бешено грызлись со степными лошадьми, толкали и били их копытами. В это
время в центре битвы в ужасной сумятице македонская пехота-фаланга шаг за
шагом продвигалась вперед, клином врезаясь в массу противника, настолько
плотную, что Дарий не смог использовать ни слонов, ни колесниц с
серповидными ножами, предназначенными косить врагов на быстром ходу.
Александр тоже не мог ввести в бой свою тяжелую конницу - гетайров - и,
уже сев на Букефала, что обычно означало атаку, вынужден был выжидать, не
отвечая на призывы Пармения.
Наконец фаланге удалось глубоко внедриться в центр. Легкая конница
персов отхлынула вправо, и в образовавшийся прорыв ударили гетайры. Они
смяли "Бессмертных" и опять, как в битве при Иссе, оказались перед
ближайшим окружением персидского царя.
Аргироаспиды, Серебряные щиты, оправдывая свою боевую славу, бегом
ринулись на ослабевший строй персов. Все на подбор люди выдающейся силы,
щитоносцы с ходу ударили в противника своими щитами. Персы нарушили строй,
открывая незащищенные бока для мечей македонцев.
Дарий, увидев прорыв гетайров, понесся на колеснице прочь от центра
битвы. Следом повернули "Бессмертные". На флангах сражение продолжалось с
неослабевающей яростью. Александр с частью гетайров пробился к Пармению на
левое крыло, сразу улучшив положение тессалийских конников Леонтиска. Бок
о бок с неистовым в бою Александром Леонтиск смял и отбросил противника.
В тучах пыли никто не заметил постепенного отступления персов.
Неожиданно началось их повальное бегство. Конная армия бежит куда быстрее
пехоты. Где-то на правом фланге фракийцы и агрианегорцы Александра еще
бились с наседавшими согдийцами и массагетами, а главные силы персов уже
бежали на юго-восток мимо левого крыла македонской армии. Александр
приказал Пармению и Леонтиску, как наиболее потрепанным в битве, остаться
на поле боя, собирая раненых и добычу, а сам с частью резерва помчался
преследовать бегущих. Измотанные страшной битвой воины смогли гнаться за
ними лишь до реки. Полководец сам остановил погоню, которая хотя и не
уничтожила отступавших, все же заставила их в панике побросать все
сколько-нибудь отягощавшее лошадей. Военная добыча оказалась еще большей,
чем при Иссе. Помимо ценностей и оружия, одежд, палаток и великолепных
тканей, македонцы впервые захватили боевых слонов, колесницы с
серпообразными ножами, шатры из белого войлока, изукрашенные серебром.
Не давая времени отпраздновать победу, Александр после пятичасового
отдыха устремился дальше к югу, приказав Пармению идти позади со всем
колоссальным обозом и пленниками. Тут-то Леонтиск и свалился от истощения
сил. Но Дарий пошел не на юг, к главным городам своего царства, а убежал
на северо-восток, в горы. Вторично Александр наткнулся на его брошенную
колесницу и оружие, но не стал преследовать его в лабиринте хребтов и
ущелий, а повернул на юг к Вавилону, Сузе и Персеполису, дав армии
несколько дней отдыха и распределив добычу. Птолемея отправили с отрядом
на разведку, и тогда он попросил Леонтиска послать за Таис.
- Пармений хотел оставить меня в лагере раненых на отдых, а я приехал
сам!
Таис подъехала вплотную. Всадники соприкоснулись коленями. Обняв
могучие плечи Леонтиска, она притянула его к себе для поцелуя. Начальник
конницы поспешно оглянулся и слегка смутился, встретив насмешливую улыбку
афинянки.
- Побаиваешься Эрис?
- Смешно, но ты права! Ее взгляд так упорен и немилосерден, что в
душе возникает какой-то не то чтобы страх, но...
- Скажи: опасение, - засмеялась Таис.
- Именно так! Боюсь не кинжала в прическе и не изящного ножичка для
распарывания живота, который она прячет за браслетом, боюсь ее самой.
- А я боюсь только, что она устанет с непривычки верхом.
- Ты всегда возишься со своими рабынями больше, чем они с тобой!
