тоже слились древняя нубийская
и другая, либийская, что ли. - Он показал на тяжелый широкий табурет для
модели. Таис послушно сбросила одеяние на руки не терявшей спокойствия
Эрис. Общий вздох восхищения пронесся по мастерской. Здесь все
преклонялись перед женской красотой, ценя ее как величайшую драгоценность
природы.
- Морфе телитерес гоэтис! О чарующие, обворожительные женские формы!
- воскликнул один из молодых поэтов, хиосец. Клеофрад замер, приложив
ладонь щитком к левому виску, и не сводил глаз с меднозагорелой фигуры,
стоявшей непринужденно, как будто наедине с зеркалом, а не на подставке
перед собравшимися. Спокойная уверенность в собственном совершенстве и в
том, что она не может вызвать среди художников ничего, кроме благоговения,
окружили молодую женщину ощутимым покровительством бессмертных.
- Нашел ли то, что искал? - спросил Лисипп.
- Да! - почти крикнул Клеофрад.
Индийцы вздрогнули, с удивлением взирая на загоревшегося вдохновением
эллина.
- Вот древнейший облик жены, - с торжеством сказал Лисипп, - крепкая,
невысокая, широкобедрая, круглолицая, широкоглазая - разве она не
прекрасна? Кто из вас может возразить? - обратился он к ученикам.
Лептинес, ваятель из Эфеса, сказал, что именно этот облик два века
назад воссоздавали художники Ионии, хотя бы Экзекиас или Псиакс.
- Они будто копировали ее лицо и тело, - ваятель показал на Таис.
- Я не могу пояснить тебе причину, - сказал Лисипп, - всего два
канона скульптур модны с прошлого века. Один - в подражание
непревзойденным Корам Акрополя - воспроизводит высокую жену с могучей
грудной клеткой, с широко расставленными грудями, широкими плечами и
брюшными мышцами, подобную атлетам - мужам. Они малоподвижные и не
нуждаются в сильном развитии задних мышц, поэтому более плоски позади.
Другой канон, введенный Поликлетом, Кресилаем, может быть, даже Фрадионом,
- это широкоплечая, узкобедрая, малогрудая жена, без талии, более похожая
на мальчика, также с неразвитыми позади мышцами. Таковы бегуньи, амазонки,
атлетки этих художников. Ты, эфесец, знаешь статуи, что создали для
святилища Артемис в твоем городе названные мною ваятели сто или больше
лет?
- Они испортили облик Артемис и амазонок! - воскликнул Лептинес. -
Влюбленные в юношей-эфебов, они старались в жене найти тот же образ
мальчика. А зачем истинному мужу мальчик вместо жены? Простая и суровая
жизнь моих предков, бежавших от дорийских завоевателей на берега Малой
Азии, создала крепких, сильных, гибких жен небольшого роста. От них и
карийских и фригийских жен, что ушли дальше к северу и добрались до Понта
на реке Термодонт, возник город амазонок. Они служили Артемис с девизом
"Никакого подчинения никакому мужу".
- Как интересно ты говоришь, ваятель, - воскликнула Таис, - так я -
жена для нелегкой жизни?
- Из чистого древнего рода, тех, кто жил трудно, - отвечал Лептинес.
- Эфесец, ты увлек нас в сторону, - вмешался Лисипп, - хотя и
говоришь интересно. Эрис, становись сюда! - Он показал на второй табурет
рядом с Таис.
Черная жрица вопросительно посмотрела на хозяйку.
- Становись, Эрис, и не смущайся. Это не обычные люди, это художники.
И мы здесь не просто жены, а воплощение богинь, нимф, муз - всего, что
возвышает мужа-поэта, устремляя его мечты в просторы мира, моря и неба. Не
сопротивляйся, если они будут ощупывать тебя. Им надо знать, какие мышцы
скрыты под кожей, чтобы изобразить тело правильно.
- Я понимаю, госпожа. Почему здесь только мужи, а нет жен ваятельниц?
- Ты задала глубокий вопрос. Я спрошу Лисиппа. Самой мне думается,
что между нами нет такой любви и стремления к облику жены, как у мужей. А
до понимания красоты вне личных отношений мы еще не доросли... может быть,
из последовательниц Сапфо лесбосской есть и ваятели жены?
Эрис стала рядом, темная, как египетская бронза, без того уверенного
кокетливого превосходства, какое переполняло Таис, но с еще большим
спокойствием равнодушной к земным хлопотам богини, лишь юная живость
которой избавляет от впечатления суровой, даже печальной судьбы.
- Бомбакс! - издал возглас изумления Лептинес. - Они похожи!
- Я так и полагал, - сказал Лисипп, - одинаковое назначение их тел и
равная степень гармонии ведут к неизбежному сходству. Но разберем эти