- Как же иначе? Я хочу, чтобы они не оставались мне чужими. Разве
можно, чтобы меня касались злобные пальцы и смотрели ненавидящие глаза?
Это принесет болезни и несчастье. Ведь люди живут в моем доме, знают
каждый час моей жизни!
- Ты говоришь - люди! А множество других эллинок сказали бы: варвары,
и предпочли бы в обращении с ними шпильку, палку, а то и плетку.
- Ты сам попробовал бы плетку на Гесионе?
- Конечно, нет! Гесиона знатная эллинка и очень красива. На столько,
чтобы заставить менее прекрасную, чем ты, хозяйку мучить ее.
- А что ты знаешь о достоинствах других, ну той же Эрис?
- Собьет она спину Боанергосу, тогда...
- Не собьет! Эрис поклялась сидеть как надо.
- Устанет, ехать далеко!
- Я смотрю за ней. Но расскажи мне еще о битве! Если я поняла верно,
то ошибка Дария в том, что он напал на вас сразу всеми силами. Персидская
армия стеснилась так сильно, что не смогла сражаться как надо. А если бы
он этого не сделал? Как пошло бы сражение?
- Наверное, хуже для нас. Но я не Александр, он нашел бы выход из
любого положения. Хотя... - Леонтиск задумался.
- Что ты хотел сказать?
- Я вспомнил один случай. Пленных вождей и начальников всегда
приводили к Александру. Он разговаривал с ними через переводчиков,
расспрашивал главным образом о том, как оценивают они свое поражение.
Молодой массагет, предводитель скифской конницы, связанный, несмотря на
рану, ответил на вопрос Александра коротко: персы поплатились за неумение
воевать!
"А ты бы сумел?" - с любопытством спросил победитель.
"С моими силами в пятьсот всадников смешно и подумать! Но обладай я
половиной царского войска, я покончил бы с тобой в два-три месяца".
"Каким образом?"
"Вооружил бы свою конницу тяжелыми луками. Засыпал бы твою пехоту
стрелами, не приближаясь на удар копья. Отряды прикрытия отражали бы твою
конницу, которой у тебя в семь раз меньше, я подсчитал".
"А что бы ты смог поделать со щитоносной пехотой?" - серьезно и
сурово спросил Александр.
"Когда она в строю - почти ничего! Можно нанести ей малый урон и так
понемногу, день за днем, месяц за месяцем. Но не может же она вечно стоять
в строю. Не знаю, успела бы твоя пехота унести ноги за Евфрат, так и не
завязав большого решающего боя".
Александр помолчал и спросил, загораясь гневом:
"Так вы воевали с персами двести лет назад, когда убили их царя
Кира?"
"Я не знаю. Если ты сам думаешь так, тем лучше", - гордо ответил
массагет.
Александр пристально разглядывал скифа и наконец сказал, обращаясь к
окружавшим его военачальникам:
"Он умен и смел и потому очень опасен! Но он - дитя! Кто же
раскрывает опасную тайну, стоя связанным перед победителем? Убейте его, и
без промедления!"
- И убили? - тихо спросила Таис.
- Тут же! - ответил Леонтиск.
Долгое время они ехали в молчании. Изредка Таис оглядывалась на Эрис,
мерно покачивающуюся на иноходце в стороне от воинов, которых она
дичилась. Природа покровительствовала любимице Афродиты. К полудню небо
закрылось туманной мглой, не сулившей дождя и не позволившей солнцу
свирепствовать и наказать путников за поздний выезд.
В зеленой травянистой долинке, в тринадцати парасангах от переправы,
для Таис был поставлен легкий шатер. Воины, расседлав и стреножив лошадей,
устроились как попало, разостлав свои хламиды прямо на земле, не боясь
скорпионов и больших прыгающих пауков-фаланг, внушавших Таис омерзение и в
Элладе, где они куда мельче.
Укрывшись в шатре, гетера принялась разминаться от долгого перехода.
От тряской рыси Салмаах у нее заболели отвыкшие от напряжения ноги. Вошла
Эрис, неся воду для омовения. Она держалась так прямо, что напомнила Таис
девушек на Празднике Кувшинов, справлявшемся в Афинах на второй день
Антестериона - Празднества Цветов. Чуткая афинянка заподозрила неладное,
велела Эрис раздеться и ахнула. Нежная кожа на внутренних сторонах бедер
вздулась и покрылась ссадинами, икры и колени распухли а большие пальцы
ног кровоточили, стертые о потник. Девушка едва держалась на ногах. Только
уступая категорическому приказу хозяйки, она отдала сосуд с водой и
опустилась на расстеленный для нее самой ковер.
- Не бойся, госпожа, спина лошади невредима!
- Зато ты искалечилась, - сердито сказала Таис и вышла, чтобы найти
среди вещей лекарства и ткань для повязок. Целебная египетская мазь
уничтожила боль. Эрис уснула почти мгновенно. Таис вымылась и, освеженная,
пошла к небольшому костерку, где уже расселись Леонтиск с лохагосом и
старшим из десятников в ожидании шипевшего на угодьях жаркого. По ее
просьбе привели Боанергоса. Тессалийцы тщательно обследовали спину коня.
Эрис сдержала слово, однако для Таис стало очевидным, что второй половины
пути девушка не вынесет или, принимая во внимание ее огромную физическую и
духовную крепость, выдержит, но повредит драгоценную лошадь. Гетера решила
устроить Эрис на одну из повозок, которые должны были догнать отряд ночью.
Когда афинянка вошла в свою палатку, Эрис очнулась. Таис объявила, что ее
повезут отсюда вместе с За-Ашт. Черная жрица ничего не ответила, но
отказалась от пищи. Гетера уснула крепко и беззаботно, как давно уже не
спала. Ее разбудил Леонтиск, позвавший к утренней еде - куску соленого
сирийского сыра и горсти очень вкусных, почти черных фиников. Лошади
стояли поодаль, уже взнузданные и покрытые потниками. У повозок люди еще
спали, и Таис не стала будить финикиянку. Поискав глазами Эрис и не найдя
ее ни у лошадей, ни у повозок, она недоуменно спросила Леонтиска - не
видел ли он ее рабыни. За начальника конницы ответил лохагос, чему-то
улыбнувшийся:
- Эта черная сказала, чтобы я не тревожил тебя раньше времени. Она
просит тебя простить ее, но она не вынесет позора: ехать на повозке вместе
с финикиянкой!
- Так что же она сделала? - встревожилась Таис.
- Не беспокойся за нее, госпожа. С такой фармакис (колдуньей) ничего
не случится. Просто она убежала вперед и сейчас уже далеко.
- Когда она сказала тебе?
- За полсмены первой ночной стражи. Примерно шесть часов тому назад.
- Артемис агротера! Одна ночью на безлюдной тропе, среди шакалов и
гиен. К тому же совсем разбитая дневной ездой?!
- Ничего не случится с твоей черной! Как пустилась она бежать! Я
смотрел ей вслед - бежит не хуже иной лошади!
Леонтиск принялся хохотать. Таис озабоченно покусывала губы,
крепилась и вдруг тоже облегченно прыснула, почему-то уверенная, что
приключения Эрис кончатся хорошо.
И действительно, они нагнали беглянку всего в двух парасангах от
конечной цели путешествия. С низкого увала, откуда начинался спуск в
широкую долину притока Евфрата, Таис увидела вдали бегущую Эрис. Белый
хитониск выше колен - ее единственное одеяние - развевался попутным
ветром, замотанная черной тканью голова гордо поднята. Черная жрица плавно
покачивалась, и видно было, что она знает приемы ровного, продолжительного
бега. Таис пожалела, что не увидела, как она бежала ночью, под поздней
луной, подобная бесстрашной богине, самой Артемис. Слегка суеверное
отношение к своей новой служанке овладевало гетерой.
Таис с Леонтиском быстро догнали Эрис и велели сесть на Боанергоса.
За ночь и полдня Эрис пробежала около четырнадцати парасангов, и, странное
дело, ее вчерашние раны закрылись и были почти незаметны. Она успела
отдохнуть около четырех часов под кустом тамариска, пока ее догнали
всадники, и только истертые сандалии показывали, какой путь она
преодолела.
Таис так обрадовалась, что обняла черную жрицу, которая не ответила
на ласку, только странная дрожь пробежала по всему ее крепкому,
